Хилари щелкнула его по пояс и, как она и сказала, слегка не в фокусе.

Но его наверняка узнал бы каждый, кто с ним встречался. Ярдли смотрел вперед, не в камеру, и нес под мышкой белый сверток. Даже на расплывчатой картинке неуступчивое выражение придавало чертам лица силу и твердость; он производил впечатление человека напористого и решительного. Наверное, Ярдли мог бы мне понравиться, если бы мы встретились при других обстоятельствах.

— Ты отнесешь карточки в полицию? — поинтересовалась Хилари.

— Не знаю. — Я задумался. — Ты можешь одолжить мне негативы, чтобы напечатать побольше фотографий?

— Выбери, какие тебе нужны, и возьми их, — сказала она.

Я так и поступил, и мы еще посидели за чашечкой кофе.

— Надеюсь, — промолвила она, — что ты один или два раза вспоминал о... том времени, которое мы провели вместе.

— Да.

Она взглянула на меня с улыбкой в глазах, спрятанных за стеклами очков.

— Ты сожалеешь об этом?

— Нет, конечно. А ты?

Она покачала головой.

— Возможно, еще рано судить. Но мне кажется, это изменит всю мою жизнь.

— Каким образом? — спросил я.

— У меня такое ощущение, словно ты высвободил во мне огромный запас интеллектуальной энергии. Меня подавляло осознание невежества и даже неполноценности. И оно ушло. Я чувствую себя ракетой, заправленной горючим и готовой к запуску.

— Куда? — спросил я. — Выше поста директрисы?

— Ничего определенного, что имело бы материальное выражение. Но моя школа сделается лучше, а кроме того, существуют такие вещи, как власть, влияние и признание в политических кругах.

— Мисс Пинлок станет великой силой в стране.

— Ну, это мы еще посмотрим, — сказала она. Я мысленно вернулся к тому времени, когда мне было восемнадцать лет и я впервые переспал с девушкой. Большим облегчением было узнать наконец, о чем же так много говорят все вокруг, но я не припоминал, чтобы почувствовал какой-то особенный прилив энергии. Возможно, опыт пришел ко мне слишком легко и слишком рано. А, вернее, я никогда и не обладал могучим потенциалом Пинлок.

Я оплатил счет, и мы вышли на улицу. Стояла прохладная апрельская погода, как и всю последнюю неделю, и Хилари зябко поежилась в своем пальто.

— В том и состоит беда теплых, уютных гнездышек... жизнь не щадит вас, когда вы их покидаете.

— В аллегорическом смысле?

— Разумеется.

Мы двинулись обратно к конторе по Хай-стрит, вдоль вереницы магазинов. У дверей люди сновали туда и сюда, словно пчелы у отверстия улья. Привычная картина уличной жизни после трех последних недель казалась легкомысленной и нереальной.

Мы поравнялись с банком: так получилось, но ни я лично не хранил там свои деньги, ни наша фирма не пользовалась услугами этого банка, но он занимался делами многих наших клиентов.

— Ты не могла бы подождать секунду? — спросил я. — На этой неделе мне пришла в голову парочка идей... просто хочу кое-что проверить.

Хилари улыбнулась, с готовностью кивнула и без лишних слов осталась ждать, когда я отправился с кратким визитом в банк.

— Как ты? — спросил я, снова присоединившись к ней.

— Прекрасно, — ответила она. — Где тебя держали в том фургоне?

— На складе. — Я сверился с часами. — Хочешь посмотреть? Я бы взглянул на него еще разок.

— Хорошо.

— Моя машина стоит за конторой.

Мы пошли дальше, мимо маленького симпатичного магазина одежды. Я бесцельно скользнул взглядом по витрине, сделал еще два шага и остановился.

— Хилари...

— Да?

— Я хочу сделать тебе подарок.

— Не будь смешным, — сказала она.

Она громко возражала по пути в магазин и умолкла, лишь взглянув на то, что я предлагал ей носить: вещь, которую я заметил на витрине, длинное вызывающее алое манто.

— Примерь, — попросил я.

Качая головой, она сняла унылое твидовое пальто и позволила продавщице набросить себе на плечи яркое просторное одеяние. Она стояла неподвижно, пока девушка застегивала пуговицы и поправляла элегантный воротник. Посмотрела на себя в зеркало. Гадкий утенок превратился в лебедя, подумал я.

Простоватая женщина преобразилась. Она выглядела величественно и роскошно, тонкая красная шерсть ниспадала эффектными складками на ее высокой фигуре.

— Ракеты, — сказал я, — приводят в движение пламя.

— Ты не можешь купить мне это.

— Почему нет?

Я выписал девушке чек, и Хилари, наверное, впервые в жизни лишилась дара речи.

— Не снимай его, — сказал я. — Тебе необыкновенно идет.

Продавщица упаковала старое пальто в пакет, и мы продолжили наш путь в контору. Люди оборачивались вслед мисс Пинлок, раньше они этого никогда не делали.

— Это требует мужества, — заметила она, поднимая подбородок.

— Как все первые полеты.

Она тотчас подумала о ночи в Кала Санта-Галдане: я увидел это по выражению ее глаз. Она улыбнулась про себя и расправила плечи.

Снаружи склад казался маленьким и ветхим, краска отслаивалась, словно белая короста, под которой проступали неровные серые шрамы. Дощечка, привинченная к стене, предлагала внаем 10.500 квадратных футов. Но надпись, поблекшая от времени, наводила на мысль, что желающие арендовать помещение не выстраивались в очередь.

Здание стояло на отшибе, в конце боковой дороги, которая теперь никуда не вела — после закрытия железнодорожной ветки и дальнейшей массовой реорганизации транспортной сети, строительства новых автомагистралей и дорожных развязок.

В большой двери на роликах имелась маленькая дверца, и обе открыты.

Точнее, замки были, по-видимому, когда-то сорваны, и это произошло давно.

Расщепленное дерево вокруг сломанных запоров успело посереть под воздействием атмосферы.

Я распахнул перед Хилари маленькую дверь, и мы вошли внутрь. Дверь с шумом захлопнулась за нами; темнота иногда ослепляет не хуже яркого света.

Я отворил дверь и подпер ее камнем, но и тогда глубокие тени по углам не рассеялись. Понятно, почему хулиганы ограничились только взломом дверей.

Толстенный слой пыли покрывал все, что находилось внутри; при малейшем прикосновении в воздух поднималось удушливое облако.

Звуки мгновенно заглушались; создавалось впечатление, будто высокие, заплесневелые груды хлама помещали любые отголоски на расстоянии менее ярда. Очутившись на маленьком пятачке посередине вклада, я прокричал:

«Эгей!», и ощущение было таким, словно крик застрял у меня в горле.

— Здесь холодно, — заметила Хилари. — Холоднее, чем снаружи.

— Наверное, что-то случилось с вентиляционными шахтами, — сказал я.

— Сквозняк затягивает в помещение пыль и снижает температуру.

Наши голоса не получали никакого резонанса. Мы прошли немного вперед, к тому месту, где стоял белый фургон; рядом с ним огромной темной массой расстилался брезентовый чехол.

Наши глаза постепенно привыкли к полумраку, и мы заглянули в машину.

Полиция забрала канистру с водой и сумку с сыром, и фургон был пуст. Тесный кузов. Грязный и неуютный.

— Ты провел в нем почти неделю! — недоверчиво воскликнула Хилари.

— Пять ночей и четыре с половиной дня, — уточнил я. — Не будем преувеличивать.

— Не будем, — сухо откликнулась она. : Мы простояли минуты две, разглядывая фургон, и безжизненность и холод этого помещения начали действовать на нас угнетающе. Я слегка вздрогнул и пошел прочь, к выходу, на свежий воздух. Хилари последовала за мной и отшвырнула носком камень, послуживший дверным упором. Облупившаяся дверь со стуком захлопнулась.

— Ты хорошо спал прошлой ночью? — грустно спросила она.

— Нет.

— Кошмары?

Я посмотрел на серое, пасмурное небо и с наслаждением вдохнул полной грудью.

— Так... сны, — сказал я.

Она сглотнула.

— Почему тебе захотелось, вернуться сюда?

— Узнать имя агента по продаже недвижимости, у которого числится в списках этот склад. Оно написано на доске на стене. Я мало что замечал вокруг, когда полиция увезла меня вчера отсюда.