— Валентин Шаповалов не собирался уходить? — спросил Злобин.

— А-а-а, — протянул Груздь, — вон оно что… Странно, что УСБ этим делом занялось.

— Ну мне-то все равно, с чего начинать.

Груздь согласно кивнул. Как и рассчитывал Злобин, версия, что на деле пропавшего следователя УСБ всего лишь проверят новенького, показалась ему вполне приемлемой.

— Хочешь услышать, каким он парнем был, Андрей Ильич?

— Конечно. Но сначала прими меры, Григорий Валерианович. По моим данным, милиция до сих пор не возбудила дело. А трое суток прошло.

Груздь тяжело засопел, из-под воротничка по лицу растеклась багровая краска. Он отъехал вместе с креслом к углу стола, на котором стояли в ряд телефоны. Снял трубку.

— Груздь говорит. Пака мне, срочно! Хоть из-под земли достань!! — Он отстранил трубку и обратился к Злобину, снизив обороты: — Знаешь же, какие отношения сейчас с ментами. «Разборки в Бронксе», а не отношения. Нажму на Пака, но, один черт, больше одного опера он не выделит.

— Хотя бы розыскные карточки по всем отделениям и вокзалам развезет, и на том спасибо, — подсказал Злобин.

— Резонно, — солидно согласился Груздь и сразу же зарычал в трубку: — А-а, Леша, опять мышей не ловишь!.. Как кто? Конь в пальто! Груздь тебя от дел отрывает. И тебе здравствуйте.

Глупый вопрос: ты дело по Шаповалову возбудил?.. Что значит, мама не заявляла?! Я, блин, этому пацану и мама, и папа! — Он отдышался и продолжил умиротворенным голосом: — Пак, дружище, опыт мне подсказывает, что твой опер с делом через пятнадцать минут будет у меня на проспекте Мира. Я прав?.. Ну то-то и оно. Пока!

Он бросил трубку. Поскреб голову.

— Черт, замотался совсем. Хорошо, что у мозга две половины. Одной думаю, куда Валька запропастился, другой — кому его дела распихать. Вот так и живем, Андрей Ильич.

— Первую проблему я с тебя сниму. С этой минуты розыск Шаповалова курирую я. Не дело это, чтобы прокурорские без вести пропадали. Так мне начальство заявило, и я с ним согласен.

Груздь нахмурил густые кустистые брови, отчего его глаза в узких щелках век, и без того маленькие, стали едва видны.

— Розыск! Какой, на хрен, сейчас розыск! — проворчал он. — Вот в царской России, я читал, практически ни одного бесхозного трупа не было. На каждый неопознанный трупешник лично выезжал урядник, ставил на охрану городового, а следом прибывал судмедэксперт. Описывали бедолагу по Ломброзо[12] и карточку с нарочным прямо в Петербург отсылали. А там, в канцелярии розыскного отдела, барышни сводили данные описания трупа с розыскными карточками. Будь он хоть житель Владикавказа, пропавший три года назад и погибший где-нибудь в Бурятии, опознают и дело о пропаже с места жительства закроют. По качеству розыска пропавших без вести Россия держалась на первом месте. Заметь, без всяких компьютеров.

Злобин изобразил на лице полное понимание и сочувствие. Сам же решил, что Груздь попросту уводит его от основной темы.

— Ты хотел в двух словах охарактеризовать Шаповалова, — напомнил он.

Груздь допил кофе, затянулся сигаретой, медленно расплющил ее в пепельнице и лишь после этого произнес:

— А больше двух слов и не получится.

— Как же так, человек у тебя три года прослужил! — удивился Злобин.

— Я сам в должности всего год. Из городской на усиление перебросили, — парировал Груздь. — Что о нем сказать? Нормальный следователь. Середнячок, звезд с неба не хватал, но и дела не заваливал. Главное, по срокам к нему претензий не было. Сейчас, сам знаешь, что в изоляторах творится. Душегубки, а не камеры. Мрут подследственные, как мухи. Просто эпидемия острой сердечной недостаточности какая-то. Ну я и гоняю следаков за сроки. Месяц — и в суд, месяц — и в суд. Пусть он после приговора за ГУИН[13] числится, чем неосужденным помрет. Согласись, глупо закрывать дело ввиду смерти подозреваемого. Вот я и гоняю за сроки. Только волю дай, тогда вообще ни одно дело не расследуется до конца. Кофе хочешь?

— Нет, спасибо. Ты уже прикинул, что с ним могло произойти?

— В моргах нет, это точно. — Груздь налил себе кофе. Поморщившись, сделал глоток. — Остальное — фантазии.

— Загул, запой возможны? — не отстал Злобин.

— Если загул с девочками, то вряд ли. Не замечалось за ним такого. А это дело, — Груздь щелкнул себя по складке под подбородком, — вполне возможно. Пил, правда, не больше других. И не в рабочее время.

— Но сломаться от стресса мог, — заключил Злобин. Груздь попросту тянул время, в этом он уже не сомневался. — Как он отреагировал на отстранение от работы?

— А-а-а, вон куда клонишь! — Груздь помешал ложечкой в чашке. — Думаешь, психанул пацан и ушел в штопор?

— Меня не интересует, кто что думает. Меня интересует факт. Как Шаповалов отреагировал на отстранение? И с чем оно было связано? — Злобин перешел на прокурорский тон.

Груздь со вздохом отставил чашку.

— Отстранили мужики из городской прокуратуры. Заявились с проверкой, обшмонали сейфы у следаков. У Вальки нашли патроны. Две упаковки револьверных патронов. Бесхозные. — Он поднял глаза на Злобина, дожидаясь его реакции.

— Незаконное хранение? — догадался Злобин. — И как он отреагировал?

— На конфискацию отреагировал с улыбочкой. Не как нокаутированный. Знаешь, как арестованный улыбается? Вот-вот. А так, с хитринкой.

— И как он все разъяснил?

— А никак, — издал короткий смешок Груздь. — Сказал, что показания даст в рамках возбужденного уголовного дела и в присутствии адвоката. Ход грамотный, согласись. Как раз вышло разъяснение Конституционного суда о праве свидетеля на адвоката. Насчет дела тоже грамотно. Служебное расследование — не уголовный процесс, можно рта и не раскрывать.

Последняя фраза была камнем в огород Злобина. Действительно, правовых оснований для служебного расследования в законах не было, и деятельность в изобилии народившихся служб собственной безопасности, мягко говоря, была сомнительной. Во всяком случае, любой, вызванный на допрос в подобную службу, имел полное право не отвечать на вопросы.

— Будет молчать — уволят, — подсказал вероятный ход развития событий Злобин.

— Вот я его и отстранил. Кусая локти, между прочим! — неожиданно вспылил Груздь. — Работать некому, хоть вешайся.

Злобин спрятал улыбку. По его мнению, данный вид самоубийства Груздю не светил, такую тушу не выдержал бы даже стальной трос.

Груздь бросил взгляд на часы.

— О, все! В суд пора.

— Это в двух шагах, — показал знание местной географии Злобин. — Еще на секунду задержу, не больше. Григорий Валерианович, дай распоряжение передать для ознакомления все дела, что вел Шаповалов. Ну, скажем, за последний месяц.

Груздь нахмурился. Лицо заметно потяжелело. Он явно не горел желанием пускать в свой огород чужака из столь серьезного управления Генпрокуратуры. Если Шаповалов что-то напортачил в бумагах, — а кто не без греха? — то отвечать придется ему, Груздю. Недосмотрел, недобдел, недоучил…

— Для очистки совести, не более того, — постарался подсластить пилюлю Злобин. — Вряд ли на парня наехали из-за дел, что он вел. Конфликтов же не было, так?

— Да был один эпизод, — задумчиво покачал головой Груздь. — С полгода назад. Поцапался Валька на выезде с одним конем в пальто из ГУВД. Но проблему давно разрулили. Нет, оттуда вряд ли ударили, — заключил он.

— Поймаем, спросим, — усмехнулся Злобин.

— А? — удивился Груздь.

— Один опер в Калининграде так шутил, — пояснил Злобин. — Сидим, версии прокручиваем, а он только кивает. А как его мнение спросишь, он плечами пожмет и говорит: «Поймаем, спросим».

Груздь только хмыкнул. Шутку явно оценил, а вот желания посмеяться в голос Злобин у него не заметил.

Злобин занял рабочий стол Шаповалова. Комнатку пришлось делить еще с одним следователем, одногодкой Шаповалова. Парня он привлек к процедуре открытия сейфа Шаповалова, пришлось составлять акт и ставить подпись, и теперь он из своего угла время от времени бросал на Злобина взгляд затравленной мыши.