У грусти четырехугольной

Нет оправданий никогда.

И в ткани памяти застольной

Всегда присутствует беда.

Не понимая абсолютно

Метафизических причин,

Все дышишь музыкою смутной,

Да бредом странных величин.

И настроенья перепады

Рождают темные слова

А люди наважденьям рады,

Потокам злого волшебства,

Текущего с больною кровью

Одной пылающей рекой…

Что начинается любовью,

А завершается тоской.

Устав от жизни аллергической,

И от бессмыслицы устав,

Все метишь меткой иронической,

И вязким ароматом трав.

Душа опять забавно мечется,

Легко теряется в степи,

О неизбежное калечится…

Ей больно, ну а ты терпи…

Вот-вот окончится дыхание,

И ни за что не разгадать,

Зачем летят воспоминания

Туда, где смерти благодать?

Фокусник — вот твой последний сеанс,

Ты балансируешь вечно на грани:

Это твоей бесконечности транс,

Это фрагменты из воспоминаний.

Лечит-калечит тоска-красота,

(Или все страхи опять осмелели?..)

Вдруг успокоит дороги верста:

Зимние запахи заледенели.

И приближается тихо ничто,

Снегом безумия лезет за ворот.

Ты, как всегда, поправляешь пальто,

Хочешь сменить опостылевший город.

Но этой шутке не будет конца —

Здесь никогда не становится пусто!

Вот потому-то и бьются сердца

И превращаются в горечи сгусток.

Бег лучших слов останови:

Кругом пугающий разлад.

Все, что стояло на крови,

Сейчас соскальзывает в ад.

Дробятся лица, годы, сны,

Накатывают волны зла.

И ненавистны и смешны

Эпохи лживой зеркала.

Судьба нелепая бредет,

К себе притягивая боль…

Хотя ее в финале ждет

Забвенья мутный алкоголь.

Мне чудится, кажется, мнится,

Что весь этот сказочный блеск

С реальностью первой разнится —

Я чую иронии всплеск.

Я весь в ожиданьи подвоха

В своей искаженной душе:

Творит наважденья эпоха

На новом витке, вираже.

Все спрятано, связано, скрыто

И смешано с ложью речей.

Лицо мое скукой размыто

И пламенем черных ночей.

Я бредом кошмарным измотан,

И не удивляюсь, когда

Ко мне прикасается кто-то,

А сердце сжигает звезда.

И я по возможности прячусь

За спины своих двойников,

И в списках живущих лишь значусь,

Не ведая, кто я таков…

Кругом обреченные лица,

И идиотический быт…

И чудится, кажется, мнится,

Очерчена кем-то граница,

И проклят мой мир и забыт.