Послышалось шуршанье, кряхтенье и после некоторой паузы ответ:

— Ладно, подумаю.

— Спасибо, до свидания. — Мы не успели, спотыкаясь о камни, сделать и десяти шагов, как вдогонку нам понеслось:

— Эй, куда пошли? Ишь, тоже мне, умники нашлись! Читать, что ли, разучились?..

И только тут, присмотревшись, мы увидели надпись, нацарапанную на досках этого вместилища разума. Она лаконично гласила: «ДЕНЬГИ НА БОЧКУ!»

Прокруст полулежал в ложе, закинув ногу на ногу, и, покуривая дорогие импортные фимиамы с фильтром, рассматривал ногти на руках.

— Значит, так, — выговаривал он автору, поигрывая большим кухонным ножом. — Комедийка твоя ни к чёрту не годится.

— Трагедия, — вежливо поправил автор.

— М-да. Так вот, ни к чёрту, я сказал. Во-первых, длинна. Надо бы укоротить.

Держа нож за лезвие, он постучал им по парапету ложи.

— Несколько мест я бы вырезал. Да и выкинул. А вот в том месте, где про меня — наоборот, коротковато. Куцо ты про меня. Я ж тебя просил — подлиннее. А ты отписался. Это место, значит, растянуть.

— Давай сюда писульки-то, — взяв сценарий, он скомкал листы и засунул в карман заляпанного мясницкого фартука, одетого поверх дорогой туники.

— Так что давай, дерзай! Чтоб к завтрому было готово. И смотри у меня, не хитри! У! — сделав ложное движение, он пырнул ножом воздух перед животом автора. Тот вздрогнул и шарахнулся. — Га-а-а! — заржал Прокруст, довольный розыгрышем.

Назавтра Прокруст полусидел в ложе древнегреческого амфитеатра и сонливо смотрел на сцену, потягивая тягучий нектар через папирусную соломинку. Со сцены гулко доносились голоса актёров в масках.

Позёвывая, Прокруст слушал. В ложе он был один.

Театр был пуст.

— Уиа уывихи оквакав!

Демосфен стоял на берегу моря и вопил куда-то вдаль, размахивая руками, словно потерпевший бедствие и выброшенный на остров мореплаватель при виде проплывающего мимо корабля.

— Чего-чего? — переспросил я его.

— Уйя, вывихи от раков! — повторил он, скрежеща чем-то во рту.

— Не понял.

Демосфен выплюнул изо рта в горсть камешки, вытер платочком чувственный рот и, поправив галстук, повторил внятно:

— Я — великий оратор.

— Допустим. А что ты делаешь здесь? Кормишь рыб своими речами?

— Никаких рыб я не кормлю, — обиделся Демосфен. — Просто я тренирую дикцию, артикуляцию и жестикуляцию. Для этого я набираю в рот камней и стараюсь перекричать шум моря.

— Э, брат, никакой ты к чёрту не оратор. Вот если бы наоборот!

— Это как же? — заинтересовался Демосфен.

— Ты, брат, попробуй-ка набрать в рот воды и говорить, когда перед тобой одни камни!

Заглянул я тут как-то в царство Аида.

Не то, что бы совсем, а так, в щёлочку. И вижу такую картину.

Среди прочей компании друзей и знакомых — любопытная сценка.

Тантал.

Он, как вы помните, кушать очень хочет, как из ружья, а ему не дают.

Воды до подбородка. Наклоняется испить: её — раз! — и нету. Фрукты свисают, туши разные, окорока, дичь. Он руку протянет — раз! — ничего нету!

Вот ужас-то.

Вокруг вроде всё есть, а жрать нечего.

Посмотрел я, как там у них, — смотрю, как же у нас.

И ведь любопытно получается. Всё наоборот!

Посмотришь — вокруг вроде ничего нет. В магазинах — шаром покати. Мамай прошёл.

А протянешь руку — раз! — на столе всё есть.

И жрать-то вроде нечего, а все сыты. Откуда же всё берётся?

Над этим вопросом я сейчас и мучаюсь.

Вот муки-то!

— Так-так! Пройдёт! Сюда его! А ну, ещё чуток!..

Троянцы тащили деревянного коня, битком наби того громыхавшими оружием греками.

— Хорош подарочек!

— Данайцы удружили!

— Красавец!

— Коняга!

— А ну-ка, чего это у него там внутри лязгает? Не было бы подвоха. Загляни-ка ему промеж зубов в пасть-то!..

— Чего глядеть, известное дело, деревяшка как деревяшка...

— Ну ладно, бог с ним. Айда по домам! Спать...

Бедные троянцы.

Хитрые греки. Знали, что дарёному коню в зубы не смотрят.

Таща на себе тяжёлый крест, Христос поднялся на гору.

— Скажите, это Голгофа? — спросил он сидящего там бородатого человека.

— Нет, это Олимп, — ответил тот и сердито метнул молнию.

(выберите наиболее подходящий для себя вариант)

— Добрый день! (утро, вечер, ночь, полярный день, полярная ночь, полярное утро, полнолуние, новолуние, полугодие, рукоделие, словоблудие).

— Не правда ли, какой тёплый ласковый ветер (дождь, снег, град, цунами, землетрясение, извержение, падение метеорита, падение нравов, рождаемости, падёж скота, «падёшь со мной?»)

— А вас зовут Ира (Клава, Авдотья, Марфа, Гликерья, Фёкла, Эльвира, Эрика, Моника, Паника, пани Моника, Ванька-Встанька, Электроника, Рейганомика)?

— Дайте мне ваш телефон (телеграф, телетайп, телевизор, пылесос, стиральную машину, соковыжималку).

— Позвольте пригласить вас на ужин (завтрак, обед, полдник, ланч, файф-оклок, аперитив, стипль-чез, плексиглаз, лейкопластырь, кингстон, писсуар, противогаз).

— У меня есть два билета на вечерний спектакль (детский утренник, ночник, мальчишник, девишник, гадюшник, субботник, капустник, морковник, творожник, сырник, пряник, веник, джин-тоник).

— Это не вы отдыхали в прошлом году в Сочи (Сухуми, Батуми, Рице, Копа-Кабане, Варадеро, Ницце, Вени-Види-Вици, а вы девица?)

— А вы мне сразу понравились (не сразу, постепенно, погодя, не спеша, не всё сразу, не понравились, терпеть не могу, вон отсюда!)

— Вы к себе сразу как-то расположили (как-то насторожили, оттолкнули, напугали, подобрали, обогрели, подогрели, обобрали, подыграли, ободрили, подобрели, обыграли, ркацители, цинандали).

— А вам никто не говорил, какая вы красивая (любимая, дорогая, хорошая, отличная, неплохая, недорогая, импортная, возьму две).

— Вон стоит мой автомобиль (самолёт, пароход, паровоз, олень, верблюд, ишак, козёл, лопух, болван, кретин).

— Не подумайте, что я какой-нибудь уличный ловелас (дон-жуан, альфонс, фанфарон, бонвиван, моветон, пижон, жюльен, болван, балабон, балатон, бадминтон, металлофон, металлолом).

— Разрешите откланяться (отшаркаться, откашляться, отхаркаться, отфыркаться, оправиться, обделаться, отбрыкаться, окрыситься, отъездиться, наездница, прелестница, проказница, привратница, развратница, аукнется, откликнется).

Однажды Иванов, здороваясь за руку с Петровым, нечаянно открутил ему ухо и повалил в лужу, — всей семьёй, лицом вверх.

Петров затаил на Иванова зло.

Чтобы загладить неловкость, Иванов незаметно подложил ему на рабочий стол новенькую блестящую скрепку.

Петров сделал вид, что не заметил подарка.

Тогда Иванов переборол себя и при всех, в присутственном месте вручил Петрову клизму и надкусанный марципан.

Петров обозлился ещё больше.

Тогда Иванов за неделю натаскал и сложил у его двери мешок толокна, исландский свитер, чугунный маховик, трубку для плевания жеваной бумагой, просверленный пфенниг, дверцу от филипповской булочной, четыре садовых тяпки в промасленной бумаге, спичечную коробочку с жуком, сломанный гекзаметр, голую секретаршу и полтора куба крепкого дубового паркету, — позвонил в дверь и сел ждать, что будет. От нечего делать он стал сначала смотреть в окно, как по трамвайным путям пробивается к дому бронепоезд и эшелон с гвоздями, а когда всё утряслось, стал рассматривать свой язык: обложен он или не обложен.