Поскольку он никак не реагировал, не реагировал также никто другой из всего флота.

Но Коронин зачарованно смотрела на магические действия. В отличие от директора, чья нервозность позабавила ее, она знала, что это все было шоу, просто трюки. Румайу не были суеверны; по крайней мере, они не верили в дьявольское присутствие. Кроме того, она наблюдала подобную ловкость рук на Арктуре, где бродяги, изгои Федерации использовали трюки, чтобы развлекать знакомых и обманывать чужаков.

Но Коронин никогда не видела ничего, похожего на номер Амелинды Лукариэн с исчезновением. Ее ассистент замотал ее веревками, запер электронные замки, и закрепил ее внутри ящика, и набросил на ящик покрывало, и двадцать три летуна подхватили тросы, прикрепленные к ящику, и оторвали его от земли. Когда они снова опустили его на сцену, он был пуста, а Амелинда Лукариэн выступила из-за сценической занавеси под бравурную музыку. Коронин одобрительно взвыла и даже похлопала бы, как это делали федераты, если бы ее руки не были скованы.

Загадка трюка Амелинды так заинтриговала Коронин, что едва ли она обратила внимание на остальные номера представления.

И ей пришла в голову идея.

Аплодисменты в конце выступления Линди звучали слабо, поскольку хлопала ей только команда «Энтерпрайза», которую флотский персонал превосходил по количеству в пропорции один к трем. Линди покинула сцену, ошеломленная реакцией толпы. Она никогда не нервничала сильно на сцене, но после этой борьбы с аудиторией пот с нее просто градом катился. Чеснашстеннай и остальные из группы охотничьего танца скользнули мимо нее к сцене.

– Ногу сломишь, – сказала Линди.

– Не хочешь ли ты сказать, чтоб мы поостереглись, чтобы публика нам ноги не повыдергивала? – Чеснашстеннай вспрыгнул на сцену.

В этот момент вернулся «исчезавший» мистер Спок.

– Я сейчас умру, – сказала Линди. – Мистер Спок, – вы понимаете, что происходит? Не могу же я быть настолько плоха, – ведь команде с «Энтерпрайза» нравится?… Может, они это просто из вежливости?

– Я могу только предложить гипотезу, – сказал Спок. – Директору, по всей видимости, не нравится то, что он видит.

– Но ведь никто не аплодировал!

– Он не аплодирует – так что и никто из его подчиненных не аплодирует тоже.

– Вы сначала тоже не аплодировали – это никого на «Энтерпрайзе» не остановило.

– Линди, – сказал Спок, – в отличие от директора, у меня нет власти над жизнью и смертью кого-либо на моем корабле.

– О.

– Я полагаю, мы имеем дело с межкультурным недопониманием. Это прискорбно; но поделать ничего нельзя, кроме как продолжать.

– Да. Представление должно идти своим чередом, – сказала Линди.

Точно; так оно и шло: прямиком под горку, насколько это возможно в амфитеатре. Либо директору так не понравился номер Линди, что он распространил свою неприязнь на все представление; либо ему не нравилось вообще все.

Уровень морали за кулисами был невысок.

Джим наклонился к директору.

– Вам нравится представление? – прошептал он.

Директор гневно воззрился на него.

– Ваша цивилизация, если ее вообще можно почтить этим термином, находится в глубоком упадке.

И он высокомерно отвернулся.

На антракте Джим отправился за кулисы. Линди старалась не выглядеть расстроенной, но ей это не слишком удавалось.

– Я просто зашел, чтобы… – Джим умолк. Говорить, что он хотел поддержать ее, было не очень тактично.

– Чтобы оказать моральную поддержку? Спасибо, Джим… Мне она, пожалуй, нужна.

– Я боюсь, что как-то оскорбил директора своей речью, – сказал Джим. На самом деле он понятия не имел, что задело директора, но, в общем-то, это могла быть его речь. Поскольку Джим не сделал своей профессией произношение речей, как Линди и ее компания сделали своим образом жизни выступления, он с радостью готов был взять вину на себя.

– Ты так действительно думаешь? Честно? – Она внезапно вспыхнула. – Джим, прости, я так это сказала… мой тон…я не хотела.

Он улыбнулся.

– Я знаю. Все в порядке.

– Это, похоже, будет представлением из тех, что запоминаются

на всю жизнь, и потом о них рассказывают внукам – тогда это начинает казаться забавным. – Она горестно улыбнулась. – Лет через сто.

Маккой, стоя возле временного бара, протягивал директору запотевший серебристый бокал.

– Попробуйте это, – говорил он, – Это одно из высших достижений человеческой цивилизации.

Директор проверил напиток с помощью прибора, похожего на трикодер.

– Яда нет, – дружелюбно сказал Маккой. – Я врач, а врачам запрещено прописывать яд.

– Как странно, – сказал директор. – А как это называется?

– Это мятный джулеп. Смотрите, я тоже его пью. – Он отпил из другого запотевшего бокала.

Директор тоже отпил глоток. Директор немного подумал.

Можно пить, – сказал он.

– От него на груди растут волосы, – сказал Маккой.

Директор в ужасе швырнул бокал к ногам Маккоя. Колотый лед и

веточки мяты оказались на ботинках Маккоя. Директор быстрыми шагами пошел к своему креслу.

– А жаль, – сказал Маккой.

Джим заметил Алую, которая пробиралась по закулисью. Он подошел к ней.

– Алая, – сказал он. – А вам нравится представление?

Алая провела языком по чувствительным усикам.

– Оно очаровательно. Я буду рассказывать о нем своим внукам.

Джим широко улыбнулся.

– Да, так именно Линди и сказала. Но, может, твои внуки сами посмотрят его, или подобное ему.

– Не думаю, Джеймс.

– Почему? Алая…

Прозвучал сигнал и их разделили, потому что публика поспешила занять свои места.

В амфитеатре Хикару Сулу уныло опустился на каменную скамью. Он

знал, что он должен переодеться, но решил подождать до конца представления, – так, на всякий случай.

Капитан Кирк задержался возле него и улыбнулся.

– Мистер Сулу, вы либо не в форме, либо не с той стороны сцены.

– Мой выход отменили, – сказал Сулу.

– Очень жаль, – сказал капитан. – А может и нет, если подумать.

За кулисами Линди собрала в кулак все свое мужество и вышла на сцену, – объявить Стивена.

Линди полагала, что он просто фантастически приспособил свой номер к низкой гравитации. Тем не менее, директор и его люди продолжали хранить стоическое молчание. Только когда Стивен вынес на сцену факелы, они немного оживились.

Они, вероятно, надеются, что он спалит себе брови, – сердито подумала Линди.

Если и так, Стивен их разочаровал. Он жонглировал девятью факелами, начав бросать их в воздух один за другим, пока они все не закружились над ним одновременно, затем он начал подхватывать их по мере того как они падали, и выстроил из них огненное заграждение прямо перед собой. Он загасил их, опустил на сцену, стянул с головы синюю ленту, освободив волосы, и поклонился. Хотя все с «Энтерпрайза» долго и громко хлопали ему, со стороны людей директора донеслось лишь несколько возгласов одобрения.

– А я думал, что это вулканцам трудно угодить, – сказал Стивен Линди, когда спустился со сцены.

Линди заколебалась. Она осознала, что все это время избегала его, что вряд ли было честно по отношению к Стивену. Ей захотелось обнять его, но не хотелось ставить его в неловкое положение.

– Твой номер был просто потрясным, – сказала она.

– Я знаю, – сказал он. – Ты рада, что полпути мы уже проделали?

Линди не могла не засмеяться.

Филомела еле продержалась. Марцеллин вышел на сцену, неся с собой

свою незримо зримую вселенную. Однако для директора она явно осталась просто незримой.

И теперь оставались только мистер Кокспер – Линди невольно вздрогнула, – если они так невзлюбили другие номера, они же просто съедят Кокспера заживо, – и Ньюланд Рифт. Ньюланд им должен понравиться, подумала Линди. Не может не понравится! Если бы вот только с мистером Кокспером все обошлось без тухлых помидоров…

Но где, кстати, был мистер Кокспер? Он всегда появлялся в самую последнюю минуту. Он мог даже и не знать, что у них за несчастье с этим представлением.