Русские солдаты дрались до последних минут, а когда создалось безвыходное положение, то предпочитали смерть плену. В числе их был рядовой Поленов, который во время боя получил несколько тяжелых ранений и был прижат к обрыву ущелья.

Тогда он, «истощив в борьбе, с неприятелем последние силы, чтобы не отдаться в плен, бросился с крутой скалы…»

В то время как рядовые воины до конца выполнили воинский долг и вновь покрыли славой свои боевые знамена, многие высшие военачальники (Ментиков, Да-ненберг, Горчаков) окончательно скомпрометировали себя в глазах всей армии. Насколько Инкерман-ское сражение показало героизм русского солдата, настолько оно же явилось примером бесталанности николаевских генералов.

Владимир Иванович Истомин (1809-1855)

Неумелая организация командования, построение войск в сомкнутые плотные колонны, обусловившее значительное увеличение потерь от огня нарезного оружия противника, ввод в бой

войск по частям, отсутствие взаимодействия между основными отрядами на главном направлении, пассивные действия русской группировки на вспомогательном направлении, неиспользование больших резервов в сражении - все это привело к отступлению русских войск. Современники справедливо отмечали, что Инкер-манское сражение - это одно из тех сражений, которые были выиграны солдатами и проиграны генералами.

Несмотря на то что англо-французская армия смогла добиться успехов в сражениях при Альме, Балаклаве, Инкермане, общий исход боевых действий в Крыму был совсем иным, чем предполагали союзники. К концу октября 1854 г. они потеряли надежду взять Севастополь ускоренной атакой. Героическое сопротивление защитников Севастополя создало для противника обстановку, о которой не могли предполагать в Европе: вместо ожидавшейся быстрой победы, англо-французская армия была поставлена перед фактом продолжительной, затяжной войны.

Шли недели и месяцы, а борьба, под Севастополем, за которой внимательно следили во всех странах мира, продолжалась с неослабевающей силой. Такие сражения, как Альминское, Балаклавское, Инкерманское, были очень важными событиями в истории этой борьбы. Но не менее важными, хотя и менее заметными, являлись повседневные боевые дела севастопольского гарнизона.

Но именно эта повседневность напряженной боевой деятельности и составляла одну из характерных особенностей Севастопольской обороны, отличавшую ее от многих других военных событий прошлого.

«Это не такого рода война, - отмечал в ту пору журнал «Современник», - где битва сменяется битвой… Тут нужно мужество терпеливое, железное, которое без надежд, без обольщений видит смерть ежеминутно, прямо в глаза, день за днем, месяц за месяцем, в постоянных трудах и лишениях. Тут нужно не то восторженное геройство, которого едва хватает на двухчасовую битву в открытом поле, а закаленное, постоянное, не знающее ни отдыха, ни устали…»1

Вся Севастопольская эпопея являлась непрерывной артиллерийской дуэлью' между крепостной и осадной артиллерией. Не только во время крупных сражений и в дни так называемых общих бомбардировок (когда количество выпущенных снарядов составляло несколько десятков тысяч), но и в обычные, «заурядные» дни обороны продолжалась напряженная боевая деятельность севастопольского гарнизона. Ежедневно на город обрушивались тысячи вражеских снарядов. Иногда перестрелка стихала, затем вновь усиливалась. И так изо дня в день, из месяца в месяц.

В одну из таких обычных для Севастополя ночей одному из солдат было поручено сосчитать вражеские разрывные снаряды, выпускаемые по Севастополю; однако считавший дошел до двух тысяч и сбился со счета.

Севастополь, как отмечали современники, почти в течение года был в дыму и от пороховых зарядов при непрерывном обстреле из сотен орудий, и от пожаров, вспыхивавших в различных частях города.

При повседневном обстреле Севастополя в гарнизоне поддерживалась постоянная боевая готовность к отражению любых попыток врага: будь то общий штурм города, или частная атака одного из укреплений, или предварительная артиллерийская подготовка наступления. Защитники города всегда были настороже.

Методический и упорный обстрел Севастополя приносил гарнизону большие потери. Во время обороны бывали дни, когда потерь было меньше, чем обычно, но не было дней, когда их не было совсем. Каждый севастополец, независимо от места своего нахождения в городе и рода исполняемых занятий, находился в условиях фронтовой жизни. «Степени опасности при пассивном участии в обороне и при участии в боевых эпизодах, - писал участник обороны А. Вязмитинов, - почти сравнялись, Заурядные, самые мирные функции человеческой жизни заканчивались так же, как может закончиться участие в какой-нибудь отчаянной вылазке».

Каждый день Севастопольской обороны был ознаменован славными подвигами защитников города, причем многие из них считались настолько обычным делом, что никто в Севастополе не обращал на них внимания. Не щадя жизни, солдаты и матросы бросались на самые опасные участки борьбы, где от геройства одного зависела жизнь многих.

Боевое содружество солдат и матросов, совместно боровшихся с общим врагом, окрепло и закалилось под стенами Севастополя. С первых же дней обороны они вместе переносили все тяготы боевой жизни в осажденном городе, вместе сооружали укрепления, вместе отражали попытки врага овладеть Севастополем.

На бастионах города было необычайно развито чувство войскового товарищества. Во время одного из боев, например, матрос Е.Бульшин бросился на четырех вражеских стрелков, пытавшихся увести в плен русского пехотинца. Одного вражеского солдата Булынин оглушил прикладом, другого заколол штыком, третий убежал, а четвертого прикончил освобожденный от плена русский пехотинец.

Типичным, повседневным для осажденного Севастополя был отказ раненых и контуженых уходить со своих боевых постов на перевязочные пункты и в госпитали. В числе таких незаметных героев был, например, матрос С. Литвинов. Будучи контужен в голову, он не оставил своего орудия; через три дня он получил еще две раны, но, несмотря на боль, стоял на своем посту.