Из всего этого, возведенного в принцип, без труда можно вывести некоторые последствия, касающиеся того, что можно было бы назвать практическим использованием символов; но в этом отношении надо прежде всего рассмотреть более конкретно тот случай, когда оба противоположных аспекта принимаются соответственно в качестве «благотворного» и «пагубного». Мы должны сказать, что используем эти выражения за неимением лучших, как это мы уже делали и раньше; действительно, несообразно предполагать, что здесь допускается более или менее «моральная» интерпретация, тогда как в реальности ничего подобного нет, и что эти выражения должны пониматься в чисто «техническом» смысле. Более того, должно быть хорошо понятно, что «благотворное» или «пагубное» качество не прикреплено неким абсолютным образом к какому-нибудь из этих аспектов, поскольку оно, собственно, соответствует лишь специальному применению, к которому невозможно свести без различия любую, какую бы то ни было противоположность, и что в любом случае оно с необходимостью исчезло бы при переходе от точки зрения противоположности к точке зрения дополнительности, для которой такой тип рассмотрения абсолютно чужд. В этих границах и учитывая эти оговорки, такая точка зрения занимает свое нормальное место среди других; но именно из этой точки зрения или, скорее, из тех злоупотреблений, которым она дает место при интерпретации и использовании символизма, следует та разрушительная деятельность, о которой мы специально хотим здесь сказать, образующая одну из характерных «отметок» того, что, сознательно или нет, раскрывает сферу «контринициации» или оказывается более или менее под ее влиянием.

Это разрушение может состоять либо в приписывании «пагубному» аспекту, осознаваемому, тем не менее, как таковой, того места, которое нормальным образом должно принадлежать «благотворному» аспекту, в признании даже некоего господства над ним, либо в интерпретации символов в обратном законному смыслу значении, рассматривая как «благотворный» тот аспект, который в реальности является «пагубным», и наоборот. Однако следует заметить, что, учитывая только что нами сказанное, такая разрушительная деятельность может и не быть ясно видимой в представлениях символов, поскольку эти два аспекта не обозначены внешним различием, распознаваемым с первого взгляда: так, в изображениях, которые принято называть, впрочем, очень неточно, "культом змеи", часто априори бывает невозможно сказать, по крайней мере, если рассматривать только саму змею, идет ли речь об Agathodaimon или о Kakodaimon; отсюда многочисленные ошибки, особенно со стороны тех, кто, это двойное значение игнорируя, старается увидеть везде и повсюду лишь один только «пагубный» символ, как это и происходит уже довольно давно среди большинства западных людей;[128] то, что мы здесь сказали о змее, можно также применить к большинству других символических животных, по отношению к которым обычно привыкли, каковы бы ни были причины этого, рассматривать лишь один из двух противоположных аспектов, имеющихся у них в реальности. Для тех символов, которые могут занимать две противоположные позиции, и особенно для тех, которые сводимы к геометрическим формам, может показаться, что различие должно проявляться гораздо более четко; и тем не менее, фактически так не происходит, поскольку обе позиции одного и того же символа могут иметь законное значение, и при этом их отношение не обязательно будет «благотворным» или «пагубным», что есть, повторим это еще раз, просто одно из частных приложений среди прочих. В подобном случае важно знать, присутствует ли реально воля к «переворачиванию», как можно было бы выразиться, определенно противоречащая законному, нормальному значению символа; вот почему, например, использование перевернутого треугольника далеко не всегда есть знак "черной магии", как полагают некоторые,[129] хотя это и так в некоторых случаях на самом деле, а именно в тех, когда с ним связывается намерение, противоположное тому, которое выражается в треугольнике, вершина которого повернута кверху; отметим попутно, что такое намеренное «переворачивание» осуществляется также и со словами и с формулами, чтобы образовать что-то вроде мантры наоборот, как это можно констатировать в некоторых практиках колдовства, даже в простом "деревенском колдовстве", как оно еще существует на Западе.

Таким образом, ясно, что вопрос о переворачивании символов достаточно сложен и, мы бы даже сказали, достаточно тонок, так как для того, чтобы знать, с чем имеют дело действительно в том или ином случае, необходимо изучать не столько изображения, взятые, так сказать, в их «материальности», сколько те интерпретации, которыми они сопровождаются и с помощью которых объясняется то намерение, которое предшествовало их применению. Более того, самой опасной и самой умелой разрушительной деятельностью является, конечно, такая, которая не нарушает слишком явных особенностей, хорошо заметных любому, но которая деформирует смысл символов или переворачивает их значение, ничего не меняя в их внешнем виде. Но может быть, из всех самая дьявольская хитрость состоит в том, чтобы самому ортодоксальному символизму, такому, какой существует в подлинных традиционных организациях и, конкретнее, в инициационных организациях, которые как раз в подобном случае и имеются в виду, дать обратную интерпретацию, которая и является, собственно, свидетельством «контринициации»; и она не преминет воспользоваться этим средством, чтобы произвести смешения и двусмысленности, из которых она может извлечь определенную выгоду. В этом, по сути, и состоит весь секрет некоторых кампаний, очень показательных для стиля современной эпохи, проводимых против той или иной формы инициации в частности, при бессознательной поддержке людей, которые были бы по большей части удивлены и даже приведены в ужас, если бы могли отдать себе отчет в том, для чего их используют; к несчастью, иногда бывает так, что те, кто думает, что сражается с дьяволом, каких бы идей они при этом ни составляли себе, оказываются таким образом просто-напросто, без всякого сомнения, превращенными в его лучших слуг!

Глава 31. ТРАДИЦИЯ И ТРАДИЦИОНАЛИЗМ

Фальсификация всех вещей, являющаяся одной из характерных черт нашей эпохи, как мы уже говорили, не есть еще разрушение, собственно говоря, но она достаточно непосредственно участвует в его подготовке; и может быть, лучше всего об этом свидетельствует то, что можно назвать фальсификацией языка, то есть неправильное использование некоторых слов, искажающее их истинный смысл, использование, которое в некотором роде навязывается постоянным внушением со стороны всех тех, кто под тем или иным предлогом осуществляют определенное влияние на общественный образ мысли. Речь уже не идет только о том вырождении, о котором мы говорили выше, и благодаря которому многие слова утратили качественный смысл, которым они обладали вначале, сохранив только один количественный смысл; речь, скорее идет об «искажении», когда слова применяются к вещам, к которым они не имеют ни малейшего отношения и которые даже иногда противоположны тому, что они значат нормальным образом. В этом заключается, прежде всего, очевидный симптом того интеллектуального беспорядка, который царит повсюду в современном мире; но не следует забывать, что сам этот беспорядок нужен тому, кто скрывается за всем современным отклонением; как раз такая мысль приходит, когда видишь, как сразу со всех сторон возникают попытки незаконного использования самой идеи «традиции» людьми, которые хотели бы неподобающим образом приспособить то, что она в себе заключает, к своим собственным концепциям в какой-нибудь одной области. Разумеется, речь не идет о том, чтобы не доверять доброй воле тех или иных людей, так как в большинстве случаев это скорее всего простое непонимание; невежество большинства наших современников в отношении всего того, что на самом деле обладает традиционным характером, является столь полным, что этому можно даже и не удивляться; но в то же время необходимо признать также, что эти ошибочные интерпретации и невольные недоразумения слишком хорошо служат некоторым «планам», чтобы не спросить себя, не обязана ли их растущая «диффузия» какому-нибудь из тех «внушений», которые господствуют в современном умонастроении и которые всегда по существу стремятся как раз к разрушению всего того, что есть традиция в подлинном смысле этого слова.