Асмунд вдруг подумал, что он рад появлению Стемы. Мало ли что было в прошлом! И он окликнул Стему прямо из окна.

Тот явился сразу же. Но не вошел, а остановился у двери, глядя из-под длинной челки на увечного княжича. Поклониться не спешил, просто стоял, заложив пальцы за наборной пояс. И было в нем что-то такое лихое и независимое, смотрел он так весело и озорно, что Асмунд даже не заметил, как сам стал улыбаться.

– Сидишь, – почти насмешливо молвил Стема. – А я вот думал тебя на рыбалку покликать, как в былые годы.

Княжич в первый момент опешил. Издевается он что ли? Да как смеет! Ведь наверняка знает, что Асмунд калека. Видать, каким был непутевым и дерзким, таким и остался.

А Стема продолжал, будто не заметив, как пошло пятнами обычно бледное лицо хворого княжича:

– Пока река совсем не обмелела, думал порыбачить с тобой. Вот сейчас кликну Митяя, Дага или еще кого-нибудь, кто при тереме из наших остался служить, велю, чтобы отнесли тебя к челну. Ноги-то у тебя неподвижные, но в рыбной-то ловле лишь руки нужны да внимание. Так что же, Асмунд сын Эгиля, потешим душеньку, как встарь?

И Асмунд вдруг подумал, что такое вполне возможно, почему эта идея раньше не приходила ему в голову? А вот появился Стемка и все решил в единый миг. В нем было столько жизни, столько огня, что и Асмунд взбодрился.

День был полон ярких впечатлений. Асмунд полулежал на корме лодки, а Стема правил веслом. Светило солнце, плескалась река, порхали над водой легкие стрекозы. Клев был не очень хорошим, зато наговорились вволю. Асмунд поведал Стеме о том, как с ним случилось несчастье, как тяжело было поначалу. Стема слушал внимательно, не перебивая. Только и сказал позже, когда они уже возвращались: мол, ничего, рано или поздно встанешь на ноги, мы с тобой не только на рыбалку, но и на ловы под Гнездово поедем, а то и к девкам отправимся – без этого никак нельзя. Говорил все это Стема так убежденно, что Асмунд поверил, на душе сделалось хорошо… Позже, когда Стема внес княжича в его горенку и, усадив в кресло, удалился, Асмунд еще долго сидел и думал: скоро уже…

Но скоро ли? Он вдруг вспомнил, как вчера по воле Олега сделал несколько шагов. А что, если опять попробовать? И Асмунд, чувствуя прилив сил, решился.

В тереме в «это предзакатное время было тихо. Где-то гудела кухня, слышались отдаленные удары в кузне, над головой на крыше ворковали голуби. Асмунд прислушался и, поняв, что вокруг спокойно, стал медленно подниматься, опершись на подлокотники кресла. Когда он встал и выпрямился, ноги его чуть подрагивали, но ему показалось, что меньше, чем вчера.

Первый шаг дался с неимоверным трудом. Второй и того хуже. Асмунд побоялся сделать третий. Хотел было попробовать вернуться назад, но страх пересилил. Так и остался на месте, пошатывался, пока не понял, что стоит. Стоит довольно долго. И такое ликование в нем поднялось, такая радость прихлынула к груди!

Находясь в этом радостном смятении, ничего не замечая, он не расслышал, как заскрипели ступени за дверью, послышались шаги. Дверь быстро растворилась, и прозвучал звонкий девичий голос:

– Прости, что без приглашения, княжич…

На пороге возникла Ольга. Посмотрела на него с недоумением, потом чуть растерянно и, хитро прищурившись, улыбнулась.

– А ведь ты не так прост, сын Эгиля Золото.

Асмунд покраснел, как будто она застала его за чем-то предосудительным.

– А все считают, что младший сын Смоленского князя уже ни на что не годен, – сказала Ольга, – всерьез о нем как о правителе и не помышляют, все больше как о калеке убогом говорят, а он, поди ты…

Договорить не успела, бросилась к княжичу, когда тот стал оседать, и удержала. Асмунд дрожал и задыхался, повиснув на ней, вцепившись в ее сильные плечи. Ольга легко подтащила ослабевшего княжича к креслу, бережно усадила.

– Что? Так худо? Но ведь ты все равно не сдаешься, голубь.

Асмунд не мог поднять на нее глаза. И вдруг ощутил на своих плечах ее ласковые руки, ее дыхание у самого лица и ее запах, смешанный со смазкой кольчуги, и чего-то еще… мяты, что ли?

Он быстро отстранился, неожиданно ощутив прилив желания к этой сильной и ласковой женщине.

– Пусти!

– Твоя воля.

Догадалась ли Ольга, что с ним, или просто ее тешила мысль, что знает его тайну, но она рассмеялась. Прошла по его горнице, разглядывая роспись под потолком, красивые подсвечники на столе, кружево резьбы на оконном наличнике.

– Хорошо тут у тебя, княжич. В окошко весь двор виден: и подъездная дорога между елями, и людские, и подходы к хозяйственным дворам. То-то гляжу, ты все утро во двор смотрел.

Она стояла напротив окна, куда потоком лились солнечные лучи, – статная, рослая, с перекинутой на грудь толстой косой. И было в ней столько величавости, столько достоинства, что Асмунд невольно подумал: княгиня! Хотя и в одежде простого воина.

– Ты хорошо билась сегодня, – молвил Асмунд, чтобы сказать хоть что-нибудь, чтобы не таращиться на нее. Поерзал на месте, злясь, что проклятое тело так реагирует на Ольгу. А ведь ему ох как давно не хотелось женщины!

– Отчего ты в дружину пошла, когда тебя сам князь Олег возвысил? Могла бы жить себе в тереме припеваючи, сладко есть, мягко спать.

– Что? – Она повернулась. Против света ее лицо казалось темным, но губы от этого смотрелись еще более яркими. – Ах да, могла бы. Только скучно. Скучно мне в девичьей сидеть да о пустом толковать. Чего-то недостает мне среди выросших дома женщин, с их разговорами о нарядах, женихах, скандалах, детях и няньках. В воинском побратимстве веселее-то.

«И к князю Игорю так поближе», – неожиданно догадался Асмунд, но вслух сказал другое:

– А не жарко ли в кольчуге в такую теплынь?

И чуть не прикусил язык. Экую глупость сморозил! Он вообще чувствовал себя с Ольгой неуютно. Словно он не княжеский сын, а обычный юнец, смущающийся красивой девицы.

– Пошто явилась незваная? – уже более строго произнес он. – Ко мне кто когда пожелает не являются.

– Да нет вокруг никого, чтобы доложили. Твои прислужники на солнышке у крыльца греются, и лекарь твой куда-то запропастился. А мне Олег велел к тебе прийти потолковать. Сказал, что интересно будет. О, а это что такое?