Светорада удивленно смотрела на нее, но тут девушку загородил конем Гуннар:

– А ну вон пошла, ведьма! Уйди во мрак леса, откуда явилась!

И даже плеткой замахнулся. Но кликуша не стала ждать удара, убежала прочь, пронзительно вереща, исчезла в зарослях, только еловые лапы закачались.

– Да кто же это, во имя пресвятой Богородицы? – невольно перекрестился Ипатий.

Ответил Гуннар: так, одна одержимая бесами. Она давно мутит народ, а пуще всего клянет служителей Перуна, за то, что их бог, по преданию, победил Змея-Велеса, которому она служит. Волхвы-перунники обещали награду тому, кто поймает эту бесноватую, да только мало кто хочет руки марать.

– Хватит, Гуннар, – остановила варяга Светорада. – Кликуша не всегда дурное пророчит. Моей матери она, наоборот, предсказала долгую жизнь и славный удел для детей. А то, что несла сегодня невесть что… Может, голодна, может, селяне обидели убогую, прогнали без подаяния. Вот и злобствует.

Дальше ехали молча. Но налетел теплый ветерок, колыхнулись еловые ветви, стали перекликаться синицы – и вновь пахнуло весной. О дурном думать не хотелось. Все развеялось, как наваждение.

– Мы возвращаемся? – спросила то ли себя, то ли спутников Светорада и натянула поводья. Оглядев освещенные солнцем верхушки елей и глубоко вдохнув пропахший нагретой хвоей воздух, она вдруг предложила: – День еще долгий. Не повернуть ли нам коней и не проехаться ли к волокам? Там сейчас такое оживление, столько людей движется к рекам, перетягивая ладьи, столько новостей можно узнать, со столькими словом перемолвиться! Ну, едем же, Гуннар!

Она обратилась именно к варягу, так как он лучше знал местность и мог провести их. Однако хмурый варяг только покачал головой.

– Нет!

Ответил резко и непреклонно, но княжна стала настаивать, даже не приказывать, а молить. Царевича Овадию это возмутило:

– Кто здесь все решает, княжна или наемник ее отца?

Гуннар словно не расслышал.

– Мы не поедем.

– Но, Гуннар! – заискивающе улыбнулась Светорада. – У нас ведь быстрые кони, мы домчимся туда еще засветло. А там попросим кого-нибудь из плывущих в Смоленск доставить весть о том, что я осталась переночевать у волочан.

– Нет. Эгиль не приказывал.

Гуннара неожиданно поддержал Ипатий. Рассудительный грек пояснил княжне, что к волокам они едва ли успеют до темноты, к тому же в княжеском тереме может подняться переполох из-за ее долгого отсутствия. И пусть Эгиль Смоленский навел порядок в землях кривичей, однако на волоках не все спокойно: там и ушкуйники новгородские иногда нападают на купцов, да и другой лихой люд пошаливает.

Но Светораду неожиданно поддержал Овадия.

– Воля княжны превыше всего! И если кто-то страшится охранять дочь Эгиля в поездке, то я готов сопровождать ее и защищать даже ценой собственной крови!

– Тогда начинай прямо сейчас же, хазарин, – молвил Гуннар и достал меч из висевших на спине ножен.

Не сводя с Овадии пристального взгляда, он молча положил клинок поперек лошадиной холки, двигаясь при этом нарочито медленно, однако его движения ясно указывали на то, что он не замешкается, если хазарин схватится за саблю.

Грек Ипатий промолчал, наблюдая за ними почти с удовольствием. Но тут Светорада дала шпоры своей лошади, и не успел Овадия положить руку на рукоять сабли, как она уже оказалась между ним и варягом.

– Довольно! Клянусь милостями Лады,[30] я не хочу ссоры меж вами. Я готова вернуться в Смоленск. Наверное, – вздохнула она, – Гуннар прав. Отец всегда говорил, что он мудр и на него можно положиться.

Вроде бы княжна передала чужие слова, но на душе у варяга потеплело. Следуя за поникшей Светорадой, он не переставал думать о том, как бы вернуть ей веселое настроение.

– Рада, – окликнул он ее уменьшительным именем, каким называли княжну домашние, – Рада пресветлая, не кручинься, что не по твоей воле вышло. Если захочешь, мы выедем к водам Днепра, тут недалече. По реке идут струги и насады, ты сможешь окликнуть гребцов с берега, а там, если желаешь, и новости узнать.

Княжна оглянулась, и Гуннар с замиранием сердца заметил, что ее лицо осветилось улыбкой. И такой красивой она ему показалась! Среди темной хвои еще ярче золотились ее пышные, слегка растрепавшиеся волосы, свободными волнами ниспадавшие на малиновый бархат. Их удерживал нарядный, прошитый жемчугом обруч, и под ним темные брови княжны смотрелись особенно красиво. А как сверкали в улыбке белые зубки княжны, как ало горели уста.

– Выведешь к Днепру, Гуннар, я отцу тебя расхвалю, – лукаво глянула из-под длинных ресниц Светорада.

Ближе к реке ели стояли плотной стеной. Но прямо над водой по обрывистому берегу вела хорошо проторенная тропа, достаточно широкая, чтобы всадники могли продвигаться гуськом. Впереди ехала княжна, и ее заметили на первом же корабле, возникшем из-за поворота Днепра. Гребцы загалдели, указывая на всадницу, подобную яркому видению на фоне темной стены деревьев, окликнули, желая доброго дня. Она же помахала им рукой, спросила, откуда они плывут. Днепр в этом месте еще не набрал своей мощи, переговариваться с проплывавшими было нетрудно, вот ей и отвечали, не переставая грести: мол, возвращаемся с торгов в Новгород. А были у самого Корсуня[31] иноземного, пушнину возили, мед да янтарь и теперь плывем Днепром-Славутичем назад, хотим к волокам успеть до наступления ночи.

– Не успеют, – уверенно сказал Ипатий, ехавший сразу за княжной. – Я ходил в Новоград, помню этот путь. Да и солнце уже склоняется к западу, так что пусть поторопятся, если не хотят увязнуть в болотистых низинах у волоков.

И крикнул корабелам что-то по-гречески. На корабле засуетились, потом ответили на том же языке. Светорада оглянулась.

– То, что ты сказал, я поняла: о дромонах[32] из Царьграда спрашивал. А вот что ответили?

– Ты и впрямь уже неплохо знаешь греческий, княжна. А не поняла потому, что исковеркали стройную византийскую речь корабельщики. Но вроде поведали, что, когда они отбыли, быстроходные дромоны из Константинополя еще не достигли Херсонеса.