И все-таки Томазина понимала, что не может бросить Марджори одну. Ей во что бы то ни стало хотелось уничтожить зло, которое поселилось здесь по вине Лавинии.

– Если Ник узнает и ничего не поймет, значит, он все равно бы никогда ничего не понял. Марджори, я люблю вашего сына, но я должна быть с вами в лесу.

– Будь с ним терпеливой, он же мужчина. – И Марджори потерла переносицу, как это обычно делал ее сын. – Ладно, постараемся, чтобы он ничего не узнал. В конце концов, это женское дело. Думаю, его опасно привлекать…

Томазине оставалось только согласиться, и она знала, что ей надо сделать, чтобы держать Ника в неведении.

– Я вернусь в Кэтшолм. Вчера Фрэнси прислала записку, в которой зовет меня обратно. Она опять намекает, что я могу остаться у нее навсегда в качестве ее компаньонки.

– Ты ей веришь?

– Нет. И я буду очень осторожна, особенно с едой и вином. Придется вернуться. Иначе вам будет трудно уйти из дома. Тем более, что мы обе хотим ускользнуть от него. Пусть возвращается на свою кровать. Вам бы только не разбудить Иокасту.

– Мы могли бы что-нибудь подмешать Нику, – предложила Марджори.

– Нет.

– Лавиния бы это сделала…

– Мама это сделала бы обязательно, именно поэтому я хочу вернуться в Кэтшолм.

Вечером, едва на небе появилась полная луна, Фрэнси Раундли увидела, как ее любовник покидает Кэтшолм. В руках он нес что-то непонятное, и первой мыслью Фрэнси было, что он бросает ее, как Генри Редих. Переходя от окна к окну, она смотрела ему вслед. Он не шел, а крался – правда, не к конюшне, а к садовым воротам, а потом по полю и к Гордичскому лесу.

Заподозрив неладное, Фрэнси надела теплый плащ с капюшоном и побежала за ним. Много раз она теряла из виду тропинку, но она знала, куда он идет. Теперь знала. С помощью фонаря ей удалось разыскать поляну и, придерживая юбки, она обошла ее кругом.

Впервые она радовалась, что одета в черное: в тени деревьев се почти не было заметно. Да и башмачки из мягкой кожи не скрипели на ковре из прошлогодних листьев.

Заметив впереди огонек, она остановилась. Фонарь был в точности как у нее. Его повесили на дерево и почти совсем опустили створки, чтобы свет свечи не был виден издалека. Майлс был слишком занят переодеванием и подготовкой фокусов и трюков, чтобы обращать на что-то внимание, а когда все было готово, он взял фонарь и пошел дальше, даже не оглянувшись.

Фрэнси побежала за ним, желая догнать его и потребовать объяснений, но ярость делала ее беспомощной. Неожиданно она оступилась и упала, не успев ни закричать, ни ухватиться за что-нибудь. К тому же она ударилась головой о какой-то сук и потеряла сознание.

В своей комнате Томазина беспокойно металась из угла в угол. Время тянулось бесконечно долго. Вдруг она услышала негромкий стук в дверь и замерла от страха.

– Томазина! – громким шепотом позвал Ник. – Впусти меня.

Томазина спиной прижалась к двери.

– Зачем ты пришел?

– Тебе опасно оставаться в Кэтшолме.

– Вчера же ничего не случилось.

– Вчера луна была не такая. – Он долго молчал, а потом проговорил так тихо, что Томазина еле расслышала: – Я вчера измучился.

Томазина открыла дверь.

Несчастное лицо Ника поколебало ее стойкость, а когда он прижался губами к ее губам, она и вовсе обо всем забыла.

Дверь закрылась. Его руки ласкали ее, и губы он отвел не прежде, чем она едва не задохнулась от его поцелуя.

– Томазина, я люблю тебя! Клянусь, я тебе верю и больше никогда не позволю себе усомниться в твоей правдивости.

– Ты?.. Ты меня любишь?

– Я люблю тебя.

Ей хотелось ему верить.

– Томазина, я купил землю. Завтра я хочу увезти туда Иокасту и сам отправлюсь туда, как только кончится уборка. До дня Святого Михаила осталось всего три дня. – Он взял ее лицо в ладони и заставил посмотреть ему в глаза, чтобы она поверила ему. – Томазина, я хочу, чтобы ты поехала с нами. Ты согласна быть моей женой?

Она не могла уклониться от его вопрошающих глаз, да и не хотела этого.

– Не знаю, что и сказать.

– Скажи «да»! Ты ведь меня любишь.

– Да. Люблю. Но сегодня я…

Он не дал ей договорить. Она не сказала ему, что он должен бежать домой и приглядеть за Иокастой, пока его матери нет дома, не сказала всего того, что должна была сказать и что положило бы конец ее мечтам о счастье с Ником Кэрриером.

– Я хочу, чтобы тебе было хорошо, – шепнул он.

Что он только ни делал с ней, доводя ее до последней вспышки страсти, после которой она ощутила, себя слабенькой, как новорожденный котенок.

Томазина так его любила, что боялась умереть, если он ее бросит и на несколько минут ей удалось заглушить в себе страшные предчувствия. Но в конце концов ей пришлось взять себя в руки. Необходимо было отослать его.

Она вздохнула.

– Что с тобой, любовь моя?

Томазина спрятала лицо у него на плече. Если она ему скажет, куда собралась идти, он ее не пустит. Если не скажет, если попытается ускользнуть от него во время его сна, а он проснется без нее, – тогда конец их любви, потому что он ей больше ни за что не поверит.

– Твоя мать? – спросил он. – Мой отец был ее любовником, и это уже не изменить, а у меня к ней не было ничего, кроме ненадолго вспыхнувшей страсти. Томазина, то, что есть у нас, так же далеко от этого, как звезды от земли.

«Если бы только мы могли это сохранить, – печально подумала Томазина, – если бы нам не надо было сегодня расстаться.»

– Ты должен вернуться домой.

– Томазина!

– Ник, если ты меня любишь, оставь меня одну. Я не могу думать, когда ты рядом. Ты меня отвлекаешь.

Она говорила правду. Лежа рядом с ним, она хотела только одного – еще раз принять его в себя и вновь ощутить блаженное слияние тел и душ.

Если бы он сейчас ее спросил, Томазина все бы ему рассказала, а там будь что будет.

Но Ник сказал только:

– Я люблю тебя, Томазина.

Он поцеловал ее еще раз, встал, оделся и ушел.

Не оборачиваясь, Ник дошел до ворот. Он совсем не был убежден, что Томазина в Кэтшолме в безопасности, хотя она и показала ему придвинутый комод.

Об Иокасте он не думал. Ее бабушка, даже если она в самом деле решила идти сегодня в Гордичский лес, ни за что не допустит, чтобы с ней что-нибудь случилось. Враг был у Томазины. И этот враг имел власть над собиравшимися в лесу женщинами.

Зачем Томазине нужно было остаться одной? Ник больше не сомневался ни в своих, ни в ее чувствах. Он должен убедить ее в этом, должен ласкать ее до тех пор, пока она не отбросит все сомнения и не согласится стать его женой! Он понял, что не может, не хочет, не в состоянии уйти сегодня от Томазины Стрэнджейс!

На сей раз он не постучал и сразу же похолодел от страха – ведь дверь должна была быть заперта. Едва он вошел в комнату, как увидел закрывающуюся панель.

Томазина ушла из дома, когда на небо взошла полная луна.

Несколько минут он простоял, ничего не соображая. Потом бросился к внешней лестнице и к воротам. Завернув за угол, он увидел, как две фигуры, закутанные в плащи с капюшонами, спешат в направлении Гордичского леса.

Ник двинулся за ними.

Луна освещала поле. Даже в лесу было довольно светло, и ни высокая трава, ни кусты не мешали ему видеть тропинку. Неожиданно женщины впереди остановились и оглянулись.

Опять ее опоили? Свели с ума? Ник знал, что у Томазины в Кэтшолме есть враг. Только поэтому он вернулся.

А с другой стороны, почему бы ей не исполнить предсмертную волю Лавинии до конца? Если Томазина думает, что Констанс сегодня угрожает опасность, она не остановится перед тем, чтобы самой встать на пути Люцифера и защитить сестру.

Неожиданно его размышления были прерваны открывшейся перед ним поляной. Он разглядел несколько огоньков, после чего ушел подальше за деревья, чтобы его не обнаружили раньше времени.

Ник весь напрягся, наблюдая за фигурами в плащах и прислушиваясь к их тихим голосам. Не похоже, чтобы кто-нибудь уделял особое внимание Томазине, хотя вряд ли женщины знали, кто из них кто. По крайней мере, Ник был не в силах кого-нибудь узнать, и это его беспокоило.