– Вино из мандрагоры, – сказала Вербурга и торопливо пояснила, удивив всех. – Оно ее успокоит.

– Успокоит?! Сумасшедшая старуха! Да она теперь проспит несколько часов! Сейчас же подними ее и одень! У нас нет времени!

Мандрагора! Боже, спаси и помоги! Не говоря больше ни слова, Фрэнси смотрела, как вперед вышла Агнес. Эта уж проследит, чтобы приказ ее госпожи был выполнен! Старуха правильно все сделала, если бы не надо было спешить. Констанс должна быть в сознании.

Ну и учудила старуха! О чем она только думала? Ведь сказано же, что стоит всего-навсего показать женщине корень мандрагоры, чтобы она понесла. При мысли о том, что Констанс родит Ричарду Лэтаму сына или дочь, Фрэнси вздрогнула.

Томазина сбросила с себя руку Ника и посмотрела на Фрэнси, но в глазах у нее опять помутилось, и она поднесла руку к затылку.

– У Томазины шишка величиной с конский каштан, – заявил Ник.

Томазина смотрела на Фрэнси, и слезы текли по ее лицу. Дрожащим голосом она произнесла слова, которые услышали все в комнате:

– Ричард Лэтам хотел убить мою мать.

8

У Томазины немилосердно болела голова. К тому же ее еще тошнило, стоило ей повернуть или наклонить голову. И она бы не удивилась, если бы сквозь слезы увидела распростертую на камнях Лавинию.

Ничего не понимая, она смотрела на деревянный пол и на ковер. Прошлое и настоящее смешались в ее сознании. Потом кто-то взял ее за руку и, прижав к себе, повел из комнаты.

Они уже почти добрались до входной двери, когда Томазина поняла, что рядом с ней Ник. Он нежно и в то же время твердо поддерживал ее под руку. Другой рукой он держал ее за талию, отчего Томазине стало жалко себя.

«Слишком поздно. Я не должна искать какого-то особого смысла в его нежности.» Ник Кэрриер добр со всеми. Это не значит, что он переменил свое отношение к ней. Он никогда ее не полюбит, потому что никогда не простит ее мать.

В своей комнате она попыталась высвободиться, но Ник не отпустил ее. Он даже погладил ее по голове, чем очень ее удивил. Она посмотрела на него сквозь ресницы. У него было озабоченное лицо.

– Ник!

Он торопливо отступил от нее и повернулся к ней спиной, чтобы намочить тряпку в холодной воде.

– Тебе будет неудобно в этом наряде. Помочь тебе раздеться?

Томазина напряглась, но он, по всей видимости, не хотел ее обидеть.

– Я сама справлюсь.

Не понимая, что делает, она потянула за шнурок, и когда платье упало к ее ногам, переступила через него, но не стала поднимать.

Ник, не выдавая своих чувств, наблюдал за ней. В руке он держал тряпку, которую собирался приложить к ее затылку.

– Ложись.

Все еще не доверяя ему, Томазина залезла на высокую кровать и оперлась на подушки.

– Не беспокойся, Ник. Я не умру.

– Не уверен в этом, если ты позволяешь себе обвинения против Ричарда Лэтама. – Он прижал к шишке на голове холодную тряпку, и Томазина крепко сжала зубы, но тотчас прикосновение стало более легким. – Держи.

– Какие обвинения? – искренне удивилась Томазина.

– Разве ты не помнишь?

Не обращая внимания на его недоверие к ней, она судорожно пыталась вспомнить, что же происходило в спальне Констанс.

– Я старалась убедить Фрэнси не трогать Констанс, а она меня сильно толкнула.

– Ты вполне внятно это проговорила, Томазина, когда встала. Ты обвинила Ричарда Лэтама в попытке убить твою мать.

Мгновенно она вспомнила, что было девять лет назад. Вот она опять маленькая и подглядывает, как Ричард Лэтам ссорится с ее матерью, а потом толкает ее с лестницы. Лицо Смерти стало лицом Ричарда Лэтама.

– Джон Блэкберн тоже там был, – пробормотала Томазина.

– Но ее толкнул Лэтам? Ты уверена?

Она посмотрела на Ника, не понимая, чему он радуется.

– Уверена. Я подбежала к перилам и посмотрела вниз. Матушка лежала на земле, и я подумала, что она умерла. Я бросилась тогда от Лэтама к господину Блэкберну, который сползал по стене с остекленевшими глазами, – ведь он был хозяином Кэтшолма. Я хотела крикнуть, что Ричард Лэтам убил мою мать, но у меня осталось сил только на шепот, и он ничего не понял. Лэтам схватил меня за волосы и потащил в спальню. Я хотела вырваться, и мне это на мгновение удалось, а потом я упала. – Она коснулась рукой своей шишки. – Наверное, я тогда тоже ударилась головой, потому что больше ничего не помню. Но я знаю, что он хотел и меня убить.

– Твоя мать тогда не умерла…

– Да. Теперь я все помню – по крайней мере до того, как упала. – Она не поняла, почему забыла то, что было потом, но это показалось ей куда менее важным, чем с муками давшиеся воспоминания. – Мне помогла эта шишка.

– Лучше бы тебе не вспоминать.

Ник сел в изножии кровати, не касаясь ее.

– Не бойся, Ник, я не такая дурочка, чтобы предъявлять обвинения Ричарду Лэтаму. Мне довольно и правды. Если Лавиния молчала, она знала, что делала, ведь он был в те времена могущественным человеком, а сейчас стал еще могущественнее.

– Чем быстрее ты уедешь, тем безопаснее для тебя, – стал уговаривать ее Ник.

Томазина закрыла глаза.

– Я знаю. Я уеду, Ник. Скоро.

Ей еще оставалось решить, продолжать поиски сестры или нет, но сейчас она была на это не способна.

Словно поняв, как ей трудно говорить, Ник встал и поменял тряпку. Ему не хотелось уходить от нее, но и оставаться тоже не хотелось.

Его неожиданная нежность до слез растрогала Томазину.

– Иди, – проговорила она в конце концов. – Я обещаю, что не встану. Ни бунт Констанс, ни моя попытка защитить ее не привели ни к чему хорошему. Скоро венчание, и ты как управляющий должен на нем присутствовать.

– А если Лэтам…

– Он сейчас тоже занят. Иди, Ник.

«Прежде, чем ты разобьешь мне сердце.»

Ей было приятно его беспокойство о ее безопасности, но она не позволяла себе думать, будто он начинает ее любить. Он может бояться за ее жизнь, но с ее стороны глупо было бы ждать чего-то большего. Даже когда он коснулся губами ее лба и обещал заглянуть попозже, она подумала, что он точно так же вел бы себя с любым больным человеком и это вовсе ничего не значит.

Потом, когда она проснулась, она не сомневалась, что нежное прикосновение его губ ей просто приснилось.

Ник Кэрриер стоял в приходе рядом с матерью и дочерью и смотрел, как процессия движется к церкви, но мысли его были заняты Томазиной. Он боялся за нее и совсем в другом смысле боялся за себя. Когда он понял, что она ранена, он ощутил ее боль как свою. Он никак не мог заставить себя выкинуть Томазину из сердца.

Он говорил себе, что не надо быть таким дураком. Да, сейчас она слаба, но когда выздоровеет, не будет нуждаться в его защите. Кстати, она и не желает, чтобы он ее защищал.

Кроме того, он не сомневался, что Ричард Лэтам скоро обо всем узнает. В комнате было пять человек, когда Томазина сказала то, что сказала. Агнес позаботится, чтобы вечером всем было все известно, а Фрэнси расскажет новость Ричарду Лэтаму.

Ник не понимал Фрэнси. Он был в ужасе от ее отношения к Констанс. И от этого венчания тоже. Правда, Констанс еще могла от него отказаться, но, избитая матерью и напичканная каким-то зельем Вербурги, она вряд ли сейчас на что-либо способна.

Хмурясь, он снова заставил себя смотреть. Несли серебряную чашу с вином и хлебом. Менестрели играли и пели, а возле церкви процессию поджидал господин Фейн.

Вот и невеста. Ник попытался отыскать на ее лице следы недавнего бунта, но напрасно. Причесанная и приодетая, она была как во сне, и ее поддерживали под руки два молодых человека, которые чуть раньше исполняли обязанности дружек жениха, – Майлс Лэтам, брат Ричарда, и Генри Редих, секретарь Ричарда. Оба должны были подавить любую попытку Констанс к сопротивлению и, как стражи, довести свою жертву до алтаря.

Следом шли родственники и друзья и впереди всех – вдовая мать невесты. Не было только Томазины Стрэнджейс. Последними присоединились к процессии жители деревни, которые шумели и веселились вовсю.