– Ты все еще думаешь, что ты на войне? Да нет же, черт возьми. Я тебе все объясню, Фрэнклин, только дай разобраться, откуда ты такой взялся. – Они вместе вошли в комнату, где жил этот парень, – в ту самую, где они впервые беседовали пять дней тому назад. Теперь в комнате был кто-то еще – женщина с рыжими волосами. Вот уж она вытаращилась на них! Черт, это та самая баба, что была с полковником прошлой ночью в гостинице!

– Хелен, это Фрэнклин, – представил его хозяин. – Кажется, вы уже встречались. Садись, Фрэнклин. Выпьем и все обсудим. – Он уже открыл было холодильник, но тут обернулся, посмотрел на него и словно между прочим сказал: – Только ты сперва убери пушку, Фрэнклин. Идет?

– Это был обед в честь борцов за свободу – так они это называли. В Майами, штат Флорида, в огромной гостинице. Там в зале стояло много столов, и за всеми сидели люди, а я – за самым большим столом, впереди, – начал свой рассказ Фрэнклин. – Сперва мы съели обед, он обошелся в пятьсот долларов на человека. Подавали цыпленка, вполне ничего. Потом слушали речи. Стал выступать один парень, назвал мое имя, сказал, что я индеец, сражающийся за освобождение своего народа. Они все захлопали. Потом стали раздавать большие фигуры орлов людям, которые дали больше всех денег. Кое-кто подходил поговорить со мной. Один был индеец, здешний, американский. Он сказал мне: никому не верь, все это дерьмо. Богатые люди тоже подходили, пожимали мне руку. Они говорили: «Вот это да!» Что – «да»? Я не понял.

– То самое, что сказал тебе этот индеец, – пояснил Джек. – Они скормили тебе цыпленка по-королевски и кучу дерьма в придачу.

– Один богатей сказал, он пожертвовал двадцать пять тысяч долларов и сам бы пошел вместе со мной сражаться за свободу, но его жена не пускает, а я сказал: пусть и жена идет с ним, будет работать вместе с моей женой у нас в лагере.

– Вот это да! – восхитился Джек.

– Не могу поверить! – подхватила Хелен.

Фрэнклин покосился на нее, нахмурившись, потом перевел недоуменный взгляд с Хелен, сидевшей в ногах дивана, на Джека, все еще стоявшего возле холодильника.

– Она хочет сказать: это потрясающе, просто невероятно, – пояснил Джек. – Валяй дальше.

– Потом другой человек сказал, тут есть беженцы, спасшиеся от коммунистической тирании. Он велел беженцам поднять руки, и снова все хлопали.

– И кто же это были?

– Некоторые из тамошних официантов.

– Они дали тебе медаль?

– Они дали мне специальную форму, чтобы я надел ее на обед, всю такую пеструю. Они разрешили мне и потом оставить ее у себя. И накормили цыпленком, а денег не взяли. Цыпленком, а потом еще мороженым.

– Они притащили тебя в Майами из Никарагуа ради этого обеда?

– Из Гондураса. Меня привез на самолете человек из ЦРУ. Сперва я собирался вернуться, а потом остался. – Фрэнклин уселся поудобнее, вытащил из-за пояса «беретту» и положил ее на диван, между собой и Хелен. – Мешает, так и впивается, когда сижу, – пожаловался он.

Хелен уставилась на вороненую сталь орудия, то ли загипнотизированная ее блеском, то ли напуганная – Джек не мог понять. Его-то вполне устраивало, что «беретта» лежит на виду. Фрэнклин явно расслабился.

– Можешь и снять, – предложил он ему.

– Не, мне и так хорошо.

– Тебя привез человек из ЦРУ, Уолли Скейлс?

– Нет, другой. – Фрэнклин удивленно распахнул глаза. – Ты знаешь Уолли?

– Я знаю Уолли. – Джек заговорщически подмигнул Фрэнклину – пусть поломает себе голову – и отлучился в спальню. Принес себе оттуда пластиковый стул, купленный три года тому назад за 9. 95, подлил Фрэнклину водки и уселся, бросив быстрый взгляд в сторону Хелен, он чувствовал, что она наблюдает за ним. Хелен-то знала его как облупленного. Джек скрестил ноги и пошевелил голыми пальцами. Можно пари держать: если он еще разок глянет в сторону Хелен, она в ответ закатит глаза под потолок.

– Значит, ты остался и начал работать на Криспина?

– Он сказал мне, чтобы я не уезжал, что борцы за свободу нужны и тут, в Майами полно сандинистов.

– Я слыхал, ты подстрелил троих. То ли сам, то ли участвовал в деле.

– Откуда ты узнал?

– Но ведь Уолли знал об этом, верно? – Джек следил, как меняется лицо Фрэнклина, как он туго соображает.

– Может, и знал. Только ты, похоже, знаешь куда больше него.

Джек отпил глоточек и промолчал. Пусть думает что хочет.

– Криспин сказал, эти люди – сандинисты. Сказал, либо мы укокошим их, либо они – нас. Но в полиции мне сказали, эти парни были из Колумбии, они торговали наркотиками, давно уже вели дела с Криспином. Они сказали, Криспин – преступник.

– Об этом я тоже слыхал, – протянул Джек. – Но в тюрьме ты не сидел.

– Нет, никогда.

– Ты убиваешь людей. На войне это нормально. Ты ведь солдат, да?

– Ну да, конечно. Я тебе уже говорил. Я приехал сюда, чтобы понять, почему ты не убил меня в тот раз. Теперь я знаю.

– Я не воюю.

– Да, как и Уолли. Он тоже ни в кого не стреляет.

– Для грязной работы у них есть ты. Они скармливают тебе всякое дерьмо и умывают руки. А почему ты не выдал меня в тот раз, когда застал меня в комнате полковника?

Фрэнклин даже опешил.

– Но ты же не убил меня. Вот я и понял – ты не сандинист. А раз ты не сандинист, остальное меня не касается.

– А Уолли? Ему ты рассказал?

– Если это его дело, он и так должен знать. А если не его, с какой стати рассказывать? Я с тобой знаком даже лучше, чем с ним.

– И что ты про меня думаешь?

– Я не знаю, работаешь ли ты похоронщиком, или в полиции, или еще где, мне все равно. Ты не работаешь с Уолли, но… В общем, я ничего не имею против тебя. Я понимаю. – Фрэнклин посмотрел на Хелен и добавил: – Когда я увидел ее в гостинице с полковником Годоем, я думал, это его женщина. Теперь я вижу, она работает на тебя. Ладно, можешь ничего не объяснять. – Фрэнклин оттолкнулся руками от дивана и встал. – Можно, я схожу в туалет?

– Вон туда.

Фрэнклин направился в ванную. «Беретта» так и осталась лежать на диване.

– Джек! – окликнула его Хелен. – Джек, это просто потрясно. Тебе бы актером работать.

– Конечно-конечно.

– Он доверился тебе.

– Я сбил его с толку. Он не понимает, откуда я все про него знаю. Он думает, я правительственный агент.

– Он к тебе проникся доверием.

– Что, правда?

– Джек, эти сволочи заносчивые так подло поступают с ним! Ты единственный, кто нормально с ним поговорил.

– Ты так думаешь?

– Они плохо с ним обращаются, свысока.

– А он вообще-то ничего парень.

– Даже милый.

– Погоди, ты еще познакомишься с ним поближе.

– Они все такие коротышки, верно?

– Зато он крепыш.

– Только костюм ему великоват.

– С чужого плеча. Поносили и отдали ему.

– Бедняга!

– И с ним так же: используют и выбросят.

– Но ведь ты не поступишь с ним так?

– Я хочу ему помочь.

– Джек…

– Да?

– Он слил воду.

– Хорошо, что он это умеет.

– Да, ты прирожденный актер.

– Неужто?

– И подумать только, все эти годы ты только даром терял время!

– Ничего, наверстаю.

Фрэнклин вернулся и первым делом посмотрел на пистолет, так и лежавший на диване, потом посмотрел на Джека, оттаял, заулыбался. Джек снова подлил ему водки.

– Как настроение, Фрэнклин?

– Все хорошо.

– Завтра поедешь домой?

Фрэнклин улыбнулся еще шире. Водка начинала действовать. Усаживаясь поудобнее, Джек спросил:

– Скажи-ка, Фрэнклин, ты сам-то понимаешь, за что ты воюешь там, в Никарагуа?

– Конечно: мы сражаемся с сандинистами.

– Да, но почему?

– Потому что они – плохие, – пояснил Фрэнклин. – Сжигают наши дома, отбирают землю, убивают наших людей, гонят нас жить в другое место, куда мы не хотим.

– А! – сказал Джек.

Воцарилось молчание. Фрэнклин смотрел на него.

– Я хочу спросить еще кое-что, – заговорил Джек. – Как по-твоему, полковник завтра поплывет в Никарагуа? Со всеми этими мешками, полными денег?