Изменить стиль страницы

– Тайбоки! Да, к сожалению, это имя уже давно не заставляет меня плакать по ночам, – произнес он с не очень искренним вздохом.

– Ну, сейчас, как я догадываюсь, другое… – начал было Эрнандо, но, перехватив встревоженный взгляд Франческо, закончил фразу иначе: – Теперь другое время, другие заботы, вы давно уже вышли из мальчишеского возраста… Но вот то, дорогой мой, что вы до сих пор не забываете Орниччо, свидетельствует о том, что вас связывала не кратковременная мальчишеская дружба. Хорошо бы свести Орниччо с «заступником индейцев» – отцом Лас Касасом. В лице его отец Бартоломе безусловно нашел бы мужественного и честного соратника!..

«Если только Орниччо остался в живых после всего, что творилось и творится в Индиях», – подумал сеньор Эрнандо.

А вслух сказал:

– Помните, вы говорили, что капитан Стобничи как-то пообещал вам, что «Геновева» когда-нибудь доберется до нового материка… Мне очень не хотелось бы надолго расставаться с вами, но на такую поездку я благословил бы вас от души… А возможно, что и сам отправился бы с вами… Может быть, звание королевского библиотекаря и картографа произвело бы впечатление на врагов отца Лас Касаса?.. Хотя навряд ли: вдали от Испании они чувствуют себя безнаказанными… Ну, пока говорить об этом рано… А сейчас, чтобы немного развеселить друг друга, признаемся, что позабавило более всего вас – в моих рукописях, а меня – в вашей кордовской тетради… Только давайте-ка сначала я придвину к вашему креслу скамеечку, а вот вам – подушки… И, главное, не возражайте! Я все же как-никак хозяин дома… У меня не выходит из головы это ужасное происшествие в харчевне в Палосе. Хорошо, что вы мне обо всем рассказали. Уж мы с Хосе и Тереситой быстро поставим вас как следует на ноги! Если слуга из венты в Палосе знает состав целебных мазей, то наш Хосе – знаток всякого рода целебных трав… Уверен, что когда вы, бодрый и здоровый, вернетесь в Палос, сеньорита Ядвига будет нам только благодарна…

Эрнандо глянул было на своего гостя и тут же отвел глаза: этот красивый, мужественный человек краснеет, как мальчишка!

– Ну, так вот, для начала позабавлю вас я: больше всего мне понравилась история с императором и ирландцем Эуригеной… Да еще – нормандская поговорка «Ворон ворона не заклюет». И главное – ваши пояснения… Безусловно, в кордовской тетради есть много интересного и поучительного, обо всем этом мы еще поговорим, но сейчас надо немного посмеяться!

– А я, простите, Эрнандо, вчитываясь в ваши рукописи, меньше всего искал в них чего-либо забавного… Сеньорита… То есть я хочу сказать, многие упрекали меня: «Вы, мол, часто не понимаете шуток»… Самое сильное впечатление на меня произвели несколько строк, – помолчав, признался Франческо. – Боюсь, что это начало письма или дневниковая запись, которую мне, постороннему человеку, читать и не полагалось бы!

– Вы для меня не посторонний, Франческо, и могли читать все, что находили в рукописях.

– Тогда… – Франческо нашарил на столе желтоватый листок бумаги. Стараясь, чтобы голос его не дрогнул, он медленно прочитал вслух: – «Гораздо лучше для его чести и чести рода его, если они будут считать начало славы своей от адмирала, а не доискиваться, были ли их предки благородными и держали ли они псарни и соколов. Потому что, мне кажется, нет таких предков, какими бы знатными они ни были, которыми бы я гордился более, нежели тем, что я сын такого отца».[15]

Эрнандо положил руку на плечо Франческо:

– Спасибо вам, друг! Когда брат мой Диего посватался к донье Марии де Толедо, он, как мне в ту пору думалось, старался доказать, что отец его тоже не простого рода… Эти строки имеют отношение к событиям того времени…

Франческо в эту минуту был готов рассказать своему новому другу о встрече по пути в Севилью с одним немолодым сеньором, очень доброжелательно настроенным по отношению к наследнику адмирала… С несвойственной испанцам откровенностью сеньор этот обсуждал и брак дона Диего и свои собственные невзгоды… Однако Эрнандо, конечно, лучше любого может судить о событиях того времени…

Третий день пребывания в Севилье начался очень торжественно и неожиданно для Франческо. Проснувшись, он некоторое время с недоумением рассматривал обитые штофом стены и только сейчас вспомнил: Эрнандо ведь настоял на том, чтобы гость его хотя бы на одну ночь переселился в его опочивальню.

Сейчас Франческо чувствовал себя как бы обновленным. Потянувшись, он сладко зевнул, умылся, а затем, опустившись на колени, прочитал «Te Deus» и «Ave Maria». Подымаясь, он нечаянно опрокинул скамью. Шум, очевидно, привлек внимание хозяина. Приоткрыв дверь, в комнату вошел Эрнандо, неся в обеих руках большой поднос, уставленный разнообразной посудой. Особое внимание Франческо привлек кувшин из черненого серебра и такие же – мавританской выделки – чаши. И чего только не было на этом подносе! И жареные цыплята, и нарезанный ломтиками свиной окорок, и крендельки, и еще какая-то снедь в накрытых крышками блюдах.

– Вот, с сегодняшнего дня вы должны будете отведывать от каждого угощения, предложенного вам Тереситой, иначе вы очень обидите достойную женщину! – заявил Эрнандо.

– Да я рад был бы… – виновато сказал Франческо. – Может быть, немного попозже? Сейчас мне хочется только пить…

– Захочется и есть, сеньор Франческо! – Это сказал появившийся в дверях садовник Хосе.

Он внес в спальную совсем небольшой поднос, а на нем стеклянный кувшин с зеленоватой жидкостью, а рядом стеклянную же чашу – с розовой.

– Вот как вы выпьете мою настойку из семи трав – эту, зеленую, – одну чашу утром перед едой, вторую – перед обедом, третью – перед ужином, так никаких снадобий вам никогда больше и не понадобится. Человек вы, видать по всему, здоровый, только устали в пути. А это – чаша розовой воды для умывания рук перед едой… Мавританский обычай, но он каждому народу на пользу!

То ли уверенный тон Хосе, то ли настойка из семи трав возымела свое действие, но Франческо не помнил, едал ли он когда-либо с таким удовольствием, как в это утро.

Сам хозяин позавтракал уже давно. Франческо проспал четырнадцать часов подряд.

Приносить свои выписки из трудов арабских ученых в спальную комнату Эрнандо не пришлось. Франческо, и по собственному его признанию и судя по его виду, чувствовал себя отлично.

– Помните, я рассказывал вам, как сеньорита Ядвига вылечила меня растертой в порошок корой какого-то дерева? Но он был до того уж горек на вкус! А вот этот настой из семи трав…

– Не грешите, Франческо! – перебил его Эрнандо. – Мне думается, что любое лекарство, самое горькое-прегорькое, поднесенное такими прелестными ручками… Или, может быть, я ошибаюсь и руки сеньориты Ядвиги не так уж и красивы?

– Нет, у нее и руки очень красивые, – серьезно ответил Франческо.

Глава пятая

ВЕСТИ С «ГЕНОВЕВЫ»

Оба молчали.

– О чем вы задумались, мой друг? – наконец нарушил молчание хозяин дома.

– Скажите, Эрнандо, вам когда-нибудь приходило в голову, почему же такое огромное влияние на людей оказывает золото? Сеньор Гарсиа когда-то пытался мне пояснить, что золото облегчает людям возможность торговать… Но я что-то мало уразумел! Да, правильно, золото не зеленеет от времени, как бронза, и не чернеет, как серебро… Но золотым ножом ничего не разрежешь, сабель или шпаг из него не выкуешь, оно может пойти только на украшение их рукоятей… Это я говорю к тому, что для всех этих завоевателей, если бы не требования их владык, золото само по себе не было бы уж такой лакомой приманкой… Да вспомните о трех мореплавателях, имена которых прогремели на всю Европу! Алонсо Охеда, Хуан Коса и Америго Веспуччи снарядили за свой счет экспедицию и отплыли из Испании к Венесуэле. Отправились они в путь 20 мая 1499 года, а вернулись в июне 1500 года с грузом красильного дерева. Распродав его, они покрыли издержки да еще заработали на этом немало! А ведь потом этот самый Охеда прославился своей жестокостью, когда ради благосклонности государей он стал отнимать золото у индейцев. Подумать только – индейцы ценили золото только за красоту и блеск и с радостью отдавали его белым людям в обмен на грошовые побрякушки! Впрочем, шпагу из золота можно выковать, я сам видел такую у одного португальского капитана, побывавшего в Новом Свете… Но это было не оружие, а игрушка.

вернуться

15

Подлинные строки из дневника Фердинанда Колумба.