– Прошение твое, Георгий, сын Скорины, родом из города Полоцка, было передано его преподобию пану ректору, собственной рукой коего на вышеозначенном прошении начертано: «Отказать».

Георгий всплеснул руками:

– Да нет же, пан секретарь! Не может того быть! Я просил допустить меня к учению… в университете. Ни о чем другом. В сем отказа я не мыслю.

– Пан ректор всесторонне рассмотрел твое прошение в соответствии со статутом университета, с грамотами о правах и привилегиях, дарованными университету королями польскими. А также с инструкциями святейшего престола, воспрещающими еретикам и прочим врагам святой римской апостолической церкви доступ в число питомцев сего достославного средоточия наук. Поскольку же ты, Георгий, сын Скорины, являешься таковым, постановлено тебе отказать.

Несколько минут Георгий стоял перед секретарем молча, как бы вникая в смысл услышанных слов. Потом медленно повернулся и пошел к выходу. Тяжелая дверь, скрипя, захлопнулась за ним. Миновав длинный темный коридор, Георгий вошел во внутренний двор. Здесь было пусто и тихо. На квадратных плитах, нагретых солнцем, ворковали голуби. Среди каштанов и лип, уже тронутых осенним багрянцем, звенела струйка воды, лениво вытекавшая из каменного фонтана.

Отказать!.. Значит, напрасен был долгий путь по лесам и болотам? Напрасны старания и дни надежд?.. Недобрым ветром занесло его на эти улицы. Уже пришли к концу скудные средства. Уже продан за полцены барышнику-цыгану неказистый конек. Что же делать ему здесь, среди чужих и равнодушных людей? От кого ждать помощи и совета?

Только что окончилась лекция, и веселая гурьба студентов высыпала во двор погреть на солнце продрогшие спины. Одни чинно прогуливались, другие закусывали, расположившись на скамьях у фонтана, третьи продолжали неоконченный спор. Шумная группа схоларов обступила толстого краснорожего молодца, который, видимо, рассказывал о своих ночных похождениях. Его покрытая сальными пятнами мантия была распахнута, бархатная шапочка еле держалась на густой копне волос. Студент то и дело уснащал свой рассказ непристойными шутками, вызывавшими взрывы хохота.

Стоя за выступом угловой башни, Георгий думал. Никогда теперь не быть ему в веселой студенческой толпе, никогда не носить мантии и бархатной шапочки, отличающих людей науки от простых смертных. Он вспомнил о других юношах, товарищах его детства, оставленных в родном городе. Может быть, и они теперь так же шумят и веселятся, слоняясь буйными ватагами по берегу прекрасной Западной Двины… А он один. От тех отстал, к этим не пристал. Один в целом свете…

– Qui est hic juvenis pulcher et ex quo loco venit?[16]

Перед Георгием стояли двое схоларов. Спросивший был повыше ростом. Из-под его мантии виднелся шелковый кафтан, шитый золотым позументом и отороченный соболем. Георгию показалось, что он уже где-то видел это бледное лицо с тонким изогнутым носом и острыми серыми глазами. Оправившись от неожиданности, Георгий бойко ответил:

– Georgius sum,Lucae Scorinae filius et ex urbe glorioso Polotsco qui in terra Rutenia est – veni.[17]

Студенты улыбнулись, и высокий, уже по-польски, учтиво сказал:

– Познания, не свойственные столь юному возрасту, делают честь пану. Позвольте мне осведомиться, какая цель привела вас сюда и что является причиной вашей печали?

Велика сила участливого слова, услышанного в минуту отчаяния. Так обессиленный, продрогший путник радуется заблестевшему вдалеке свету, не думая о том, что это, может быть, лишь болотный огонек или отблеск костра разбойничьего табора.

Доверчиво рассказал Георгий свою печальную историю. Не утаил и того, что покинул свой дом против воли брата и предпочтет погибнуть на чужбине, чем возвратиться с повинной.

Схолар вежливо выслушал рассказ и задумчиво сказал:

– Видно, перст господний указует вам добрый путь, помогая отрешиться от заблуждения схизмы.[18] Святая церковь охотно примет вас в свое лоно, и тогда уже не будет препятствий для вашего поступления в университет…

– О, нет! – горячо воскликнул Георгий. – Не господь, но люди воздвигли предо мной сию преграду. О том же, какая вера истинна, смогу судить, лишь постигнув все науки.

Собеседник пристально посмотрел на юношу и улыбнулся.

– Что ж, не будем спорить, – медленно проговорил он, как бы обдумывая что-то. – Надеюсь, что смогу помочь вам. Ждите меня завтра здесь в этот же час. – И он быстро пошел к воротам.

– Погодите! – крикнул Георгий вслед. – Погодите, ясновельможный пан! Ваше имя?

Но студент уже скрылся за воротами. Георгий бросился за ним. Его громкий возглас привлек внимание веселых схоларов, и дорогу Георгию загородил краснолицый толстяк.

– Приветствую благородного чужестранца! – торжественно произнес он, отвесив низкий поклон и одновременно делая предупреждающий знак схоларам.

Георгий неловко поклонился. Схолары засмеялись, но краснолицый прервал их величественным басом:

– Вы, кажется, хотели узнать имя того пана, который удостоил вас беседой?

– Да, да, – обрадовался Георгий. – Скажите мне его имя, он обещал помочь мне.

– Хорошо, я сообщу вам, – ответил толстяк. – Мы зовем его честным польским именем Ян. Перед лицом же господа бога и его преподобия пана ректора он именуется Иоганн, рыцарь фон Рейхенберг. По вкусу ли вам это, чужестранец?

– О да, это красивое имя, – ответил Георгий.

– Не согласен, – сказал схолар. – Ибо что есть красота?.. Блаженный Августин определяет красоту как высшую степень добродетели, тогда как Николай Молчальник, напротив, считает добродетель высшей степенью безобразия. Или, быть может, вам незнакомы воззрения сих мудрецов?

– Пусть пан простит мое неведение… – смущенно ответил Георгий.

– Прощаю, – великодушно ответил схолар. – Но знаете ли вы хотя бы, кто такой Николай Молчальник?

– Нет, – робко признался Георгий.

– Николай Молчальник – это я, – гордо объявил краснолицый под громовой хохот студентов. – Я вижу, – невозмутимо продолжал Николай, – что непристойное веселье этих пасынков науки смущает вас. Не следует, однако, придавать значение звукам, напоминающим вопли того животного, на котором господь наш некогда свершил свой въезд в Иерусалим. Итак, юный чужестранец, вы сказали, что Ян, он же Иоганн, обещал помочь вам… В какой же помощи вы нуждаетесь?..

– Я хочу поступить в университет, – несмело ответил Георгий.

– О, в таком случае вам не стоило обращаться к Иоганну. Ибо университет – это я. Вот если бы речь шла о презренном металле, тут я бессилен, ибо, хотя голова моя и полна благородных мыслей, но кошелек мой пуст. Как справедливо заметил еще Фома Аквинат, истинная мудрость несовместима с богатством. Но там, где речь идет о науке, я всегда оказываю помощь ближнему.

Студенты, еле сдерживая смех, с интересом следили за беседой.

– Благодарю пана за доброе слово, – поклонился Георгий.

– Не стоит благодарности, – важно произнес толстяк. – Я немедля принял бы вас в число моих последователей, но в данное время разум мой поглощен единственным размышлением: как удовлетворить потребность многогрешного чрева в пище и вине, именуемых в просторечии обедом… Есть у вас звонкая монета, чужестранец?

Вопрос был задан в упор и с такой неподражаемой деловитостью, что Георгий невольно раскрыл кошелек и вынул из него единственную золотую монету. Георгий готов был поделиться ею с этим словоохотливым Молчальником, но не успел и слова молвить, как студент легким движением руки взял монету и, повернувшись к схоларам, сказал:

– Вот пример, достойный подражания… Как ваше имя, чужестранец?

– Георгий, – ответил юноша, – Георгий, сын Скорины из славного города Полоцка.

– Запомните этот день, Георгий, сын Скорины, – торжественно произнес толстяк. – В этот день вы удостоились великой чести оказать услугу Николаю Кривушу из Тарнува, шляхтичу и ученому…