– Да, видели. Так что ты хотел сказать насчет Анны Квелле?

– Ее скоро увезут в Бодмин. Какая несправедливость! Подошли еще двое мужчин – оба в летах, с лицами, выражающими нетерпение. Разговоры с незнакомыми людьми они считали самым лучшим развлечением. Делиться тем, что им было известно, но о чем незнакомые люди не имеют ни малейшего представления, – неплохой стимул к самоуважению. Они узнали Джона Кол линза и мисс Каролину Тревеннинг, хотя другая леди и джентльмен были им незнакомы.

– Ну, сэр, значит, так… – начал было один.

– Нет, Гарри, дай мне сказать. Ты слишком долго…

– Эй, слушай, Том Тревинг, заткнись!

– А что, если вы будете говорить по очереди? – предложил Фермор. – По одному предложению. Согласны?

Собеседники смотрели на него с недоумением. Наверняка дворянин. Однако иностранец – говорит не как все. А туда же: хочет показать, какой он умный. Иностранцев они не любили.

Тогда Джон Коллинз взял инициативу на себя:

– Что тут происходит, дружище? Мы торопимся.

– Ну, сэр, это все Анна Квелле. Она вон там, в доме. Скоро ее увезут в Бодмин, а мы всегда считали Анну своей. Она всегда была городской дурочкой, и каждый мог видеть, как она валяется на базарной площади, брыкается и колотит руками и ногами. Она так орала, будто… одержимая демонами. А потом совершенно неожиданно успокаивалась, словно демоны покидали ее тело. Да, так оно и было, сэр, через рот. Некоторые горожане даже видели их. И тогда Анна успокаивалась и уходила прочь.

– Так, значит, ее от вас увозят, а людям это не нравится?

– Точно так, сэр. Вот и пришли посмотреть на нее в последний раз, можно сказать. Видите ли, сэр, она сейчас прикована цепью, поскольку остальных членов семейства Квелле уже увезли из города. Ох, и странные они, эти Квелле. Две девушки ненормальные, да и мать с отцом не лучше… Прошу прощения у дам. Мы здорово повеселились… свистели, улюлюкали и все такое…

Короче, заставили их убраться из города. Осталась одна Анна, сэр. А теперь ее заковали и отправляют в Бодмин.

Зеваки, собравшиеся у домика, повернулись, чтобы посмотреть на четырех всадников, и, поскольку толпа отхлынула от двери, Мелисанда мельком увидела самое жуткое зрелище, подобного которому ей еще не доводи лось наблюдать.

В комнате, куда можно было попасть, шагнув прямо с улицы, стояло создание, больше похожее на дикого зверя, чем на человеческое существо.

Мелисанда видела голые плечи, испещренные кровоподтеками; руки, бессильно висящие по бокам; грязную кожу, просвечивающуюся сквозь еще более грязные лохмотья; сосульки волос, обрамляющих лицо; слюнявый рот, изрыгающий отвратительные нечленораздельные звуки. Однако сильнее всего потрясло Мелисанду выражение глаз сумасшедшей, ее взгляд, страдальческий, дикий, дерзкий и, казалось, взывающий о помощи.

И именно в этот момент какой-то мальчишка из толпы, стоящий близко к двери домика, подался вперед и пихнул сумасшедшую длинной веткой, которую держал в руке. Та попыталась схватить за ветку, и ей почти это удалось, но мальчишка быстро отдернул руку. Анна метнулась вперед, насколько ей позволила цепь – железное кольцо вокруг талии причиняло ей сильную боль. Мальчишка опять ткнул в нее веткой, и безумная снова попыталась схватить ее, издав сдавленный яростный рык. Было ясно, что мальчишка развлекается таким образом уже некоторое время.

Из толпы слышались восторженные вопли, а дворяне безразлично взирали на забавы черни. Только один человек среди собравшихся испытывал ту же боль, что и сумасшедшая, над которой издевались. Мелисанда, ни секунды не колеблясь, не дав себе труда подумать о последствиях своего поступка, – все ее мысли занимала та боль, которую испытывала безумная Анна, – соскользнула с лошади, сунула подводья Джону Коллинзу, который оказался к ней ближе остальных и был слишком удивлен, чтобы что-нибудь предпринять, и машинально взял их, бросилась вперед и выхватила ветку из руки мальчишки.

– Не смей! – закричала она. – Это мерзко! И жестоко!

В порыве праведного гнева Мелисанда заговорила по-французски.

Мальчишка испугался и выпустил из руки ветку, но после минутного колебания вознамерился вернуть свою собственность назад. Он брыкнул Мелисанду, пытаясь дотянуться до ветки, которую девушка держала над головой. И тогда она стегнула веткой ему по лицу.

Мелисанда почувствовала, как чьи-то руки схвати ли ее… потом еще чьи-то. Она видела перекошенные злобой лица вокруг, яростный вопль пронесся по толпе. Девушка разобрала лишь одно слово: «Иностранка!» Руки тянули ее к земле.

Однако Фермор уже соскочил с лошади, бросил поводья Джону Коллинзу и врезался в толпу.

– Она француженка! – кричал кто-то.

– Говорят, у французов есть хвосты…

– А не проверить ли это самим?

– Назад, свиньи, мерзавцы, деревенщина неотесанная… Назад! – воскликнул Фермор с горящими глазами, изо всей мочи размахивая кулаками.

Кто-то споткнулся и упал, и Фермору удалось отбить Мелисанду.

– Садитесь на коня… быстро! – приказал он.

Мелисанда повиновалась. Никто не попытался остановить ее. Фермор стоял лицом к толпе с тем пренебрежительным высокомерием, которое эти люди так хорошо знали, уважали и которому повиновались всю жизнь.

– Как вы посмели?! – выкрикнул он. – Как посмели поднять руку на леди?!

Он отступил через толпу и несколько секунд спустя уже сидел в седле.

Толпа последовала за ним, народ негодовал. Фермор был дворянином, но иностранцем. Эти люди только что наслаждались видом крови преступника, которая пролилась в тот день на улице, а сейчас им не дали получить удовольствие от мучений Анны Квелле. Они протестовали против подобного вмешательства в их дела. Это слишком! Не хватало еще, чтобы какие-то иностранцы мешали им как следует поразвлечься… пусть даже эти иностранцы и знатного происхождения! И только присутствие известных им дворян – Джона Коллинза и Каролины Тревеннинг – помешало им немедленно наброситься на этих высокомерных иностранцев.

Один из мужчин схватил Фермора за ногу, но был отброшен пинком и шмякнулся на землю.

– Прекратите! – попытался образумить чернь Джон Коллинз. – Какого дьявола!..

– Вымажем иностранцев дегтем и обваляем в перьях! – раздался голос из толпы. – Посадим на цепь вместе с сумасшедшей… ведь они – родственные души!

Тем временем Фермор схватил уздечку коня Мелисанды и проталкивался сквозь толпу. Вскоре, почуяв свободу и вырвавшись из толпы, лошади поскакали рысью, а потом, галопом промчавшись по базарной площади, вы ехали из города.

Некоторое время спустя Мелисанда закричала:

– Стойте! Остановитесь! Другие отстали!

Фермор рассмеялся, но не стал натягивать повод.

– Я говорю, наши отстали, – повторила она. Несколько минут он продолжал гнать лошадь, потом остановился.

– Разве они не едут за нами? – спросил он и громко рассмеялся. – Нет худа без добра.

– Что… что вы имеете в виду?

Фермор обернулся и бросил взгляд на оставшийся далеко позади город.

– Проклятая безобразная толпа! – сказал он. – У наглецов кровь взыграла. Ни я, ни вы им не понравились. У этих олухов совсем нет вкуса… Вы так не считаете?

– Это я в ответе за все случившееся!

– Ах, Мелисанда, вам за многое придется ответить.

– И что мы будем делать теперь?

– Нам есть чем заняться. Сначала поищем таверну и утолим жажду. После подобных упражнений страшно пить хочется. А потом разыщем остальных… Или поздравим себя со счастливым избавлением от них.

– Поздравим?..

– Потому что мы наконец-то остались наедине.

– И с этим нам стоит себя поздравить?

– Думаю, да. Надеюсь, что и вы такого же мнения. По крайней мере, я отчасти благодарен этой толпе. Поехали дальше. Мне бы не хотелось, чтобы нас догнали и схватили.

– Но… Джон Коллинз с Каролиной… они станут нас искать.

– Не беспокойтесь. С ними все будет в порядке. Джон позаботится о Каролине.

– Но ведь мы бросили их на растерзание этим… людям.