— Меня пригласили дать благотворительный концерт в Шато-де-Шамбор, на Двенадцатую ночь. Спонсор концерта — фирма «Рено». Третьего января я уезжаю.

— Я тоже, — ответил Алексей и усмехнулся. — Род так составил расписание.

— Значит, это начало вашего европейского турне?

— Это точно. По всем крупным городам Франции, затем Италии, а потом Англии. Думаю, все сойдет успешно. Роду удалось устроить мой концерт в Уигмор-Холл.

— Вас ждет овация, — серьезно предсказала Сидония и невольно взяла его за руку. — Вы придете послушать меня сегодня вечером?

— А где вы выступаете?

— В частном доме в Марэ — там состоится нечто вроде вечеринки для избранных в честь Нового года.

— Меня туда пустят?

— Я сделаю все возможное.

— Куда же мы отправимся потом?

— Я приглашена остаться с гостями, но, думаю, нам удастся улизнуть.

— Не стоит. Главное, чтобы мы встретили Новый год вдвоем.

— Пожалуй, я бы не отказалась.

Казалось, они расставались всего на несколько часов. Их шутливая болтовня без смущения возобновилась после расставания, и Сидония с легким сердцем отправилась репетировать, предварительно позаботившись о том, чтобы для Алексея было оставлено место в зале.

— Концерт начинается в девять, а вечеринка — в восемь. Кстати, вам надо быть там в смокинге.

— Почему бы и нет?

— У вас все еще прежний?

— Естественно. Обожаю эту одежду.

— Что же, она того стоит, — ответила Сидония и со смехом ушла.

Для этого концерта она одевалась особенно тщательно: изысканностью парижанок было невозможно пренебречь. Она остановила свой выбор на пышном алом шифоне. Дорогой французский «куафер» всего за час сотворил с ее волосами настоящее чудо, верх элегантности и в то же время естественности, о чем свидетельствовали два локона, небрежно ускользнувшие из греческого узла. На шею Сидония надела венецианское ожерелье и подобрала к нему небольшие серьги, которые не стали бы «приплясывать» во время ее игры.

— Недурно, — проговорила она, оглядывая себя в зеркало, а затем нарушила впечатление от ансамбля, натянув шерстяные перчатки, чтобы руки оставались теплыми до того самого момента, когда они опустятся на клавиатуру.

Сегодня Сидонии предстояло играть на клавикордах Франсуа Бланше, изготовленных в Париже в 1756 году. Днем их увезли в Марэ и настроили, а Сидония репетировала на старом ученическом инструменте на улице Ришелье, неподалеку от квартиры своей бывшей преподавательницы Моник Амбуаз. Мадам Амбуаз, которой уже перевалило за шестьдесят лет, тоже была приглашена на сегодняшний концерт.

Некогда Марэ был аристократическим районом Парижа, его составляли живописные особняки, построенные в шестнадцатом, семнадцатом и восемнадцатом столетиях. У одного из этих особняков на улице Сент-Антуан, в настоящее время принадлежащего представителю семейства французских банкиров Пьеру Севинье, такси Сидонии затормозило точно в семь вечера. Войдя в огромный вестибюль, откуда поднималась великолепная двойная лестница, музыкантша попыталась заставить себя не слишком открыто глазеть в упор, по сторонам, отмечая признаки состоятельной и великосветской жизни.

Рядом с дворецким в английском вкусе возник хозяин дома, человек, идея которого оригинально отметить Новый год со своими друзьями сослужила хорошую службу знаменитой английской музыкантше. Ее агенту была выплачена за такой концерт немалая сумма.

— Дорогая моя мадам Брукс! — воскликнул француз, целуя ее затянутую в перчатку руку и не выказывая ни малейших признаков удивления. — Я просто очарован вами! Клавикорды готовы в большом салоне, но, вероятно, вначале вам потребуется привести себя в порядок.

С этими словами Сидонию препроводили в соседнюю приемную, рядом с которой располагалась ванная комната. Горничная, ждущая в приемной, помогла Сидонии снять и повесить пальто, с удивлением взглянув на перчатки.

— Я не буду пока снимать их, — по-французски объяснила Сидония. — Мне необходимо сохранить кисти теплыми до самого концерта.

— Конечно, мадам, — ответила девушка и присела. «Вот это жизнь!» — думала Сидония, осматриваясь, поправляя свой макияж и волосы. Приведя себя в порядок, она поднялась по правой лестнице на площадку, где уже ждал ее хозяин. Севинье слегка поклонился:

— Великолепно, мадам! Позвольте предложить вам выпить.

— После концерта — с удовольствием, а теперь я просто не могу себе этого позволить.

— Вполне понимаю вас. Но я прикажу поставить на лед бутылку шампанского для вас — это вино из моих собственных виноградников, им я особенно горжусь.

— Как чудесно это звучит, месье Севинье! Я просто очарована вашим домом.

Пьер улыбнулся:

— Я люблю его. Здесь моя семья жила последние несколько сот лет, а до того он принадлежал принцу Конти. Особняк был одной из множества его резиденций.

— Вы постоянно живете здесь?

— В течение недели — да. А на уик-энд я уезжаю из города.

Сидония умирала от желания узнать, женат ли ее хозяин, но не решалась спросить об этом. Вместо этого она произнесла:

— Должно быть, у вас чудесная жизнь.

— И да и нет. Она бывает весьма скучной. Больше всего меня радует возможность путешествовать или развлекаться. И как раз сегодня я собираюсь как следует развлечься. Я задумал вечеринку в стиле восемнадцатого века — все гости будут костюмированы.

— О, вам следовало предупредить меня. Я могла бы подобрать костюм…

— Это совершенно ни к чему. Вы очаровательны. Мы с вами останемся в современной одежде.

— Боюсь, что мой гость — тот, о котором я упоминала по телефону — тоже не знает о костюмированной вечеринке.

— А, да, Алексей Орлов! Я не ожидал увидеть его. Судя по газетным статьям, это тот самый юноша, который способен произвести в Париже сенсацию.

Сидония усмехнулась.

— Он настоящий виртуоз, но еще более удивителен его характер.

— Как у Найджела Кеннеди?

— Пожалуй, не совсем так.

— А! — загадочно воскликнул ее хозяин. — А теперь, мадам Брукс, позвольте показать вам зал, где вы будете играть. Вероятно, вы хотели быь разогреть руки.

— Да, пожалуйста.