— Что ты имеешь в виду? Он совсем младенец, дитя, едва выросшее из пеленок…

— Ну и что? — излишне резко перебила ее Джейн с понимающей улыбкой.

Даже при резком ветре город кажется очаровательным, думала Сидония. Она стояла на Пляс-де-ла-Конкорд в своей русской шапке с опущенными ушами и вспоминала судьбу Марии-Антуанетты, умерщвленной на этой огромной и пустынной площади. Слышанная некогда история о трагедии этой королевы казалась теперь как нельзя более понятной, особенно при воспоминании о том, что несчастной женщине пришлось облегчаться публично во дворе тюрьмы, где ее содержали, Консьержери, и со страхом взирать на ожидающую ее телегу. Подобно забавному пенсне Екатерины Великой, эта подробность, касающаяся человеческих слабостей, внезапно сделала французскую королеву совершенно реальной в глазах Сидонии, женщины из другого века.

Утром накануне Нового года в воздухе чувствовалось приближение снегопада, но, несмотря на холодную погоду, Сидония не отказалась от мысли побродить по французской столице. Из всех городов мира Париж был ее излюбленным местом для прогулок. Отлично зная город, Сидония пересекла огромную площадь, по которой ходила еще в студенческие времена, и направилась в сторону Елисейских полей, зайдя по дороге в памятное ей кафе.

Этим утром она проснулась в шесть и уже успела порепетировать три часа, надеясь попозже повторить упражнения. Устроив себе перерыв, музыкантша без колебаний отправилась бродить по городу мимо Триумфальной арки, по авеню Фош в сторону Порт-Дофин. Именно через эти ворота Марию-Антуанетту доставили в Париж в 1770 году — тогда она еще была пятнадцатилетней невестой дофина. В то время Саре Леннокс исполнилось уже двадцать пять, думала Сидония, она успела перенести неудачный брак. Насколько ощутимо меняются времена и меняются ли они вообще?

Выйдя через ворота, Сидония медленно прошлась по улице Сюренье к Булонскому лесу, напевая на ходу: «Бродя по прохладному Булонскому лесу, слышишь, как девушки мечтают: „Он будет богачом!“ Ловлю их вздох, желая умереть, и вижу, как хорошенькие глазки с восторгом следят за юнцом, сорвавшим банк в Монте-Карло».

Ее пение оборвалось, как только Сидония завернула за угол аллеи, выйдя к пруду и увидев впереди праздник в полном разгаре — прелестный бал в маскарадных костюмах. Улыбаясь очарованию этой пестрой толпы мужчин, женщин и детей, одетых в костюмы середины восемнадцатого века, Сидония поспешила присоединиться к ним.

Она видела детей, как будто явившихся из сказки, — они бегали, гоняя перед собой обручи, видела дам, разодетых по последней моде, элегантные кавалеры которых в военных мундирах учтиво улыбались и грациозно кланялись. В листве деревьев блестел свет фонарей, лодки на пруду тоже были освещены. В толпе виднелось великое множество настоящих денди; цветочницы пробирались между ними с корзинами своего нежного товара. Воздух был напоен удивительными ароматами: сочетанием крепких духов, немытой кожи, гвоздики, конских каштанов и уличной пыли. Вдалеке вспыхивали и рассыпались дождем фейерверки, их сияние придавало сумеречному небу сиреневый оттенок. Ощущение невероятного веселья и роскоши подчеркивалось присутствием одной особенно изящно одетой девушки, которая сидела в тени деревьев и изучала Сидонию с приятной усмешкой. Это была Сара Банбери, урожденная Леннокс.

Сидония поняла, что этого и следовало ожидать. Сам вид и запах толпы показался ей слишком реальным, и она не впала в заблуждение, думая, что присутствует на карнавале или съемках исторического фильма. Сара и в самом деде была в Париже, она произнесла: «Добрый вечер» — и протянула руку, наконец-то сообразив, что от Сидонии не следует ждать опасности, что она не причинит вреда, будь эта женщина живым существом или призраком. Музыкантша хотела ответить, попыталась перешагнуть барьер веков и коснуться руки Сары, но внезапно видение поблекло, смазалось, подобно пустынному миражу, а потом и вовсе исчезло.

Она вновь очутилась в зимнем Болонском лесу, где было светло и холодно и начинал падать снег. Поняв, что холод пробирает ее до костей, Сидония поплотнее запахнула пальто и направилась к стоянке такси, чтобы вернуться в отель на улице Сент-Гиацинт. Но даже, в знакомом номере ее повсюду окружали воспоминания. Отель размещался в особняке восемнадцатого века, принадлежащем одной из старших фрейлин Марии-Антуанетты. В самом деле можно было предположить, что здесь бывали королева и Людовик XVI, не говоря уж о Елизавете I, великой любительнице путешествовать.

Внезапно испытав прилив тоски и не зная, чем занять следующие несколько часов, оставшихся до репетиции, Сидония решила спуститься в бар. Но, проходя мимо стойки администратора, она уловила знакомый голос и начала пробираться поближе, уже предвкушая встречу.

— Здесь остановилась мадам Брукс?

— Да, месье.

— Прошу вас, передайте, что ее ждет Орлов. Алексей Орлов.

«Без трусов», — мысленно срифмовала Сидония и бросилась навстречу скрипачу, который стоял в небольшой приемной. Он был тепло укутан, на голове красовалась огромная меховая шапка, к которой был пришпилен значок со словами «Искусственный материал».

— Вы обманщик, — заметила Сидония, указывая на значок.

Алексей выразительным движением приподнял плечи:

— Мой французский не настолько хорош, чтобы я смог возразить защитникам прав животных, прочитав им лекцию о потребностях русской экономики.

— Что вы имеете в виду?

— Я люблю не только животных, но и людей. Нам необходимо продавать меха и вообще что-нибудь продавать.

— Ну, довольно! — прервала Сидония. — Видеть не могу вас в серьезном настроении! Вам это не идет.

Алексей сгреб ее в охапку, смачно поцеловав в обе щеки и завершив приветствие поцелуем в губы.

— Я всегда серьезен. Вы ели что-нибудь? Успели позавтракать?

— Только перекусила. Сегодня вечером у меня выступление.

— Тогда вам просто необходимо плотно пообедать. Я перед концертами становлюсь настоящим обжорой.

— Видимо, когда у вас есть чем обжираться.

— Признаюсь, я сражен, — ответил Алексей и протянул Сидонии руку. — Я соскучился по вас, товарищ, и был жутко счастлив, когда Василий сообщил, что вы будете в Париже одновременно со мной. Сколько вы пробудете здесь?