Однако в нашем случае явных пакостей в подъезде не оказывается, а на мелкие грешки молодого поколения покупатель не обращает внимания. Поэтому — дззынь в звонок, здравствуйте, Иван Иванович, здравствуйте, Лидия Федоровна. Вот привел вам Сергея Дмитриевича, хочет посмотреть квартиру, если понравится — будет покупателем. Сергей Дмитриевич смотрит, спрашивает:

— В этой комнате сколько метров? Двадцать два? А в этой? Точно шестнадцать?

— Точно шестнадцать.

— А кухня?

— Восемь и шесть десятых.

— Квартира требует ремонта.

— Косметический ремонт новый хозяин всегда делает, Сергей Дмитриевич.

И чувствуется, что в квартире ему все нравится — еще чуть поломается и попытается начать разговор о снижении цены. А мы ему на это сразу морду оскорбленную, вид недоумевающий — нам вроде даже за Сергея Дмитриевича неудобно перед хозяином… И тут приходит оно — Неожиданное. Как будто разбили-уронили что-то за стенкой и покатилось оно со звоном? Нет, сквозь общий треск и грохот явственно режутся хрипатые слова уже слышанной где-то залихватской песни:

— Однако слышимость… — неуверенно говорит Сергей Дмитриевич.

— Да нет… это они просто громко музыку завели. А так-то тихо у нас, — поясняет хозяин.

— Звукоизоляция, Сергей Дмитриевич, в «сталинских» домах всегда хорошая, — встревает и Алекс. — Это у них действительно с громкостью звука явный перебор.

А из-за стены грохочет:

— И часто это у вас? — интересуется Сергей Дмитриевич.

— Да нет… это, может, праздник у них или что, — теряется хозяин. — А так-то тихо.

— Соседи тихие, и парень хороший у них, — подтверждает хозяйка. — В институте учится.

— Пра-аздник, — каркает из угла сухонькая, додревних лет бабка — мать хозяйки. — У них что ни день — праздник. Тьфу.

Все время она сидела в своем кресле в углу и лишь враждебно молчала, но теперь, видно, решила, что пришел ее час. Она прижилась в этой просторной квартире и не хочет никуда переезжать.

— Можно сходить, попросить уменьшить громкость, — обращаясь к хозяйке, пытается спасти положение Алекс. — Они же нормальные люди.

— Лида, сходи, — говорит хозяин не своим голосом.

У него быстро белеет лицо и начинают мелко трястись руки. Хозяин этот мужчина очень ненадежный в смысле нервишек — шалят они у него еще с «застойных» времен, когда служил хозяин «по линии питания» у бывшего Андрея Андреевича Громыко и был меньше повара — так, по совсем старому счету, кухонным мужиком. «И допустил, — рассказывал, — я однажды одну ошибку, какую — не спрашивай. И говорит мне сестра-хозяйка, понял? Сестра-хозяйка его. „Еще раз, — говорит, — и тебя в двадцать четыре часа не будет, и семьи твоей в двадцать четыре часа не будет. Не то что в Москве, а вообще не будет“. С тех пор я и нервный такой. Если что — извини».

— Иду, иду… — Хозяйка видит нехорошие признаки и умоляюще вскидывает руки. — Сейчас скажу им.

— Пра-аздник, — не унимается старуха. — Дожить спокойно не дадут. Тьфу.

— Мама, ну что ты говоришь? Завели раз музыку, так ты…

— Кажный божий день — праздник.

— Ладно, спасибо, — снимается с места Сергей Дмитриевич. — Я все посмотрел.

Алекс с каким-то одеревеневшим хозяином провожает его в прихожую. Стараясь не встречаться с ними взглядом, Сергей Дмитриевич пожимает руки.

— Я подумаю и вам позвоню, — вселяет в Алекса бездну надежд милейший Сергей Дмитриевич и уходит.

Но он не позвонит, это очевидно. Педрило Бугай плюс Старая Карга сломали готовую вот-вот завязаться сделку. Разумеется, Алекс позвонит ему сам. Мгновенно, как только подберет аналогичную квартиру. Ее надо вырыть хоть из-под земли. И тут же Алекс ловит себя на мысли, что это мечты. Такие квартиры попадают на эксклюзив лишь случайно, другой не будет. Впрочем, и эта не пропадет — купит ее в ближайшее время не хирург-профессор, так ворюга либерал, Алексу какая разница…

— Вы, Иван Иванович, в следующий раз тещу-то изолируйте как-нибудь. Хорошо?

Хозяин только кивает головой, удерживая шкворчащую на языке каленую матерщину. Ладно, не боись, хозяин, продадим, твоя квартира классная (небось Громыко дал?), только тебе об этом подробно знать не надо, чтобы ты не возгордился и не начал заламывать цену. А Алексу со всех ног в ТБТИ «Восточное-2» надо — получить заказанные зараньше справочки, куда ж без них-то? Никуда.

После того как покупатель вносит задаток, фирма снимает квартиру хозяина с продажи на оговоренный срок. Успеет покупатель решить свои проблемы (если они есть) и выйти на сделку — молодец, не успеет — его трудности, потеряет задаток. Но и фирма берет на себя обязательство подготовить к сроку все необходимые для продажи документы. Иногда эти сроки бывают сжатыми — дней десять. Тогда для ведущего сделку агента начинается бег с препятствиями. Перво-наперво — к нотариусу, выправить доверенность агенту от хозяина на сбор справок и совершение всех необходимых действий, связанных с отчуждением собственности. Это просто, но все же время идет. Имея на руках доверенность и взяв у хозяина (а чаще — у себя же в сейфе) правоустанавливающие документы (на основании которых тот владеет собственностью — первичные , то есть те, которые человек получил при приватизации, или вторичные — договор купли-продажи, мены и проч.), агент приступает к сбору документов по сделке.

В простых случаях — когда отчуждаемая квартира не отягощена ни несовершеннолетними детьми, ни необходимостью уплаты налога на наследование или дарение, ни, упаси Бог, различными видами ренты, ограничениями прав и проч. (это отдельный разговор), требуется собрать «документы ТБТИ (Территориального бюро технической инвентаризации)» и «документы РЭУ». Приличные фирмы добывают также справки о том, что продавец не является клиентом психоневрологического и наркологического диспансеров (ПНД и НД). Такие справки самому риелтору добывать крайне затруднительно, не дадут ни по какой доверенности — врачебная тайна. Если же попросить хозяев, можно сильно испортить отношения («Да за кого вы меня принимаете?»), а это ни к чему. Поэтому такие справки заказывают через подмазанных стражей порядка (пятнадцать—двадцать пять долларов за справку), которые берут справки ПНД и НД «в связи с возникшей служебной необходимостью» и передают заказчику. Если выясняется, что один из участников сделки состоит-таки на учете, это еще не катастрофа. Просто представитель заинтересованной стороны (или двух сторон) мертво стоит на нотариальном оформлении сделки по реальной рыночной стоимости и организует присутствие на ней врача-психиатра или нарколога, которые фиксируют, что подозреваемый при подписании договора вполне отдавал себе отчет в своих действиях.

Такая организация мероприятия почти стопроцентно исключает возникновение в скором времени так называемой признанки , а это очень даже хреновая вещь. Через неделю после получения денег заорет такой «болезный» продавец квартиры:

— Караул, люди добрые! Где это я? Почему не у себя дома?

И при поддержке тех мошенников, которые изначально стояли за кулисами данной аферы, — в суд. Одурачили плохие, мол, люди меня — больного на всю голову человека (вот справочка). И квартиры не продавал, и денег не видал, и не знаю ничего, и не помню. Заступись, справедливый суд, за тяжело больного человека. В общем случае суд вполне может стать на его сторону и вернуть ему права на квартиру, из которой нанятые бандиты мигом выкинут счастливых новоселов-покупателей. При описанной выше организации сделки суд наверняка не поддержит истца, да и сами аферисты, скорее всего, не станут при таких условиях связываться, просто уйдут прямо с подписания договора и начнут искать лохов полопушистее. А вот если наш продавец окажется лишенным дееспособности по решению суда, то любая сделка с ним будет объявлена ничтожной , недействительной с момента совершения, и здесь уже ничего будет сделать нельзя. Плакали покупателевы денежки. Поэтому при малейшем подозрении хороший риелтор должен проверить и дееспособность. Но этого почти никогда не делают: и трудно, и лень, да в 99,9 процента случаев и ни к чему.