Там знание мое окажется весьма ограниченным, потому что мне придется исследовать и научиться управлять гораздо более сложным космическим аппаратом, чем наш, стихии которого еще очень тяжелы и грубы. В высших системах космическая материя до того сложна по своему составу, что мне предстоит пройти целый курс наук и вычислений.

Да, милые дети мои, непостижима, великолепна, подавляюща, сокровенна обитель Всемогущего, и среди грохота непрерывного творения и колоссальных разрушений, которые свершаются, в безграничном пространстве кишат неисчислимые миллиарды работников. Никто не постиг еще глубину той Премудрости и Всезнания, которое сочло, кажется, всякую малейшую частицу. Даже луч какого-нибудь светила, пролетающий неимоверные расстояния, прежде чем через многие тысячелетия проникнет в нашу тяжелую атмосферу, попадает к нам не случайно. Таинственный посол уже угасшего, может быть, мира, он несет с собою космические субстанции, которые нужны нам здесь…

Эбрамар умолк, а вдохновенный взор его устремлен был, казалось, на какое-то далекое видение.

Тяжелое чувство объяло сердца его слушателей при мысли о громадном и страшном пути, который предстояло еще пройти, и о предстоявшей им работе. Они почувствовали себя хилыми, слепыми и невежественными, какими-то атомами, затерянными среди бесчисленного человечества, которых стопа времени давит, словно муравьев; им даже как будто слышался скрип колеса вечности.

Взглянув на обоих учеников, Эбрамар понял их душевное состояние и сказал с любовью:

– Конечно, голова может закружиться при мысли об окружающей нас со всех сторон бесконечности, но надо мужественно стряхнуть с себя подобную слабость и проникнуться сознанием, что среди миллиардов душ мы все же облагодетельствованы судьбой. Мы постигли многие законы, неведомые и необъяснимые профанам: мы миновали первые, самые тяжелые переходы неизбежного восхождения, которое ведет несокрушимую искру от атома к лучезарному средоточию, где пребывает Неисповедимый, частицу Коего мы составляем.

Итак, поднимите головы, друзья мои! Я покидаю вас и поднимусь на следующую ступень, но обещаю не терять времени и приготовиться достойно принять когда-нибудь и вас, милые ученики мои, подобно тому, как и меня ожидают теперь преданные мои наставники. Несомненно, существом моим будут править уже совершенно иные эфирные условия, но соединяющая нас связь никогда не порвется.

– Учитель! – глухо прошептал Нарайяна, – у меня к тебе есть просьба. Я желал бы присутствовать при твоем уходе и чтил бы этот час, как самое дорогое и священное для меня воспоминание. Можешь ли ты оказать мне такую милость? Может быть, я еще не достоин и не буду в состоянии вынести столько сверхземного света?

– Обещаю, что ты будешь со мной в этот торжественный час, и увидишь, как я сброшу свою телесную оболочку. А сам ты работай всеми силами, чтобы соединиться со мной и приблизить время, когда я приму вас, дети мои, в своей новой обители.

На следующий после этого разговора день маги отправились в сопровождении Нарайяны осматривать царство Абрасака.

Глава шестнадцатая

Воздушный корабль быстро приближался к стране, подвластной Абрасаку. Маги ехали к нему без предупреждения, и он не посылал вестников просить к себе учителей на осмотр его царства. Оба царя также не получили приглашения, а потому Удеа отказался сопровождать магов и вернулся к себе с Арианой.

Нарайяна же присоединился к Эбрамару, заявив, что будучи наставником Абрасака, имеет неотъемлемое право принять участие в осмотре, чтобы видеть, как воспользовался он приобретенным знанием.

С высоты, где они парили, перед ними расстилалась громадная картина. Широкая и могучая река катила свои волны, по обе стороны тянулись широкими лентами плодоносные земли с пышной растительностью, окаймленные на горизонте цепью голых зубчатых гор.

Под воздушным судном виднелось широкое устье реки и в дельте замечалось несколько островов, из коих один, самый большой и сплошь гранитный, выдвинут был вперед, словно часовой.

Продолжая свой головокружительный полет, воздушное судно понемногу спускалось, и вскоре обозначился огромный город, раскинувшийся по обоим берегам реки, с массивными сооружениями, окруженный садами, которые тянулись на необозримое пространство.

Все маги собрались на мостике, ход судна все замедлялся, и вдруг Нарайяна, опустив бывшую в его руке подзорную трубу, громко расхохотался.

– Наставники, нас ждут, и на берегу построена даже пристань для судна. Ха! Ха! Браво, Абрасак! Вот что значит хорошо организованная полиция.

Теперь уже ясно было видно море человеческих голов, волновавшееся на берегу реки, и торжественные процессии, выстроившиеся вокруг пристани, куда причалило судно. Широкая лестница, покрытая пестрыми циновками, вела к особому возвышению, на котором стоял Абрасак с Авани и многочисленной семьей, состоявшей из пяти сыновей и трех дочерей. Все были одеты в полотняные роскошно вышитые одеяния, а лица отражали спокойное мужество и высокий разум.

Весь народ пал ниц, когда Абрасак и его близкие почтительно приветствовали магов. Затем все в носилках доставлены были во дворец, где гостей ожидал великолепный обед, и маги поздравили царя с тем, что он угадал их прибытие, доказав, как тщательно поддерживает он магнетическую связь с божественным городом.

На следующий день маги собрались в рабочей палате Абрасака.

Посреди полукруга, образованного магами, стоял царь и последовательно излагал им план своего государственного строительства, прежде, чем они приступят к подробному обозрению страны и различных ее учреждений.

Красивое и мужественное лицо Абрасака приняло другое выражение; теперь на нем отражалось полное достоинства спокойствие и то осознание силы, которое дают власть и привычка повелевать.

– Позвольте мне, уважаемые наставники, изложить вам вкратце все, что я сделал с того момента, как вместе с товарищами высадился на этой земле, бесплодной в то время и болотистой, где ютилось многочисленное, но грубое, дикое и мятежное население. Понятно, что дикари эти не имели никакого представления ни о законах, ни об обязанностях, ни о божестве, ни о деятельности. Для того чтобы вылепить что-либо определенное из данной в мое распоряжение человеческой глины, прежде всего следовало развести ее страхом. И вот, применяя имевшиеся в моем распоряжении неведомые им силы, я их укротил и подчинил своей воле. А после того расселил их вперемешку по обоим берегам.

По составленному мною общему плану, будущая цивилизация должна была покоиться на трех основах; религии с ее обрядностями, незыблемой царской власти, облеченной божественным обаянием, и, наконец, общественных законах, которые сдерживали бы народ в желаемых рамках и обеспечили бы ему на долгие века путь развития.

Царская власть, при содействии совета посвященных, должна была стоять во главе всего государственного устройства.

Вы, читающие чужие мысли, для кого низшая душа не представляет тайны, вы поверите мне, почтенные наставники, что не гордость и не тщеславие внушили мне вознести царское достоинство на недосягаемую высоту и окружить его божественным поклонением.

Нет, я думал и продолжаю думать, что монархическое правление – самое совершенное и самое подходящее по своей простоте для управления народами; но зато и царь должен быть, разумеется, на высоте этого идеала. Моя же душа была и теперь еще преисполнена пламенным желанием оправдать ваше доверие и принести народу этому как можно больше добра, сливаясь с ним и его интересами. Вы сами рассудите, преуспел ли я в этом; но меня постоянно страшила опасность оказаться жалким монархом наподобие тех, каких много бывало на нашей погибшей Земле во времена ее упадка.

Вот свод моих законов, и притом очень строгих. Помня, какое зло порождает несправедливость, я старался поставить правду превыше всего, и перед правосудием все равны, – начиная с моих детей и до последнего простолюдина.