Когда они ехали уже в автомобиле, Нарайяна начал подсмеиваться и поддразнивать Супрамати.

– Поздравляю с победой, в тебя влюбилась красивейшая из амазонок; она просто ела тебя глазами. Увидишь, что на этих днях она явится к тебе с визитом, потом последует приглашение к ней, а кончится тем, что тебе предложат… «чашку чаю»!

– Которую я принять не намерен, – спокойным тоном возразил Супрамати.

– Почему? Я уже говорил, – да ты и сам знаешь лучше моего, что во время путешествия по свету любовные отношения разрешаются. Никто, даже твоя вековая супруга Нара, не будет ничего иметь против; потому что для мага даже необходимо иногда окунуться в действительную жизнь. Итак, повторяю, зачем ты будешь отвергать любовь этого очаровательного ребенка, обожающего тебя? До сих пор она совершенно чиста, если можно еще в настоящее время употреблять это слово; я хочу сказать, что она не поддавалась любви мужчин и женщин, из которых многие без ума от нее. Итак, ты – первая ее страсть; а если в память своего здесь пребывания ты оставишь ей еще маленького мага, то этим, может быть, избавишь ее даже от других опасностей и она всецело отдастся ребенку. Ха! Ха! Ха! Да ты еще сделаешь доброе дело…

Супрамати улыбнулся.

– Доказательства твои совсем особенные и вполне достойные такого, как ты, неисправимого проказника. Но как ты, будучи посвященным, не понимаешь, что степень достигнутого мною очищения препятствует мне находить удовольствие в подобных похождениях?

Уже одно присутствие этих людей, с их тяжелыми, нечистыми, зловонными излучениями тягостно на меня действует; что же будет, если я вступил бы в такие отношения? Кроме того, она еще полуребенок и возбуждает во мне сожаление; ее флюиды и мысли доказывают, что она менее испорчена, нежели ее подруги, менее заражена окружающим ее пороком.

Она впечатлительна, потому что сразу сильно почувствовала чистый ток, исходящий из меня, который не пробил-таки толстую материальную броню других. Поэтому я посмотрю, не смогу ли употребить внушенное мною чувство на то, чтобы возбудить в ней более благородные мысли и вырвать из грязи, в которой она. пресмыкается.

Ведь наше назначение – испытывать сердца и разыскивать тех, кого еще можно спасти и в достаточной мере посвятить для того, чтобы можно было взять их с собой на новую планету, очень большую и населенную существами, едва вышедшими из животного состояния. Труд предстоит громадный, и нам весьма понадобятся помощники и наставники, воодушевленные чистым рвением. Подумай об этом, Нарайяна, ведь ты же отправишься с нами?

– Ах, не напоминай ты мне об этой ужасной перспективе! – воскликнул Нарайяна.- Я чуть не плачу, когда подумаю, что наша бедная старушка осуждена на смерть и доживает последние дни. Надо пользоваться этой последней возможностью насладиться культурной жизнью, веселиться, оказывать внимание нашей умирающей, любуясь и смакуя все, что она нам дает.

На новой планете будет столько дела! Нечего сказать, хорошее удовольствие цивилизовать этот зверинец; я буду чувствовать себя гладиатором или укротителем зверей.

Но пока мы не освоимся сколько-нибудь с этими низшими породами, я недоумеваю, как будем мы обходиться без театров, ресторанов, железных дорог, автомобилей, воздушных экипажей и т. д. Ничего, кроме этой дичи!…

В голосе его звучало такое забавное отчаяние, что Супрамати от души расхохотался, но не успел ответить, потому что экипаж остановился у его дворца и один из слуг поспешил встретить его.

Глава десятая

На следующий день, когда Супрамати завтракал на открытой террасе, выходившей в сад, он увидал приставший к башенке самолет, из которого выскочил Дахир в сопровождении секретаря. Пять минут спустя Дахир, весело улыбаясь, появился на террасе.

– Как, ты уже окончил свое кругосветное путешествие в три дня? – лукаво заметил Супрамати.

– Я побывал только в храме Грааля и проехался ненадолго в Шотландию, – ответил весело Дахир.

Я привез тебе поклоны от всех друзей и главы братства. Все очень желают увидать тебя, – прибавил он. – Горячая любовь, с которой меня встретили, очень тронула меня и придала силы; после всего услышанного от них, я был особенно огорчен нравственным и физическим вырождением мира.

– Притом, – Дахир вздохнул, – мне стало одному скучно. Я так привык делиться с тобою всеми своими мыслями и впечатлениями, что мне было невыразимо противно бродить одному по этому новому миру. А так как и в Царьграде немало интересного, то я и вернулся.

Супрамати протянул ему руку и взгляды, которыми они обменялись, доказывали, как сильна и непоколебима была связывавшая их дружба.

– Но что тебе понадобилось в Шотландии? – осведомился Супрамати.

– Ничего особенного. Просто у меня явилось желание повидать место, где мы оба выдержали наше первое посвящение. Ах, я испытывал гнетущее чувство, когда увидел, что волны покрывают место, где расстилались плодоносные равнины города и порта самого величественного в мире флота, нового Карфагена. Гористая часть Шотландии тоже пережила, однако, страшную катастрофу, но наше древнее гнездо все еще ютится на утесе; оно кажется так же несокрушимо, как мы. Я даже хочу предложить тебе, Супрамати, поехать провести там несколько недель, чтобы отдохнуть от соприкосновения с действующим на нервы порочным обществом, в которое мы принуждены войти. Мы изучим там на свободе историю трех веков, которые прошли около нас так, что мы их даже и не заметили; а эта безмолвная тишина с видом на океан принесет нам пользу.

Супрамати слушал, понурив голову, и сердце его томительно сжалось; но он энергично поборол свою слабость и одобрил предложение Дахира, сказав, что при первой возможности они приведут его в исполнение.

Затем он рассказал своему другу о встрече с Нарайяной и обо всем виденном и услышанном за время их разлуки. Он описывал свой визит к амазонкам, когда явился Нарайяна, в наилучшем, по обыкновению, настроении.

– А, Кастор и Поллукс снова вместе, – сказал он, смеясь и пожимая руку Дахира. – Он рассказывает тебе о своих победах у амазонок? Продолжай, продолжай, Супрамати, и если ты пропустишь какие-нибудь интересные подробности, я дополню твой рассказ. Держу пари, что он не упомянул о своем блестящем успехе. Красивейшая из амазонок у его ног, сгорает от любви к нему, а он бесчувствен, как пень, и прикрывается своим величием мага.

– Хорош был бы я маг, если бы руководился гордостью, или, еще лучше, увлекался бы похотью, – заметил Супрамати, пожимая плечами.

– Он просто боится, как бы ревнивая Нара не свалилась ему, как снег на голову, и не устроила ему сцену, несмотря на их обоюдное величие! – дразнил Нарайяна, подмигивая лукаво.

Супрамати не мог удержаться от смеха.

– Это твое предположение доказывает только, какого страха задала Нара тебе самому, что ты до сих пор хорошо помнишь о супружеской дисциплине.

Дахир рассмеялся, а Нарайяна нетерпеливо повел плечами.

– Брр! Подумай, о каких сценах, клятвах и ссорах за всякую безделицу напоминаешь ты, чудовище! Поговорим лучше о другом.

Он достал из кармана несколько печатных листов и развернул их.

– Вот несколько объявлений, которые должны вас заинтересовать. Здесь есть такие места, которые вам необходимо осмотреть; например, «Спиритуалистический нейтральный храм». Там не проповедуют ни Бога, ни черта, а признают одну чистую науку и могущество формул. Там есть отделы вызывания духов, проро-

честв, астрологии, ясновидения; показывают в магическом зеркале прошедшее и разные неведомые вещи, предсказывают будущее, готовят магические зелья, заговоры на любовь или ненависть, составляют гороскопы; вообще там имеются специалисты по всем полезным отраслям.

Да, чуть не забыл. Там вызывают мертвых, но только первой сферы и если смерть последовала не более 50 лет назад.

– Вот это действительно любопытно. Поедем сегодня же в этот храм, Супрамати! – сказал Дахир.