— В кино вопросы брака решаются легче, — отвечает режиссеру Луи Жюрден.

Грейс Келли хмурит лоб:

— Выходит, что тебе не нравится мое решение?

— Спокойнее, спокойнее, — шутливо обрывает их режиссер. — Через десять минут у вас очередное объяснение в любви.

Мы спрашиваем у Грейс Келли, сколько лет она работает в Голливуде.

— Шесть.

— Сколько раз вы уже снимались?

Грейс Келли на секунду задумывается.

— Двенадцать, — подсказывает ее антрепренер.

— Какую свою роль вы считаете лучшей?

Грейс Келли молчит. На этот раз актрису выручает режиссер:

— Она у нас дипломат. Конечно, лучшая роль та, в которой Грейс снимается сейчас.

За разговорами мы едва не позабыли, что находимся в Голливуде и что все здесь должны сниматься. Хозяева тянут нас к аппарату. Грейс Келли начинает рассказывать о принципе съемок на широкий экран. Вспыхивают «юпитеры». «Киногероями» становимся и мы.

Но маленький перерыв окончился, должны начаться настоящие съемки. Переходим в следующий павильон. Фильм, который снимается здесь, более современен. Гангстеры крадут у миллионера сына. Миллионер обожает мальчика и поднимает на ноги всю полицию. Поиски тщетны. Через несколько дней миллионер получает записку. В ней говорится, что он должен выплатить похитителям пятьсот тысяч долларов, в противном случае мальчик никогда не вернется к нему. Отец в раздумье: отдать ему деньги или предпринять решительные меры для поисков мальчика. Он объявляет в газетах, что предпочитает заплатить полиции хотя бы в пять раз больше и, в крайнем случае, отдать все свое состояние, но гангстеры должны быть пойманы. Таков сюжет картины.

Глен Форд, один из больших артистов американского кино, играет в картине главную роль — роль отца. Он рассказывает о своей новой работе без большого энтузиазма. И мы понимаем его. Чувствуется, что Глену Форду хотелось бы сыграть что-нибудь более серьезное. Борис Полевой говорит ему:

— Вам очень подошла бы роль Федора Протасова из пьесы Толстого «Живой труп».

К сожалению, Глен Форд не читал пьесы Толстого, и мы рассказываем ему о ней.

— Я чувствую, господа, что это действительно прекрасная роль. Есть ли английский перевод пьесы?

— Конечно, — подсказывает стоящий рядом режиссер.

— Вещичка ничего, — подхватывает другой. — Есть мнимое самоубийство, цыгане, полиция, суд. Стоит подумать!

Форд будто не слышит этих фраз:

— Я хочу сам побывать в Москве и посмотреть ваши театры. Я люблю и, кажется мне, понимаю систему Станиславского. Моя жена, Элеонора Пауэль, — актриса балета. Когда мы мечтаем о путешествиях, она говорит мне: «Ах, если бы увидеть русский балет!»

Мы беседуем с Гленом Фордом в маленькой комнатке. Здесь актер отдыхает перед съемками. Он рассказывает нам о строгих порядках, которые существуют в Голливуде во время производства фильма. Актер работает по семь часов в день. Он почти не имеет возможности отвлекаться, так как не допускается переделок в сценарии, и режиссер стремится за возможно более короткое время сделать как можно больше.

— Коммерция, — произносит Глен Форд. — Но она приучила Голливуд к темпу, и это очень важно. Вам может это показаться странным, но за восемнадцать лет работы в кино я снимался в семидесяти двух главных ролях.

Четыре картины в год!.. Сознаюсь, в те минуты, когда мы беседовали с г-ном Фордом, нам вспомнились наши актеры. Иные из них за такой же период деятельности в кино снялись всего четыре раза!

Глен Форд продолжает говорить о студиях Голливуда. Нелегко удержаться здесь артисту. Предприниматели стремятся заключать контракты на возможно более короткий срок, с тем чтобы лицо артиста не надоело зрителю. Фильмы Голливуда строятся чаще всего не на серьезной, психологической игре артистов, а на его внешних данных. Как только артист перестает пленять улыбкой, двери павильонов перед ним закрываются. В американских фильмах почти нет серьезных, интересных характерных ролей. Глен Форд не смог назвать ни одного имени старого, опытного актера, который в силу своего таланта был бы знаменит в Голливуде.

— Немало и других особенностей в нашей жизни, — закончил он свой рассказ. — Режиссер, например, не имеет права снимать в своем фильме жену-актрису, так же как актриса не имеет права работать в той студии; где служит ее муж-режиссер.

Форда вызвали на съемку. Мы двинулись осматривать студию. Нам было трудно согласиться со многими принципами работы Голливуда. Мы не понимаем и отвергаем те его фильмы, которые будят в человеке низменные инстинкты, но надо отметить, что самое производство здесь организовано хорошо. В Голливуде не делают для каждой картины новых декораций. В студии есть постоянный городок декораций, улочки которого, в две трети натуральной величины, построены в стиле различных эпох. Здесь же, в городках декораций, небольшие бассейны и реки с миниатюрным флотом. Режиссеру требуется очень немного времени для того, чтобы изменить вид постоянных декораций, и он может начинать тут же съемки очередного фильма.

В студии «Метро Голдвин Меер» мы увидели тот самый знаменитый лес, который потряс немалое количество зрителей кинофильма «Тарзан». Но какой это был жалкий лес! На каких-то трехстах квадратных метров росли пальмы и прочие диковинные деревья Африки, лианы (они действительно были привезены из Африки) уже высохли. И весь лес. Его пересекала маленькая канавка. Паблик рилейшен мен рассказал нам, что именно в этой канавке были сняты и бой Тарзана с крокодилом и прочие водные чудеса.

Он заметил наши улыбки и сказал:

— Для того чтобы лес был таинственным, мы завешивали его брезентом и создавали непроглядную тьму.

К сожалению, актер, который играл последнего Тарзана, работает в студии «Юниверсал», и вы не можете увидеть его у нас. Но зато вы смело можете считать, что побывали на родине Тарзана.

Паблик рилейшен мен небрежно показал рукой в сторону кусочка «африканского леса».

Анатолий Софронов, который в тот же день посетил студию «Юниверсал», виделся там с актером Бакэром, который играл в одной из последних серий Тарзана. Он рассказал мне, что Тарзан уже состарился и теперь, конечно, не может сниматься в залихватских ролях.

«Родина Тарзана» — маленький кусочек декораций в Голливуде — была долго видна с дороги, когда мы уезжали из «Метро Голдвин Меер». Не знаю, как другим моим спутникам, но мне думалось: «Техника техникой, но этого, конечно, мало для настоящего искусства. Высох же в Голливуде лес Тарзана. Вот так же «высыхают», уходят из памяти зрителей дешевые сюжеты подобных картин!»

БОРОДАТЫЕ АМЕРИКАНЦЫ

В лос-анжелосском отеле «Амбассадор» подходил к концу очередной открытый диспут делегации, на котором присутствовали не только городские репортеры, но и прочая желающая публика. Председатель объявил, что теперь он предоставляет право советским журналистам задать несколько вопросов. Посовещавшись, мы обратились к залу: какую лучшую картину Голливуда рекомендуют посмотреть нам собравшиеся? Кто мог ожидать, что вопрос этот внесет такое отчаянное разногласие в американские ряды.

— Про Питера! — неслось из левой половины зала.

— Это им будет скучно, пусть поглядят Марлен Монро…

— Какая же это актриса? — неистово возражал кто-то советчику. — Она же двух слов связать не может!

— Зато фигура, бюст, — выступили в поддержку Марлен.

— «Ночь охотника»! — неслось из зала.

— «Поцелуй меня в затылок»!

— «Американец в Париже»!

Стало так шумно, что мы уже почти ничего не понимали. И вдруг, покрывая все прочие голоса, прокатился над головами истинно русский бас:

— Господа, рекомендую фильм про зайца. Ве-лико-леп-ная вещичка!..

Как только окончился киноплебисцит, сквозь толпу окруживших делегацию репортеров пробились два плотных, коренастых человека лет по пятидесяти. Их странная для этих мест одежда сразу привлекла наше внимание. На мужчинах красовались цветные косоворотки, сделанные хоть и из найлона, но на русский манер.