– Да все были, мы все поехали. И они все надо мной смеялись из-за этой поляны…
– Спасибо большое, Михаил, до свидания
– А, до свидания… – кажется, мой собеседник так и не понял, зачем я звонила. И что у него спрашивала. Может, оно и к лучшему, Хоть что-то я выяснила.
Только бы не звонила Татьяна.
Итак, какая-то Маша Петрова из МГУ… Маша из МГУ… Про какую-то Машу из МГУ говорила Володькина Ириша. Так, интересно… А вдруг не совпадение? Ириша говорила, что ее Маша дружила с Димкой… Та-а-ак!
Я позвонила Володе на мобильник.
– Ой, Рита, красавица моя! Привет-привет, солнышко, извини, сейчас поговорить не смогу, попозже позвоню, договорились?
– Володь, мне…
– Лапушка моя, ну никак поговорить не могу. Чуть попозже… Целую, пока! – и отключился.
Ладно, позвонит, наверное. Итак, если это та самая Маша, то, по словам Иришки, она сейчас в Питере. С Димкой? А что, очень может быть. Татьяна его убьет за побег… Расстреляет психологически. Уничтожит морально. Да, но я-то почему так колочусь? Мне-то какое дело?Эх, лягуши, я всегда говорила, что найду, чем себя обеспокоить. Своих детей нет, так я чужих отыскиваю.
Ну вот, наконец-то что-то произошло, и я расстроилась. Вообще как-то мне пришла в голову такая мысль: мы, жители крупных городов живем в идеальных, практически тепличных условиях. У нас достаточно пищи, мы живем в отапливаемых домах, нам не угрожает ни голод (слава тебе Господи!), ни непогода, на нас не охотятся хищники. То есть для физического удобства и безопасности у нас есть все, что надо. Теоретически все мы можем производить на свет жизнеспособное потомство и все у нас есть, чтобы жить и этой жизни радоваться. Но зачем-то мы придумываем массу психологических сложностей, нагромождаем одну на другую общественные условности, влезаем в какие-то нелепые конфликты, портим жизнь и себе и другим… И пока не испортим, не успокоимся… Вот вы, перепончатые, живете себе и радуетесь, корм я вам купила, вода у вас чистая, живете и не переживаете попусту. Мне бы так. Или я не права?
– 16-
Сашка исчез в темном коридоре.
– Может, тебе лампочку подарить? – спросил Паша – ты когда-нибудь себе там шею свернешь.
– Одной лампочкой дела не исправишь, – донеслось из темноты, – Там с проводкой что-то… все гнилое… Надо будет покопаться, руки не доходят.
Из темноты какое-то время доносились шорохи, и Паша усмехнулся. Странно усмехнулся, и тихо сказал "Ну-ну…" Сашка вышел из коридора с ворохом каких-то картонных папок неопределенного цвета.
– Только очень осторожно, – попросил он и добавил, обернувшись к москвичам: – Они очень хрупкие, поэтому пожалуйста, не трогайте их, а?
– Нормальные они у тебя, – сказал Паша, по-хозяйски развязывая тесьму на папке – Хранились в хороших условиях. На антресолях у тебя лучше, чем в любом хранилище. – и покосился на Сашку.
Тот никак не отреагировал на слово "антресоли".
– Ну, мы, наверное, спать пойдем? – неуверенно предложил Найси, которому уже надоела эта история с чужими письмами. Его гораздо больше волновало тело Дейрдре, в которое ему так не терпелось проникнуть.
– А, вы уже? – спросил Сашка. – ну да, понятно, ночь в поезде, день гуляли. Вам, наверное, надо в душ? Давайте я вам покажу, там у меня кран плохо работает, есть одна хитрость…
Найси вцепился в руку Дейрдре, которая не горела желанием идти ни в душ, ни в кровать, ни куда бы то ни было, но стеснялась об этом сказать.
Все трое гуськом прошли мимо комнаты, из-за двери которой доносился храп с присвистом (там, видимо, спал Сашкин отец).
– Вот смотрите, что тут с краном, – начал объяснять Сашка, – Тут надо придерживать.. Да, и газовая колонка у нас. Значит, сначала включаете воду, и ни в коем случае ее не трогайте – пойдет кипяток, потом она чуть остынет, тепло нужно регулировать вот так.
Он открыл кран и из него побежала жиденькая струйка. Ванная была старая и местами то ли ржавая, то ли грязная. Дейрдре скривилась, уж очень ей не хотелось туда лезть.
– Ну, в общем поняли, да? – спросил Сашка и хотел добавить что-то еще как друг напрягся. Сзади него в отцовской комнате хлопнула дверь и кто-то быстро-быстро протопал по коридору
– Это что? – удивился Сашка, – пойду посмотрю.
– Отец твой, наверное, проснулся, – сказал Найси. Он закрыл дверь в ванную, и прижал к себе Машу, начал целовать и ласково, вкрадчиво шепнул: "Хочешь вместе под душ?"
– Пашка! Сука! Сволочь, вернись!!! – донеслось из коридора
– Там что-то случилось! – вскрикнула Маша, и выскользнув из объятий Найси, отперла дверь ванной.
В прихожей было пусто, входная дверь распахнута настежь, а откуда-то снизу, с лестницы, доносились Сашкины вопли, ругательные и маловразумительные.
– Оставь их, сами разберутся, – Найси попытался увести подругу от двери, она нехотя согласилась. Действительно, чего встревать в чужие ругачки?
В ванной было не очень удобно, но изголодавшемуся по любви и нежности Найси было наплевать. Сначала они ласкали и намыливали друг друга под тонкой горячей струйкой, еле сочившейся из душа; потом Найси расстелил прямо на каменном полу свой походный свитер, и Дейрдре, закусив губу, стала на четвереньки. Найси не видел ни паутины под потолком, ни ржавчины, ни облупленной эмали по краям ванны, а Дейрдре все это видела и тихо сердилась. Найси упивался ею. Для него существовала только она, ее округлости, изгиб ее спины, ее лоно. А Дейрдре молча наблюдала путешествие рыжего таракана по клеенчатой душевой занавеске. И ждала, пока Найси наконец-то кончит.
… Сашку они нашли на кухне. Он сидел за столом рядом с отцом и, видимо, по десятому разу, теряя терпение, спрашивал у него что-то. Отец еле-еле удерживался на табурете, то роняя голову, то снова подпирая ее непослушной рукой.
– Ты скажи мне, папа, что он взял с полки? Что он взял? – произносил Сашка чуть ли не по складам.
– Не зззнаю, сыночек дорррргой! – по пьяному растягивая слова, отвечал отец, – Не зззнаю, милы-ы-ый! Он к полке подошел… Через меня перегнулся… А что взял? А что взял? Взял он что?
– Папа! – рявкнул Саша, – Я и спрашиваю, что он взял?
– Че такое? – спросил Найси, – Пашка что-то там натворил?
– Да пока я с вами в ванной был, он зашел к отцу в комнату и что-то упер, зараза! Я только сейчас понял, сколько он у меня всего натырил! Архив разбирал, сволочь! Не разбирал, а растаскивал… Я думал, у меня бардак, поэтому кое-что теряется. Но что он взял у отца?
– А что там было? – робко поинтересовалась Дейрдре, – Что стояло на полке и чего не хватает? Сашка, кажется поразился такой мысли и снова принялся допрашивать прикорнувшего было отца не менее пристрастно:
– А что у тебя там было на этой полке? Ты хоть помнишь, что за книги там стояли?!
– А? Книги?
– Да, книги, книги!!!
– А, да, книги стояли, были там книги…
– А какие? Ты понимаешь? Ка-ки-е? Заглавия помнишь?
Старик с трудом разлепил слезящиеся глаза, посмотрел на сына так, как будто видел его в первый раз и не без труда, но вполне внятно выговорил:
– Всемирной литературы… три тома… Фрезер, Золотая этта… Золотая ветвь…
– Ну? Ну? А из старых книг что-то было?!
– Дореволюци… онных? А, было, было…
– Ну что было-то, говори…
– Латинская синонимика… Этта… Да… Латинская синонимика Шмальфельда… тысяча восемьсот девяностый год… Стихи… Тараса Шевченко… Тысяча…
– Это Пашке не нужно… А еще?
– Библия… Дедушки моего Библия… Старая… Старинная.
– А ну все в комнату, Библию искать! – взревел Сашка.
Он помог отцу подняться и повел его, шатающегося, в комнату. Найси пошел за ними, хотя и без особого желания. Ему хотелось спать. Дейрдре молча поплелась за ним следом.
В комнате отца было неприбрано. На старинной мебели лежала скомканная одежда, на потускневшем пианино стоял поднос с хлебом и печеньем, а около подноса – початая бутылка водки. Сашка, едва войдя, открыл окно, но специфический алкоголический запах не мог выветриться за одну секунду. Над продавленным диваном, на котором, видимо и спал Сашкин отец, висела полка с книгами, а над ней – на стене – две иконы, темные, в почерневших окладах.