«Если поблизости есть кто-нибудь из ваших друзей, то пусть немедленно встретится со мной. Живу в отеле «Грейт Истерн», вскоре отплываем на пароходе «Малайя» рейсом на Рангун, Пенанг и Сингапур».

Дорогой инспектор! Знаю, что из меня вышел никудышный корреспондент. Несомненно моя телеграмма вызвала у вас сердечный приступ, а последующее отсутствие объяснений — тропическую лихорадку. Что поделаешь, — это вина почты и расстояний. Не могла же я пересказывать вам в телеграмме все! Сами понимаете: таинственный Восток, где повсюду скрываются шпионы, ну, и так далее.

На чем это я остановилась в прошлом письме? Кажется, на нашем прибытии в Аден. Настроение там у всех было так себе. Сами знаете, как это бывает: люди выезжают как одна счастливая семья, а приезжают совершенно чужими. Хотя, наверное, бывает и наоборот. К нам это «наоборот» не относится. Дошло до того, что никто не войдет в комнату или каюту, не посмотрев сначала, нет ли там его «личных врагов».

В этой милой атмосфере мы пересекли Индийский океан, распрощались в Бомбее со вконец опротивевшим нам корытом, добрались враскачку до отеля «Тадж Махал» — и кого же мы там встретили? Несравненного мистера Фенуика с его молчаливой сестрицей. Они, видите ли, решили путешествовать вокруг света сами по себе. Уселись в Неаполе на какой-то чудо-пароход, который плавает вокруг света, не заставляя пассажиров шататься по грешной земле на всяких там поездах и междугородних автобусах — и теперь достойная пара вне себя от счастья. Во всяком случае так нам сказал мистер Фенуик. Мы его супер-лайнер видели потом в порту — действительно, красавец! Мистер Фенуик поинтересовался, много ли у нас было убийств в его отсутствие, а также подробно разъяснил преимущества его способа путешествовать над нашим. Но мы были так рады увидеть хоть одно новое лицо, что охотно простили ему приступ мании величия. Пробыв в Бомбее несколько дней, мы двинулись через Индию в Калькутту. Добрались мы туда совершенно угнетенные мыслью, что на свете могут быть такие противоестественные сочетания красоты и нищеты как Индия. В Калькутте произошло то, что послужило причиной моей телеграммы.

Утром нашего последнего дня пребывания в Калькутте доктор Лофтон привел нас в ювелирный магазинчик на Чоуринджи-роуд. Полагаю, он получает какой-то процент от продажи, поскольку на эту прогулку он уговаривал нас дня два. Хозяина этого примечательного заведения зовут Имри Исмаил. Когда я очутилась в его магазине, то перестала жаловаться на долгую дорогу по закоулкам: чего только там не было! Таких красивых драгоценностей я еще нигде ни видела. Сапфиры, рубины, бриллианты, топазы! Вас это, вероятно, не интересует, но Сэди Минчин при виде всей этой роскоши просто ошалела. Даже мужественный Макс побледнел при виде покупок жены! Большинство, однако, просто побродило по углам и вышло на улицу дожидаться немногих энтузиастов ювелирного дела. Я на свою беду увидела бриллиантовое колье, которое лишило меня остатков силы воли. Заметив это, ко мне тут же прицепился — совершенно, как репей — ужасный субъект с громадными усами и бандитской физиономией. Я уже покачнулась над пропастью, но тут подошел Стюарт Вивиан, который посоветовал мне повременить с окончательным решением. Он заявил, что как человек, понимающий толк в бриллиантах, он не советует мне их брать за такую грабительскую цену. Гнусный пират, увидев прибытие к противнику свежих сил, начал сбавлять цену с поразительной быстротой, после чего доблестный мистер Вивиан разрешил мне закрепить свою победу покупкой. Тут в магазин вошла Ирен Спайсер, которую, видимо, обеспокоило столь длительное отсутствие ее кавалера. Она тут же решительно потащила его к выходу. А теперь внимание! Пока пират снимал с моего колье ценник с первоначальной бесчеловечной суммой, за прилавок прошел другой продавец и начал что-то шептать на своем языке усатому разбойнику. Из потока чужих слов я уловила только два. Но зато какие! Этими словами были «Джим Эверхард»! Клянусь, я не ошиблась! Он выговорил их с четкостью радиодиктора.

Сердце мое упало. Заплатив за колье, я спросила у своего пирата (боюсь — дрожащим голосом): «Вы, значит, тоже знакомы с Джимом Эверхардом?» Только тут я поняла, какую непростительную ошибку совершила! Мне нужно было спросить это не после, а до расчета. Теперь же я интересовала его не больше выброшенного ценника. Он сделал вид, что слышит английскую речь впервые в жизни и выпроводил меня на улицу.

Я размышляла, что же мне теперь делать. Но ничего гениальнее отправки вам телеграммы, к сожалению, на ум не пришло. Во второй половине дня мы прогулялись с Марком Кеннавэем по Райским садам, а оттуда проехали прямо в порт, откуда мы должны были тем же вечером отбыть в Рангун. Было уже довольно поздно, мы поднялись на палубу последними из нашей группы. Почти у самой палубы нас едва не сбил с трапа сбегавший на берег индус, в котором я сразу узнала того продавца из ювелирного магазина, который упоминал о Джиме Эверхарде. Быть может, он к нему и приходил? А, может, просто хотел продать кому-нибудь еще что-то из своих сокровищ?

Когда поздним вечером мы вышли в море, ко мне подошел на прогулочной палубе стюард и сообщил, что меня желает видеть некий его товарищ из каюты номер два. Донельзя удивленная, я последовала за ним и обнаружила в крохотной каютке, предназначенной для обслуживающего персонала, человека, который вначале показался мне несколько странным, но затем завоевал мое полное доверие. Это был сержант Уэлби из вашего криминального отдела. У него ужасно смешной лондонский акцент, но в остальном он произвел на меня редкостно приятное впечатление своей интеллигентностью и дружелюбием.

Я рассказала ему о своем утреннем приключении в ювелирной лавке и о последующей встрече на трапе. К моему удивлению, он знал, о ком я говорю: при отплытии старший стюард уже сообщал ему, что некий индус посетил каюту, где разместились два члена группы Лофтона.

Само собой, мне сразу же захотелось узнать, к кому именно заходил этот индус, но мистер Уэлби только поблагодарил меня за рассказ, который, по его словам, намного облегчал выполнение его задания. Он также поинтересовался, действительно ли мистер Вивиан показался мне знатоком в области бриллиантов. Тут я ничем не могла ему помочь, потому что в нашем присутствии любой мужчина обычно стремится показать себя знатоком во всех областях, какие только существуют на свете. Мистер Уэлби посмеялся над такого рода наблюдением и дал мне понять, что более не смеет меня задерживать. Перед тем как попрощаться, он сказал мне, что доберется с нами до Гонконга, где уже есть договоренность устроить его стюардом на наше следующее судно. Еще он попросил меня не разговаривать с ним при встрече, только если он сам не заговорит со мной первым. Я отвечала, что никогда не пристаю к незнакомым мужчинам, и на этой шутке мы с ним расстались. С тех пор я его больше не видела.

Так вот мы себе потихоньку и путешествуем, дорогой инспектор. Сейчас стоит жаркая апрельская ночь. Мы уже два дня стоим в Рангуне. Возвращаясь к теме ароматов Востока: теперь я знаю о них все! Эти ароматы состоят из вони узких улочек, забитых отбросами, плюс вонь гниющей на солнце дохлой рыбы, выброшенной прибоем на берег, плюс вонь копры, плюс вонь мази от москитов, плюс вонь слишком большого числа людей, загнанных в слишком маленькие клетушки. И ко всему этому я героически привыкла! С гордо поднятой головой жду прибытия в Китай и Японию — я уверена, что мой нос не сдастся ни перед чем!

Думаю, что теперь напишу вам из Сингапура. Прошу простить мне затянувшееся послание, но зато теперь вы смогли убедиться в моей легкомысленной болтливости! Самые горячие (ох, какие горячие!) пожелания успехов от вашей