– Мне до сих пор неловко, что я распустила язык, но теперь с этим покончено. – - То есть?

– Знаешь, я ведь и в самом деле какое-то время тебя боялась. Мне даже казалось иногда, что я не могу с уверенностью сказать, кто сильнее, ты или Джо. Только он загонял тебя в угол, глядь, а тебя там уже и нет, хуже того, даже когда он в пух и прах разносил какую-нибудь из твоих позиций, мне казалось, что тебя-то он даже и не задел – потому что ни одной из них ты не слишком дорожил.

– В самую тютельку, – рассмеялся я.

– Вот-вот, – она не хотела, чтобы я ее перебивал, – ты только смеешься, когда из-под твоих идей выдергивают костыли. А потом я начала думать: "Если его мнения не есть он, что же тогда он?

– Грамматика подкачала. Ренни и ухом не повела.

– И знаешь, Джейк, до чего я додумалась? Мне стало казаться, что тебя вообще не существует. Тебя слишком много. И это не просто маски, которые ты то надеваешь, то снова снимаешь – у нас у всех есть маски. Но ты меняешься совершенно, насквозь. Ты отменяешь себя прежнего. Ты больше всего похож на персонажа из сна. Ты не сильный, но ты и не слабый. Ты просто – ничто.

Я счел уместным не ответить ей – ничем.

– Две разные вещи случились, Джейк, – холодно сказала Ренни. – Во-первых, я почти уверена, что опять забеременела – задержка на неделю, а я обычно как часы. Во-вторых, я решила, что больше не должна ни думать о тебе, ни вообще иметь с тобой дело, потому что ты не существуешь. Джо выиграл.

Как-то днем, на той неделе, – продолжила она, – я видела сон, а может быть, просто пригрезилось в полудреме, что Джо вот уже несколько недель как подружился с дьяволом и для забавы спорит с ним и играет с ним в теннис, пробует силу. Не смейся.

– Даже и не собирался.

– И я подумала, что Джо специально пригласил дьявола, чтобы и меня заодно проверить, – может быть, просто потому, что ты в тот раз упомянул об адвокате дьявола. И этот дьявол меня напугал, потому что я еще не настолько сильная и что для Джо игра, для меня – смертельная схватка. – Здесь Ренни запнулась. – А потом, когда Джо увидел, как оно все получилось, он мне сказал, что дьявол не настоящий и что он создал дьявола из собственной силы, как то и должно Богу. И потом еще раз сделал мне ребенка, чтобы я поняла: единственная реальность это он

– и чтобы не боялась, и чтобы…

(Сей фантастический сюжет Ренни начала очень спокойно, но с каждой фразой напряжение росло – он и построен-то был с одной-единственной, совершенно очевидной целью: хоть как-то уравновесить постоянную необходимость лгать, – покуда под конец весь ее свежеобретенный внешний самоконтроль не рухнул и она не начала захлебываться слезами.)

– …и чтобы я могла стать такой же сильной, как он, и сильнее всякого, кто на самом-то деле даже и не настоящий!

Но сильней она от этого не стала. Я погладил ее по голове. Ее била дрожь, и стучали зубы.

– О господи, вот если бы Джо был тут! – выкрикнула она.

– Я знаю, что бы он сказал, Ренни. Слезы к делу не относятся: ты просто уходишь в сторону от решения проблемы. Вся эта придумка насчет дьявола чересчур проста. И позволяет тебе от меня отделаться под абсолютно ложным предлогом.

– Ты ненастоящий, нереальный, а Джо настоящий! Он каждый день один и тот же человек, совершенно! Он правильный! Вот в чем разница.

Она сидела на земле, уронив голову на колени, и я гладил ее волосы.

– А я неправильный, – сказал я.

– Да!

– А как насчет тебя?

В ответ она быстро мотнула головой.

– Не знаю. Джо достаточно силен, чтобы заботиться и обо мне тоже. Это не мое дело.

Чушь полная, и мы оба это поняли. Я, вместо ответа, снова стал гладить ее по голове, и ее опять передернуло. Так мы и сидели минут, наверное, пять, не говоря ни слова. Потом Ренни встала.

– Я очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь с нами, Джейк, – сказала она. Я промолчал.

– Джо – он достаточно реален, чтобы справиться с тобой. Он настолько реален, что его хватит на нас обоих.

– Ничто плюс один будет один, – с готовностью согласился я. Ренни поджала губы и нервически потерла рукой живот.

– Ты прав, – сказала она.

Но самое неожиданное случилось потом. Мы поставили лошадей в стойло и, не говоря лишних слов, поехали к дому. Было такое чувство, как будто множество самых разных предметов, идей и ощущений повисло в состоянии зыбкого равновесия – быстро сгущалась тьма на фоне пустого из конца в конец летнего неба, и в самой этой бесшумной деловитой поспешности чудился едва ли не отзвук гигантского коловращения Земли, – и хотелось быть тихим, потому что единое слово могло вдруг вышибить космос из от века заведенного порядка. Когда мы остановились у дома Морганов, было уже темно, и я отконвоировал Ренни через темную лужайку.

– Джо дома, – сказал я, заметив свет сквозь закрытые жалюзи гостиной. И, услышав, как шмыгнула в ответ Ренни, понял, что она и в машине тоже плакала.

– Тебе, наверное, лучше не входить прямо сейчас, давай подождем пару минут, а, как ты думаешь?

Она ничего не ответила, однако, дойдя до самого крыльца, остановилась, и мы постояли немного в темноте. Дотрагиваться до нее мне не хотелось. Я покачался немного на пятках, напевая про себя: Пепси-кола в точку бьет. Потом заметил, что, хотя жалюзи и были закрыты, опущены до конца они не были: свет пробивался наружу сквозь щелку в полдюйма толщиной вдоль подоконника.

– Хочешь, пошпионим? – шепнул я Ренни на ухо, поддавшись минутному порыву. – Давай, это же здорово! Наблюдение животных в естественных условиях обитания.

Ренни ошарашенно поглядела на меня.

– Зачем?

– Ты хочешь сказать, что никогда ни за кем не подсматривала – если человек один? Это же такой кайф! Ну, давай, пакостить так пакостить! Ничего более подлого по отношению к другому человеку и сделать нельзя!

– Джейк, ну и дрянь же ты! – прошипела Ренни. – Он просто читает! Ты что, первый день с ним знаком?

– В смысле?

– Настоящие люди, когда одни, такие же, как всегда. Никаких масок. Они аутентичны, понимаешь: что ты видишь, то и есть на самом деле.

– Чушь собачья. Аутентичных людей не бывает. Давай глянем. – Нет.

– А я гляну. – Я подкрался к окну, нагнулся и заглянул в гостиную. И тут же обернулся к Ренни.