Узнав, что исцелился народ Калевалы и счастливо избежал наведенных ведовством бедствий, пуще прежнего обозлилась хозяйка Похьолы. Решила она иным средством досадить цветущей земле — выгнать из лесной чащи медведя, чтобы терзал он стада и табуны на лугах Вяйнёлы. Так и сделала Лоухи: чарами натравила косматого зверя, красу лесов, на скот Калевалы, и принялся медведь безжалостно драть на выгонах лошадей и коров.

Увидев, что вновь пришла беда на его землю, попросил Вяйнемёйнен кузнеца Ильмаринена выковать ему трехгранное копье с медной рукоятью, чтобы смог он защитить от напасти стада Калевалы. Исполнил Ильмаринен просьбу вещего старца и выковал копье в три сажени длиною, которым смог бы Вяйнемёйнен завалить красу лесов — медведя Отсо с медовой лапой.

Как только выстлал землю первый осенний снег, взял песнопевец копье и, свистнув пса, отправился в лес за добычей. По пути попросил он Тапио, хозяина лесов, Миэликки и дочь их Теллерво послать ему в охоте счастья, чтобы помогли они ловцу отыскать в чаще мохнатого Отсо. Усладил Вяйнемёйнен хозяев Метсолы дивной песней, и вскоре взял его пес по свежему снегу медвежий след.

Немного времени прошло, и вывел пес мудрого старца к логову зверя, что губил тучные стада Калевалы. Поднялся медведь на собачий лай и, оскаля клыки, пошел на охотника, но тут вонзил Вяйнемёйнен в грудь ему копье, а медную рукоятку упер в еловый корень. Долго бился могучий Отсо и хватался пятивершковыми когтями за копье, но, как ни свирепел, лишь глубже загонял себе в грудь трехгранное острие, пока не издох вовсе.

Снял Вяйнемёйнен с красы лесов мохнатую шубу, съел теплую медвежью печень, а с туши нарезал мяса и отнес добычу людям Калевалы. На радостях, что избавились от грозного Отсо, устроили люди веселый пир, приготовив в котле медвежатину и достав из погребов пиво. Вяйнемёйнен же, чтобы украсить праздник и чтобы весельем закончился день, засветил лучину в ставце и запел под кантеле отрадные песни.

Во всех пробудил радость своим пением вещий старец, одной хозяйке Похьолы не до веселья — пробралась она тайком в светлую Калевалу, чтобы новую беду накликать на ненавистную землю… Дошли звуки кантеле и голос певца до месяца и солнца: вышел месяц из своей избы и спустился на кривую березу, чтобы лучше слышать звонкое кантеле, вышло следом солнце из своего золотого замка и село рядом с месяцем на сосну, чтобы внимать с ликованием песням вещего старца, — тут и подкараулила их злая старуха Лоухи. Схватила она с сосны солнце, а с березы месяц и унесла в угрюмую Похьолу, где заперла их на тяжелые засовы в недрах железной горы.

— Никогда не выйдет из утеса на волю месяц, — сказала злорадно старуха Лоухи, — и не будет вовек светить на небе солнце, если сама я не дам им свободу!

Как только укрыла хозяйка Похьолы месяц и солнце внутри скалистой глыбы, отправилась злая обратно в Калевалу и выкрала огонь из всех очагов, лишив ненавистное племя Калевы тепла и света.

Повисла над землей ночь без просвета, спустился густой всеобъятный мрак. Темны сделались дома Вяйнёлы, и даже наверху, в небесных пределах, окутала темнота жилище грозного Укко. Тяжко стало жить без света и огня в бесконечной ночи, и затосковали люди. Не понравилось и Укко, что подевались куда-то месяц и солнце: вышел творец небесной тверди на край темной тучи посмотреть — не виден ли где месяц и не светит ли солнце, но не смог отыскать пропавшие светила. Тогда достал Укко огненный меч и выбил в небе за звездной оградой горящим клинком живую искру. Ту искру спрятал он в шитый золотом мешочек, а его положил в кованую серебряную шкатулку. Отдал держатель мира искру деве воздуха, чтобы нянчила она ее и выросли под опекой девы новый месяц и новое солнце. Сев на край высокого облака, принялась дева качать и баюкать огонь в золотой люльке на серебряных цепях, чтобы рос он сильным и ярким, дабы потом озарить весь мир. Гладила она пламя перстами, нянчила искру на руках, но так случилось, что выронила нерадиво малютку из рук.

Содрогнулось небо, распахнулись двери воздуха, и помчалась огненная искра красной каплей вниз. Шипя в толщах туч, прошла она сквозь все девять небес и упала на землю.

Увидел летящую искру старый Вяйнемёйнен и сказал Ильмаринену:

— Пойдем разузнаем, что за огонь спустился с небес на землю.

И отправились герои в путь — туда, куда упало небесное пламя. Долго шли они в темноте под холодными звездами, пока не вышли к реке Неве, разлившейся перед ними в широкое море. Стал тут мудрый Вяйнемёйнен строить в ближней роще лодку, а кузнец Ильмаринен взялся делать сосновые весла и еловый руль. Скоро управились они с работой, а как спустили лодку на воду, решил вещий старец узнать у матери своей Ильматар: где дальше искать им упавшую искру. Позвал Вяйнемёйнен дочь творения, прекрасную Ильматар, и тут же явилась она из реки навстречу его лодке.

— Куда путь держите, герои? — спросила Ильматар.

— Пропал бесследно из наших жилищ огонь, — ответил Вяйнемёйнен, — живем мы теперь без радости во мраке — оттого и собрались мы в дорогу, чтобы отыскать пламя, упавшее на землю с края облака.

— Нелегко будет найти то пламя, — сказала прекрасная Ильматар. — Наделало оно уже немало зла на земле!

И поведала дочь воздуха о том, как упала искра красной каплей с небесных равнин творца, где сам Укко высек его огненным мечом, и, пройдя воздушные просторы, скатилась сквозь дыру для дыма в новое жилище Тури, в новый дом Палвойнена. Там, в жилище Тури, принялся огонь за бесчинства и дурные дела: опалил бороду хозяину, сжег груди деве и сгубил жаром дитя в колыбели. Отошел ребенок в жилище Маны, ибо создан был для смерти, для погибели от мук в жгучем пламени, — мать же его не отправилась в царство Туони, потому что умела заклинать огонь и знала, как изгнать его из дома: через игольное ушко, через отверстие в топоре выставила она искру наружу.

Бросившись прочь от жилища Палвойнена, стала жечь искра поля и болота, а потом скатилась в волны озера Алуэ, и, заблистав красным огнем, вскипели его воды. Поднялось озеро из берегов от дико бушующего пламени, и плохо стало рыбам в своем доме — погнал их огонь на скалы. Решил тогда поймать искру ерш, но не догнал ее. Устремился за ней кривошеий окунь, но ускользнула она и от окуня. Тогда взялся сиг изловить огненную искру — в два счета настиг ее и проглотил злое пламя.