Гарри и лорд Стрэттон снова встретились в полдень в вагоне экспресса, на всех парах мчавшегося в Нью-Йорк. Они кивнули друг другу, и Гарри широко улыбнулся, демонстрируя радость от встречи с новым знакомым, но Стрэттон вступать в разговор не стал, и Гарри за все время путешествия больше ни разу его не видел.

Глава 30

1912–1917

Когда Гарри приезжал в Нью-Йорк, он всегда останавливался в отеле «Астор» на углу Бродвея и Сорок четвертой улицы. Ему нравилось Место, где располагался отель, так же как и аристократическая публика, которая его населяла, а зимний сад в «Асторе» он облюбовал для встреч с женщинами. Крытые гигантские теплицы изобиловали почти естественно журчащими ручьями, фонтанами, искусственными водопадами, небольшими уютными гротами, целыми полянами роскошных ярких цветов и заросшими плющом деревьями. Гарри сидел один, потягивая любимый им бурбон, когда увидел эту рыжеволосую женщину. Ее спутник стоял к Гарри спиной, поэтому им удалось незаметно обменяться взглядами, после чего дама кокетливо опустила глаза и, улыбнувшись краешками губ, послала Гарри еще один сверкающий взгляд, чуть приглушенный длинными ресницами. Гарри в ответ шутливо отсалютовал ей, приподняв стакан с бурбоном.

Затем он подозвал официанта и осведомился, как зовут незнакомку. «Это баронесса Магда Мунци», — последовал ответ.

Недолго думая, Гарри отослал с тем же официантом записку и с интересом наблюдал, как она читала ее. Закончив чтение, красавица одарила Гарри еще одной улыбкой, но сделала это так, что ее спутник ничего не заметил. Гарри показалось, что в улыбке содержалось приглашение к продолжению знакомства. Он выяснил, где она живет, и на следующий день послал ей букет цветов, а также приглашения отобедать с ним. Баронесса ответила согласием, и, когда они с Гарри наконец встретились наедине, тот уже был поражен ее чарами в самое сердце.

Магда была венгеркой, на несколько лет старше Гарри Помимо медно-рыжих локонов и сверкающих зеленых глаз, она обладала присущим ее нации огненным темпераменте и таким телом, от которого Гарри всегда сходил с ума, то есть состояла из округлостей и выпуклостей. В считанные дни Гарри совершенно потерял голову от ее налитой алебастрово-белой груди, крутых бедер, которые при ходьбе соблазнительно покачивались, и длинных изящных ног. К тому же, в отличие от Луизы, в ней определенно была здоровая женская сексуальность. Баронесса Мунци владела прекрасной квартирой в Нью-Йорке, по ее словам, оставленной ей покойным мужем. Меха же и ювелирные украшения она покупала столь же часто, как иная хозяйка овощи, — то есть почти каждый день.

Гарри напрочь забыл и о Фрэнси, и об Эдварде Стрэттоне — он был настолько увлечен Магдой, что без звука финансировал ее лихие налеты на «Люсиль», «Мейнбуше», «Картье», «Тиффани» и другие шикарные магазины, где продавались меха, драгоценности и прочие предметы роскоши. Он также купил дом из тридцати комнат на Саттон-плейс и предложил ей руку и сердце, разрешив обставить бракосочетание по ее вкусу. Когда же она сказала ему «да» он вообще позабыл обо всем на свете, включая «Хэррисон хералд» и концерн Хэррисонов, которым намеревался руководить. Он женился на Магде и в течение двух лет играл роль преданного мужа своей обворожительной «женушки», сопровождал ее на все мало-мальски стоящие вечеринки, пирушки и приемы на Манхэттене и стал завсегдатаем всех известных ночных клубов.

Затем в Магде заметно поубавилось любви к своему «муженьку», а как-то раз, когда Гарри, довольный и гордый, проснулся после ночи любви с законной супругой, она довольно равнодушно заявила ему следующее: «Мне скучно, Гарри. Я хочу с тобой развестись». Гарри в полном недоумении уставился на нее, но не увидел в ее глазах ничего, кроме абсолютного безразличия к его персоне, подобно ледяным струям водопада. Магда напоминала в этот момент бесчувственное мраморное изваяние, и только уголки ее губ кривились в легкой презрительной усмешке. И тогда Гарри не выдержал и ударил жену изо всех сил.

Магда не заплакала. Она даже не вскрикнула. Лишь прикрыла ладонью рассеченную губу и уже начинавший багроветь глаз и ровным голосом произнесла: «Что ж, Гарри, это влетит тебе в копеечку». Так оно и вышло. Гарри пришлось затратить еще два года жизни и почти половину своего состояния, чтобы купить молчание бывшей жены и спасти собственную репутацию. Магда получила развод и после войны отправилась в Монте-Карло с неким русским графом, бывшим белогвардейцем. Там она отлично устроилась и жила припеваючи на денежки Гарри, в то время как его собственные средства таяли.

Магда стоила Гарри огромных денег. Один дом на Саттон-плейс обошелся почти в десять миллионов долларов. Однако, несмотря на то, что над его отделкой трудились лучшие художники и дизайнеры, обставляя комнаты всевозможными древностями из Франции и украшая стены работами старых мастеров, дом все равно напоминал резиденцию дорогой шлюхи, «которой, — как с тоской и отвращением думал Гарри, — Магда, в сущности, и была».

В конце концов, он решил вернуться в Сан-Франциско. Хотя Гарри было всего двадцать восемь лет, выглядел он на десять лет старше. Тяжелыми мешками под глазами и помятым лицом Гарри напоминал сильно пьющего, усталого человека, который возвращается домой после мытарств и унижений. Однако и дома его ожидал неприятный сюрприз. Когда по пути с вокзала Гарри проезжал в машине по Калифорния-стрит, он с удивлением обнаружил, что всего в одном квартале от его собственного дома выросло новое, большое и красивое здание.

— Быстро построили, — лениво произнес Гарри, обращаясь к водителю. — Ты, случайно, не знаешь, чей это дом?

Шофер тактично не стал напоминать хозяину, что того не было в городе почти пять лет. Он отрицательно покачал головой и сказал:

— Не имею ни малейшего представления, сэр.

Но водитель лгал — ему просто не хотелось первым сообщать дурные новости. На самом деле он прекрасно знал, что дом построила скандально известная сестра мистера Хэррисона, там она и живет сейчас со своим сыном — шаловливым светловолосым мальчуганом. Кроме них, в доме поселились также мальчик китайского происхождения и китайский миллионер, которого называют Мандарином. К ним никто никогда не приходил с визитами — казалось, они живут в абсолютной изоляции. Да и сплетничали о них в городе мало, возможно, потому, что вся прислуга в доме состояла из китайцев. Тем не менее, мисс Хэррисон выглядела весьма элегантно и всегда доброжелательно улыбалась шоферу Гарри, если они встречались случайно на улице.

Водитель ухмыльнулся, лихо подкатывая к подъезду семейного владения Хэррисонов. Он отворил перед хозяином дверцу бордового «де кормона» и помог ему выйти. Навстречу Гарри уже спешил вниз по ступеням важный дворецкий, приветствуя его возвращение под родной кров. Шофер убрал машину от подъезда и с прежней ухмылкой поехал по направлению к гаражам, думая про себя, что хозяин лопнет от злости, когда узнает о том, кто его новые соседи.

Гостиная Фрэнси располагалась на первом этаже и окнами выходила на Калифорния-стрит. Она была не слишком велика и оттого казалась уютной, но и не очень мала, так что Фрэнси удалось без труда разместить в ней все необходимые для жизни и работы вещи: книги, письменный стол, удобные диваны и кресла. Однако они поселились тут совсем недавно, и поэтому гостиная выглядела пока слишком новой и необжитой.

Весь дом целиком нес на себе печать изящества и простоты. Он был построен из бежевого известняка в английском георгианском стиле и отличался простым, без колонн и орнамента, фасадом, в нижней части которого располагались четырехстворчатые деревянные двери, окрашенные в черный цвет. Над входом в массивном плафоне молочного стекла был установлен фонарь. Мрамор можно было обнаружить Лишь на ступенях лестницы и в кухне, где из него изготовили массивный стол для разделки мяса и рыбы. Полы в доме застелили паркетом из вяза и отполировали до нежно-розового оттенка, деревом же обшили стены в библиотеке, где требовалось поддерживать постоянные температуру и влажность. Изящная, но прочная «летящая» лестница без видимых опор Позволяла подняться из холла на второй этаж, в полукруглую галерею. Огромные окна наполняли весь дом светом. Английский архитектор, руководивший строительством, объяснил Фрэнси, что ее дом выдержан в духе самых современных течений в архитектуре, и его аналоги уже украшают респектабельнейший район Лондона «Мейфеар». Фрэнси была довольна, что ее особняк выгодно отличался элегантностью и простотой от чудовищного помпезного дворца, возведенного ее отцом и перестроенного братом, от этого памятника ее несчастьям, который она каждый день видела в окон своей гостиной.