— Я знаю не слишком много, сэр, — ответил журналист. — Босс у них — китаец по национальности, хотя имеет американские документы и гражданство. Весьма возможно, что он раздобыл бумаги после землетрясения, как сделали многие другие. Среди своих земляков и знакомых известен как «Мандарин» — по-видимому, так его прозвали, поскольку он носит длинные китайские одежды. Он не связан с борьбой политических группировок в китайском квартале, а также не имеет отношения к преступным элементам, действующим там. Говорят, что он работает день и ночь и при этом неплохо разбирается в том, чем занимается. По крайней мере, его дело процветает и постоянно расширяется.

— А какую роль играет женщина?

Гарри смерил репортера ледяным взглядом, и тот в смущении начал перебирать лежащие перед ним бумаги.

— Она молода, имеет сына пяти лет и проживает в меблированных комнатах «Эйсгарт». Там же, где и Мандарин. Кстати Мандарин финансирует небольшую компанию «Эйсгарт», построившую дом с меблирашками под сдачу, а скоро, как я понял, будет открыт отель «Эйсгарт».

— Вы выяснили, как зовут женщину? Журналист откашлялся.

— Насколько я понял, сэр, женщину зовут мисс Хэррисон, а ее сына — Оливер.

Взгляд Гарри приобрел стальной оттенок.

— Ребенок — китаец?

— Ничего не могу сказать по этому поводу, сэр. Я его не видел.

— Знаете ли вы, кто эта женщина?

— Нет, сэр, я о ней ничего не знаю, кроме того, что ее зовут мисс Хэррисон.

Несмотря на столь категоричное утверждение, подкрепленное честным и преданным взглядом, Гарри ничуть не сомневался, что пройдохе отлично все известно, а значит — об этом знают или скоро узнают все служащие концерна Хэррисонов. Итак, его сумасшедшая, без вести пропавшая сестрица — наложница какого-то поганого китайца!

— Можете идти, — холодно произнес он. — Да, чуть не забыл, — журналист остановился у двери и вопросительно посмотрел на Гарри, — на обратном пути зайдите в редакцию и получите расчет. Вы уволены.

Парень не ожидал такого поворота событий и в недоумении уставился на Гарри. Тот сидел развалясь в кресле, не отрывая глаз от фотографии. Несколько минут длилось напряженное молчание, наконец, репортера прорвало.

— Ты чертов сукин сын! — злобно бросил он в лицо хозяину, берясь за ручку двери. — И не я один порадуюсь тому, что на тебя свалилось!

Гарри лишь чуть-чуть поморщился, когда дверь за раздосадованным писакой, совавшим нос куда не следует, с треском захлопнулась. Сам виноват, болван. Он в очередной раз перетасовал на столе злосчастные фотоснимки. Да, сомнений не оставалось — это его сестра и она живет с китайцем и их незаконнорожденным сыном всего в нескольких кварталах от его дома. Руки Гарри тряслись, когда он запихивал фотографии обратно в конверт, он буквально весь кипел от злобы, словно чайник, оставленный на плите без присмотра. Нет, он больше не в состоянии терпеть от нее все эти издевательства… Он пойдет туда и увидит все собственными глазами.

Гарри засунул конверт в ящик стола и запер его на ключ. Затем он зашел в фотолабораторию этажом ниже и потребовал, чтобы все пластины с оригиналами фотоснимков были уничтожены. Войдя в кабину собственного лифта, он на чем свет стоит обругал несчастный механизм за медлительность. Вылетев словно пуля из дверей конторы и не обратив ни малейшего внимания на приветствие швейцара, Гарри размашистыми шагами двинулся по улице по направлению к площади Юнион.

…Стоял темный зимний вечер, и фонари были уже зажжены. Был зажжен и огонь в камине в гостиной Фрэнси, а перед камином на полу в окружении собак возлежал, будто китайский вельможа, Олли и с интересом слушал мамины рассказы о ее путешествии в Гонконг. Она была там почти год назад, но Олли все никак не мог наслушаться волнующих историй о далеком и загадочном Китае.

— В следующий раз я поеду вместе с тобой, — важно сказал он. — Во-первых, ты обещала, во-вторых, я хочу увидеть все собственными глазами.

— Конечно, мы поедем вместе. Но сейчас тебе пора принимать ванну. — Заметив недовольную гримасу сына, Фрэнси добавила с лукавой улыбкой: — Я совершенно случайно узнала, что Энни сегодня вечером приготовила твои любимые пирожные, поэтому не задерживайся.

Мальчик радостно рассмеялся, услышав эту новость, и у Фрэнси, как это бывало уже много раз, защемило в груди. Олли было почти шесть, для своего возраста он был высок ростом и тонок, несмотря на постоянную любовь к пирожным и печеньям, которыми его щедро потчевала тетушка Энни. Его серые, как у отца, глаза смотрели прямо и честно, и он отличался непосредственным и веселым характером, позволявшим ему без малейшего труда завоевывать сердца знакомых и незнакомых людей. Тем не мене, тут же напомнила себе Фрэнси, Олли ни в коем случае нельзя было назвать пай-мальчиком — он, как и все мальчишки, не больно жаловал частые умывания и старался избегать «телячьих», как он говорил, нежностей и ласк, с которыми к нему приставали все без исключения особы женского пола, составлявшие штат меблированных номеров «Эйсгарт». Подобно своим ровесникам, он часто приходил из школы домой с ободранными коленками и время от времени — с ссадинами на костяшках пальцев, полученными в честном бою. Свои карманные деньги — он каждую неделю получал несколько центов — Олли транжирил на оловянных солдатиков, жевательную резинку и газированную воду. Все постояльцы меблированных номеров были без ума от него.

Фрэнси присела на край ванны и, открыв краны с холодной и горячей водой, принялась наполнять ее, подготавливая ежевечернюю пытку для Олли. Ее мысли снова и снова возвращались к дням, проведенным в Гонконге. Она вспомнила Эдварда, чье последнее письмо лежало у нее в кармане. С момента их последней встречи прошли ровно год и три месяца. Он постоянно бомбардировал ее письмами и телеграммами и даже неоднократно звонил по международному телефонному кабелю, недавно проложенному по дну Атлантического океана, — но все впустую. Фрэнси упорно отказывалась с ним встретиться. Стрэттону наконец надоели ее бесконечные отказы, и вот теперь он плыл в Нью-Йорк, а через несколько недель должен был прибыть в Сан-Франциско.

«Я требую, чтобы вы встретились со мной, Франческа, — писал он. — Даже если вы ответите мне отказом, я возьму на себя смелость вас не послушать. Почему вы так упрямитесь — ума не приложу. Я намереваюсь снова сделать вам предложение, но предупреждаю, на этот раз ответ „нет“ для меня неприемлем».

— Звучит довольно воинственно, — таков был комментарий Энни, когда Фрэнси показала ей письмо. — Похоже, этот человек не собирается отступать перед трудностями. — Она со значением посмотрела на подругу и добавила: — На твоем месте, дорогуша, я бы постаралась не упускать такую возможность. И тебе, и Олли будет обеспечено безоблачное существование, так отчего же нет? В конце концов, ты не совершила ничего дурного за свою жизнь. Помимо всего прочего, ему ни к чему знать, как обстоят дела на самом деле. Я скажу, что ты была замужем за моим братом, а кто сможет доказать обратное? Документы, подтверждающие твой брак, могли быть уничтожены во время землетрясения, точно так же, как тысячи и тысячи других документов. — Энни недовольно покачала головой. — Не делай глупостей, Фрэнси, и ответь ему «да».

Фрэнси давно устала сопротивляться тому, чего сама хотела больше всего на свете — снова увидеть его дорогое лицо, услышать его голос, прикоснуться к его руке. Да, она была почти согласна выйти за него замуж, но она не могла позволить себе обманывать его.

— Что ж, я встречусь с ним, — сказала она Энни, — но мне придется рассказать ему правду, и тогда пусть он решает сам. Нельзя строить брак на основе лжи.

Энни устало вздохнула.

— Не глупи, — повторила она. — Сначала выйди замуж, а потом рассказывай что хочешь. Стоит ему жениться, как он уже тебя ни на дюйм от себя не отпустит.

Олли уже принял ванну и успел надеть пижаму, когда раздался звонок в дверь. Энни отправилась взглянуть на позднего посетителя и, открыв дверь, увидела незнакомого мужчину, который грубым голосом сказал: