— Ну? — Макс вопросительно взглянул на вошедшего Штольца. Рассказывай. — Расскажу, не торопи! — Отдуваясь, капрал скинул с себя пропыленный плащ, разувшись, прошлепал босыми ногами в глубь комнаты. — Ох и жара! Молочка бы сейчас кружечку. Холодненького!.. Лейтенант нетерпеливо забарабанил по столу пальцами. Штольц тем временем с наслаждением скреб разопревшими ступнями о деревянные половицы. — В общем, информация подтвердилась. Эти прохвосты сумели сойтись с самим Цезарем. Судя по всему, и Александр Шестой в стороне не остался. Черным Кардиналом-то Рюм стал именно с его подачи. Думаю: кто-то из наших друзей соблазнил эту сучку Лукрецию. Она на подобных делах прямо помешана, спит со всеми подряд — и с отцом, и с братом, с кем ни попадя. А у Цезаря как раз в Венеции с боевыми делами не ладилось. Видимо, они и ему помогли — либо советом, либо оружием. Вот он и растаял. И папаше на ушко нужное шепнул. Теперь венецианское государство под властью Борджиа. Рюму пожаловали кардинальство, Бонго назначили его заместителем. В общем, снюхалось шакалье… — У кардиналов не было заместителей, — вмешался Дювуа. — Ну, заместитель; там или нет, но что-то вроде того. — Шумно отпыхиваясь, Штольц присел к столу, брезгливо посмотрел на кружку с водой. Поднеся к носу, понюхал. Но молока, даже козьего, все равно не было, и, исторгнув из груди шумный вздох, капрал выпил воду крупными глотками. — Словом, стал у них этот Рюм вроде главного кондотьера. То бишь кардинал и кондотьер в одном лице. А уж Черным его людишки прозвали. Видно, за дела добрые… — Да уж, добрые… Штольц тыльной стороной ладони стер выступивший на лбу пот. — Так и не могу я тут привыкнуть. Ни ванной, ни душа, ни полотенец… Как они тут живут? — Ничего, мы здесь не задержимся. — Макс кивнул на лежащие перед ним брикеты «Пластида-110», провода и блестящие цилиндрики детонаторов. — Сейчас вот закончу с этой механикой, и отправимся прогуляться. — Куда это? — Не бойся, не слишком далеко. Надо приголубить последнего из кондотьеров. — Лейтенант обернулся к Дювуа. — Кстати, кто такие эти кондотьеры? — Ну… Попросту говоря — бандиты, вымогатели. Некий прообраз наших рэкетиров и наемных убийц. Дювуа пожал плечами, но, заметив, что его готовы слушать дальше, с удобством откинулся на спинку стула. Роль просветителя он исполнял с удовольствием. — Если говорить об Италии, то спокойное время всегда было для нее большой редкостью. Древний Рим, варварские набеги, гарибальдийское сопротивление… История же средневековой Италии представляла собой сплошную междуусобицу. Погромы, отравления, поджоги, заговоры… Нет государства, нет и закона. В результате — вполне закономерный беспредел. Милан строит козни против Генуи, а та, в свою очередь, копает под Рим, Болонью или 10 Зак. ь 389! Парму. Но когда воюют, возникает спрос на бойцов — вот и стали появляться кондотьеры. Кто сам по себе, вроде Сигизмундо Малатесты, а кто при крупных вельможах, при королевских дворах. Этакие рыцарилупары, всегда готовые неплохо заработать. И работодатели, разумеется, находились. Платили деньги, давали заказ — и ждали исполнения. Такая приблизительно картина. А наиболее сильные кондотьеры — такие, например, как Вер-нер фон Урслинген, написавший на своем знамени: «Враг Бога, правосудия и милосердия», — и вовсе не нуждались в заказчиках, умудряясь облагать данью десятки городов и поселений. В самом деле! Короля нет, на папском троне — первый вор и вымогатель. — Почему бы и не потрошить людишек? — Больно уж все просто?.. — Не совсем! Конкуренция, надо сказать, была довольно жесткая, и прорывались вперед самые коварные и непредсказуемые деспоты. Этим, собственно, они и запомнились, потому как ничем иным запомниться и не могли. К примеру, неаполитанский король Ферранте казнил своих врагов, а после приказывал засаливать их тела и, одевая в дорогие наряды, создавал в погребах целые галереи мертвых, куда приводил гостей в праздники, чтобы вдоволь посмеяться. В венецианских церквях он подмешивал яд в чаши со святой водой, частенько травил людей прямо за своим столом. Словом, времечко было веселое, и даже священнослужители не стеснялись содержать игорные и публичные дома, смело подражая римскому престолу, где кровосмешение, невоздержанность и убийство конкурентов превратились в обыденное явление. Крохотный и весьма характерный эпизод. Тот же Цезарь прикончил своего братца Франческо, приревновав к сестричке Лукреции. Об этом догадывались все, включая самого папу, но дело было обычным, и пережили, потому что видывали и не такое. Как пишет Иоганн Бурхард, летописец Александра Шестого, коща апостол узнал, что убийца сына — другой сын, он заперся в покоях и нашел утешение в объятиях собственной дочери. — Тьфу! — Штольц в отвращении сплюнул. — Так бы и передавил эту шваль собственными руками. Правители хреновы!.. — Потому, надо полагать, наши друзья и подались сюда. Самое для них место! — А я думаю так: ни хрена у них веры не было. Ни в Бога, ни в черта. Иначе не было бы такого поганства. — Штольц стиснул кулаки, пристукнул по столу. — Эх!.. Мне бы тут власть на пару неделек! Уж я бы навел порядок, подчистил бы страну! — Осторожнее, чистильщик! — Макс аккуратно переложил детонаторы со стола на окно. — Взлетим сейчас к небесам — и последнего гада вычистить не успеем. — Так это что!.. Мелочь! Тут караси покрупнее водятся. Вот их бы я и взял за жабры, мордой бы ткнул в заповеди сукиных сынов! А после по заду, по заду! Чтобы верили и не придуривались!.. — Знакомо… — Дювуа улыбнулся. — Мы уже как-то толковали об этом с лейтенантом. Сам-то ты, интересно, веришь во что-нибудь? — В смысле — верю ли я в загробную жизнь? — Штольц ухмыльнулся. Не-ет… Мне, пожалуй, лучше оставаться атеистом. Такая уж неудобная профессия. Да и ты, брат, копаясь во всей этой гнуси, думаю, не слишком-то веришь во что-то там поднебесное. Потому как если кто-то там даже и есть, то до нас ему дела нет, — это точно. Вспомни, что ты рассказывал про все эти их груши для разрывания рта, про «испанский сапожок». Никто ведь не заставлял людишек придумывать эту мерзость сами придумали. И удовольствие, надо полагать, при процедурах получали. — Только не те, что примеривали «сапожок», — усмехнулся Макс. — Это уж само собой. Я только хотел сказать, что помощи ждать глупо. Хоть оттуда, хоть оттуда. — Палец Штольца поочередно указал вверх и вниз. — Тут оно все. В полном боекомплекте. — Он стукнул себя в грудь. — Вот когда поймем это, тогда и перестанем сваливать все на призраков. И сами будем отвечать перед собственной совестью. — Но совесть — она-то, голуба, откуда? Почему у одних есть, у других — нет? — А я почем знаю? Не вбили, значит, должным образом в детстве. — А может, это и есть то, что ты называешь помощью? Оттуда, значит, когда есть, и с другого конца, когда нет?.. Штольц открыл было рот, чтобы ответить, но Макс прервал дискуссию взмахом руки. — Хватит. — Наклонившись, он достал из сумки замысловатую шкатулку. — Болтать можно до вечера, а у нас впереди еще уйма дел. Адская машинка практически готова. Я беру Лика и отправляюсь с визитом. Дювуа остается здесь, а Штольцу придется ехать к купчишкам. — Опять я? — Ты, братец, ты. Кто у нас на верфи ударно трудился? То-то!.. Макс бережно уложил в шкатулку смертоносные брикеты. — Корабли, братцы! Вот что нам нужно! Кровь из носу, но пару надежных суденышек мы обязаны организовать в самое кратчайшее время! Этим ты, Штольц, и займешься. Как главный морской спец.