Не моги сомневаться в себе;

Усомнится другой - не щади,

Уничтожь его в явной борьбе,

А не сможешь - тайком изведи.

Так я сам рассуждаю с собой,

Потихоньку, врагов не дразня,

А не то соберутся толпой

И в клочки растерзают меня.

Я ощупаю тело свое -

И вся плоть отвечает, взыграв:

Правота есть мое бытие,

Я живу - и поэтому прав.

Вас восстать не добра торжество

Побуждало, а пакостный нрав,

Но внедрилась в мое естество

Убежденность: я полностью прав!

Усмиренных, я вас соберу;

Хоть униженность радует глаз,

Вы мне все-таки не по нутру,

Никому я не верю из вас.

И угодливым вашим смешком

Не удастся меня обмануть.

Злого духа пущу я тишком -

И посмейте хоть глазом моргнуть.

Двух мнений просто быть не может,

В противном случае разброд,

Как язва гнилостная, сгложет

Привыкший мудрствовать народ.

Пока же нет у нас разброда,

Не вправе мы повременить,

Терпя в своей семье урода,

Кто вздумал нечто возомнить.

И знанье воодушевляет

Нас в этой яростной борьбе,

Что все, кто мненья измышляет,

Мнят слишком много о себе.

Что им лишь выделиться надо, -

Но про такого молодца

Мы знаем, что испортит стадо

Одна паршивая овца.

Старшой умеет не бояться

Предстать безжалостным глупцом

И в перегибах признаваться

Потом с трагическим лицом.

Привьется убеждений крепость

Нестойкому сознанью масс,

И им полюбится нелепость,

Что изливается из нас.

И наверху - наш твердый профиль,

Внизу же - скачущий поток

Толпы, безликой, как картофель,

Теснящийся в один лоток.

Страной взлелеян, словно кущей,

Я посвятить решил все дни ей,

Хоть болен я вялотекущей

Наследственной шизофренией.

Но я болеть сейчас не вправе,

Когда врагов полна столица.

Они мечтают о расправе,

Везде их дьявольские лица.

Я чей-то шепот слышу сзади

И знаю: это вражьи козни;

Я сразу вижу их в засаде,

Адептов мятежа и розни.

На доброту властей надеясь,

Не приглушая голос ржавый,

Они провозглашают ересь,

Грязнят историю державы.

Мой путь борца суров и долог,

Мне дышат недруги в затылок,

Кладут мне в суп куски иголок,

Осколки водочных бутылок.

И я все это поедаю

В ущерб для своего здоровья,

Но от безверья не страдаю

И полон к Родине любовью.

Уже спешит ко мне подмога,

Уже в рассоле мокнет розга,

Хоть я и прихворнул немного

Водянкой головного мозга.

Виталище отрад, деревня отдаленна!

Лечу к тебе душой из града, воспаленна

Алканием честей, доходов и чинов,

Затейливых потех, невиданных обнов,

Где с сокрушеньем зрит мое всечасно око,

Как, поглощаемы Харибдою порока,

Мы не впадаем в страх, ниже в уместный стыд,

Веселья буйного являя мерзкий вид,

И, чтобы токмо длить свои все непотребства,

Мы чиним ближнему все мыслимы свирепства

И смеем, раздражив поганством небеса,

К ним возносить в беде молящи голоса.

Но можно всем служить воздержности примером,

Супругом нежным быть, учтивым кавалером,

В науках смыслить толк и к службе прилежать,

Но всех опасностей чрез то не избежать.

Так, Сциллой случая, толико многоглавой,

Из жизни вырваны умеренной и здравой,

Нечаянно воссев на зыбку высоту,

Уже мы подлый люд обходим за версту,

Всех нечиновных лиц уже в болванах числим,

За весь Адамов род непогрешимо мыслим,

А как до дела, глядь - попали вновь впросак.

Давно уже смекнул наш стреляный русак:

<Коль надо мною ты стать хочешь господином,

Не требуй от меня, чтоб был я гражданином;

Равенство возгласив, но метя в господа,

От низших ты не жди усердного труда,

И величайся ты как хочешь надо мною,

Но всё не ты, а я пашу, кую и строю,

И ежли ты к рукам прибрал и власть, и честь,

Так мудрено, чтоб я из кожи вздумал лезть>.

Положим, что, чинов достигнув превосходных,

Мы помыслов своих не сменим благородных,

От чванства охраним натуры чистоту, -

Я нас и таковых к счастливцам не причту.

Двум жертвуя богам, не угодишь обоим;

Живешь среди волков, так изъясняйся воем,

Всех ближних разложи по рангам и мастям

И потрафлять стремись не людям, но властям.

На меньших призирать - от века фараона

К сысканию чинов есть худшая препона,

А коль отвергнешь ты преуспеянья труд,

То ведаешь - тебя в муку ужо сотрут.

Покинь же ты мой кров, фантом преуспеянья!

Дозволь облечься мне в просторны одеянья

И на лужке возлечь, где пышны древеса

И отблески лиют, и птичьи голоса,

Где ручеек журчит, втекающий в запруду,

И где я утеснен, ни одинок не буду,

Покоя томный взгляд на сельских красотах,

На селах вдалеке, на травах и цветах,

На кротких облаках, над нивами плывущих.

Порой беседует в моих приютных кущах

О Греческой войне со мною Фукидид;

Гомер являет мне, как вел полки Атрид;

И сладкою слезой, любимцы нежных граций,

Мне увлажняют взор Катулл или Гораций.

Иль посетят меня старинные друзья -

И скромные плоды для них сбираю я:

Шершавы огурцы, лощены помидоры,

Пахучих разных трав зеленые узоры;

Теплоутробный хлеб и со слезою сыр,

Аджикой сдобрены, совокупятся в пир,

И млечно-розовый чеснок, еще не жгучий, -

И кахетинский ток бежит струей кипучей.

Но лета юные, увы, для нас прошли;

Не мним мы боле все доступным на Земли,

И Вакх рождает в нас не мощны упованья,

А токмо сладкие одни воспоминанья,

Но что отрадней есть, чем с другом их делить,

Смеяться, сожалеть и сладки слезы лить.