Траурное лето
Мне кажется, что лето нас оставило,
что не воскреснет более Озирис,
что боги света позабыли правило
для солнца в тучах чёрных делать вырез.
Мадам! В одеждах чёрных облегающих
вы схожи с небом нынешнего лета.
Где декольте для жемчугов сверкающих,
где ваша грудь - очаг тепла и света?..
Мне кажется, что лето нас покинуло,
что тёплых дней уже не будет больше,
что в пасти у дракона солнце сгинуло
и что дракон исчез в подземной толще...
Мадам! Поверьте, нет глупей занятия,
чем убиваться о неверном муже:
он, умерев, отверг ваши объятия
и изменил с Костлявой вам к тому же.
Скорей снимите траур по изменнику,
я помогу, не возражайте, милая!
Мы не позволим этому мошеннику
без возданья флиртовать с могилою.
Татьяна
или русские за границей - дан лэтранже
Ты залила пуншем весь клавишный ряд фортепьяно.
Мне выходки эти не нравятся, честное слово.
Ты чёрт в пеньюаре, ты дьявол в шлафроке, Татьяна,
готовый на всякую каверзу снова и снова.
Друзей я хотел позабавить мазуркой Шопена,
но мигом прилипли к загаженным клавишам пальцы,
а ты в это время, склонившись к коленям Криспена,
засунула крысу в распахнутый гульфик страдальца.
Когда же от хмеля вконец одуревшие гости
устали над нами с беднягой Криспеном смеяться,
фельдмаршалу в лоб ты оленьей заехала костью
и с жирной фельдмаршальшей стала взасос целоваться.
Сорвав с неё фижмы, корсет и различные ленты,
ты грубо и властно на скатерть её повалила,
и вдруг обнажились мужские её инструменты,
и старый аббат прошептал: "С нами крестная сила!"
Фельдмаршальше мнимой вестиндский барон Оливарес
увесистой дланью вкатил не одну оплеуху,
фельдмаршала гости мои в эту ночь обыскались,
однако с тех пор от него нет ни слуху ни духу.
С тех пор ты, Татьяна, немало бесчинств сотворила,
и с ужасом я вспоминаю все наши попойки,
и шёпот святого отца: "С нами крестная сила!" -
терзает мне душу, как крысы батон на помойке.
Так что ж, от пальца родила ты?..
Константэну Г-ву
"Так что ж, от пальца родила ты?" -
Я вопросил у нежной девы,
которой посвящал когда-то
витиеватые напевы,
с которой скромно безобразил,
хватал за талию и грудь,
и даже в трусики залазил
и трогал пальчиком чуть-чуть.
"Ну что тогда тебе мешало
пойти ва-банк и до конца?"
Уж небо осенью дышало
на кожу бледного лица.
Оно так жалобно кривилось,
слезами полнились глаза,
сердечко в слабом тельце билось,
как будто в банке стрекоза.
Какой холодной и надменной
была ты этою зимой!
Словно владычица Вселенной,
как кот кастрированный мой.
Да, кое-что ты позволяла,
но чтоб вкусить запретный плод,
но запустить в малину жало...
"Нет! - ты сказала. - Через год!"
И что же? Не прошло и года -
ты приползла с фонтаном слёз,
и непонятного урода
зачем-то тычешь мне под нос.
От пальца дети не родятся -
ты слышишь, дура? Не реви!
Кто смог к тебе в постель забраться,
вкусить плодов твоей любви?
Никто? Не плачь! Я верю, верю!
Но чем же я могу помочь?
Короче, видишь эти двери?
Ступай, ступай отсюда прочь!
Ишь, дурака нашла какого!
Младенца тоже забери!"
Что за напасти, право слово,
за этот год уже их три!
Три обрюхаченных девицы,
и ни одна ведь не дала.
Мне стоит пальцем прислониться -
и начинаются дела!
Наверно, я колдун какой-то.
а может, попросту мутант,
или, быть может, руки мою
не той водою и не так,
особенно когда девицы
вопят и плачут: "Нет, боюсь!"
Ну, надо ж как-то веселиться,
вот я с рукой повеселюсь,
а после лезу им под юбку,
чтоб хоть потрогать чудеса.
И лицемерную голубку
потом карают небеса.
Девчонки! Хватит вам ломаться,
сказала "а", скажи и "бэ".
Не надо пальцам доверяться
и наносить ущерб себе.
Природу, крошка, не обманешь,
она в сто раз тебя хитрей!
Любись как надо. Или станешь
одной из этих матерей.