По сути, Тео не имела отношения к проблемам, упомянутым последними. Элеонора была незаменимой, но она, несомненно, поддерживала тесные отношения с черными, а Луис вообще через несколько недель перестал делать что-либо. Он понял, что негры трепещут перед ним и готовы слушаться его беспрекословно. Поэтому постепенно он начал проводить все свое время на кухне в кресле, вяло управляя действиями своих подопечных, пробуя тем временем лучшие вина и жуя лучшие сигары Джозефа. Он скрашивал свою скуку рядом любовных утех с наиболее привлекательными девушками. Элеонора поначалу пыталась ухаживать за ним, но эта расчетливая крестьянка ничего не добилась, и между ними установились напряженные отношения. Элеонора ненавидела Вэккэмоу; только ее расположение к Тео и привязанность к ребенку поддерживали ее. Она также жила в ожидании июня и поездки на Север.

Их освобождение пришло скорее, чем они ожидали. На третьей неделе мая «Интерпрайз» неожиданно встал на якорь у Джорджтауна, и даже Джозеф согласился, что возможность отплыть на Север на знакомом судне должна быть использована. Особенно из-за того, что сезон тропической лихорадки в этом году начался раньше обычного. Влажность и удушающая жара уже окутали плантации. Зеленая плесень появлялась на поверхности стен и одежде. Мясо портилось за один день, молоко скисало – драгоценное молоко, жизненно важный продукт для ребенка. Тео склонялась над колыбелью сына и щупала его маленький лобик десятки раз за день. Он оставался прохладным. Лихорадка пока щадила их всех, за исключением Луиса. Несчастный повар больше не сидел на кухне, а мучился в лихорадке в своей комнате на чердаке. Он, конечно, должен был отплыть с Тео, Элеонорой и ребенком.

– И убедительно прошу, не связывайся больше с косноязычными французскими обезьянами, – сказал Джозеф жене за день до отплытия. – Ты убедилась, что эксперимент закончился полным провалом. Я хотел также, чтобы ты избавилась и от Элеоноры. Мой сын должен иметь кормилицу, как все дети в семье Элстонов.

«О нет, – думала она. – Нельзя допускать какую-нибудь грязную африканскую девку ухаживать за моим ребенком, учить его говорить или пугать его колдовством. Это место и так достаточно мрачно».

Но она давно усвоила бесплодность открытой борьбы с Джозефом и боялась, что в приступе ярости он может развестись с ней.

– Ты абсолютно прав, – сказала она примирительно. – Луис, конечно, вышел из строя. Я сглупила, взяв его. Когда ты сможешь приехать к нам? Я буду чрезвычайно счастлива видеть тебя.

Этим летом Джозеф должен был вернуться к ней, как только наступит перерыв в законодательных слушаниях.

– Точно не знаю, – ответил он, забывая, как она и надеялась, разговор о слугах. – Как только я покину Колумбию, надо будет ехать в Чарлстон. Я не доволен агентом. Он установил исключительно низкие цены на последнюю партию риса. Мы разоримся при таком уровне цен.

Она покорно слушала эту знакомую тему, взглядом демонстрируя живой интерес, а в мыслях считая баулы, узлы и ящики, которые находились в холле, готовые к отправке на «Интерпрайз».

Крепкое двухмачтовое судно позволило ей быстро завершить путешествие в Нью-Йорк. Настолько быстро, что когда Тео покинула его борт, она обнаружила, что Аарон не смог встретить ее. Он находился в Филадельфии и должен был остановиться в Вашингтоне перед возвращением домой. Она была очень огорчена этой задержкой, пока не надумала поехать в Вашингтон и подождать его там.

Поэтому она, Элеонора и ребенок сели на почтово-пассажирское судно, следующее в Александрию, и прибыли туда через два дня. На причале она наняла карету, и они переправились через реку Потомак, затем тряслись по пыльным дорогам до квартиры Аарона, снимаемой им на Индепенденс-авеню. Как сообщила им хозяйка, его ожидали из Филадельфии через пару дней, а пока она могла бы поселить Тео в небольшой квартире.

Так, к радости Тео, она разместилась в трех уютных комнатах на третьем этаже и приготовилась удивить своего отца. Она хорошо знала, какой восторг вызовет у него их неожиданная встреча, и тщательно подготовилась к его приезду. Она купила охапку ранних роз у цветочника на рынке и разбросала их по всем комнатам. Она положила в ящик любимые кубинские сигары Аарона и заказала бочонок вина марки Трент, которое он предпочитал.

Тео была огорчена, что не смогла купить себе новое платье для этого события. Вся ее одежда давно вышла из моды, а Аарон любил видеть свою дочь модно одетой. Во время ее короткой остановки в Нью-Йорке она заметила, что в моду входят туники, ворот с не очень глубоким вырезом, а вместо вышивки – украшения в виде банта. Однако у нее не было времени, чтобы сделать новое платье, в Вашингтоне не было портного, а также магазинов, в которых можно купить хорошие товары. Фактически столица государства почти не изменилась со времени ее первого визита на инаугурацию. Она подошла к окну, которое выходило в сторону Капитолия, и подумала, что это довольно впечатляющее зрелище. Впервые за несколько месяцев она почувствовала себя здоровой и помолодевшей.

XIV

На следующее утро после приезда в Вашингтон Тео проснулась очень рано. В июньском воздухе чувствовались свежесть и оживление. Она вскочила с кровати, побежала в другую комнату к колыбели и поцеловала спящего ребенка.

Элеонора подняла косматую голову с кровати, стоящей рядом, и сонно спросила:

– Мадам поднимается так рано?

– Да, Элеонора. Такой великолепный день. Иди и помоги мне одеться. Я собираюсь прогуляться.

Служанка, немного поворчав, повиновалась. Это было необычно для госпожи – вставать с восходом солнца. Находясь в Каролине, она часто проводила в постели все утро. Однако там, должно быть, еще жарко, да, жарко!

На Элеонору накатил острый приступ ностальгии по ее родному Турину, но он прошел. Она больше не могла представить себя в отрыве от госпожи и ее ребенка. Ради них она готова таскаться по стране на судах, в каретах и в лодках; ради них она готова терпеть, если надо, неудобства и лихорадку в Вэккэмоу.

– Все готово, госпожа, – сказала она, поправляя соломенную шляпку на голове Тео.

Тео поблагодарила ее и помахала на прощание рукой. Направляясь к реке, она что-то тихо напевала, наслаждаясь хорошим самочувствием, ярким июньским рассветом, чистыми трелями жаворонков, сливавшимися с ее собственным голосом: «Спелые вишни!.. Спелые вишни!..» Вишни уже созрели, подумала она, а Аарон очень любит их. Ей следует послать Элеонору посмотреть, продают ли их на рынке.

Она перешла мост, и дорога начала сужаться, по мере приближения к реке. Вскоре она увидела отблески голубой воды между стволами дубов и орешника.

Она вышла к полю с маргаритками. Охваченная воспоминанием детства, она нарвала охапку этих цветов и сплела из них венок. Белые лепестки были покрыты росой. Она приложила их к щекам. «Росинки раннего утра, – вспомнила она, – могут оживить красоту. Я верю, что цвет лица улучшится, а то отец будет ворчать». Внезапно послышался глухой стук копыт, приближающийся к ней по дороге. Тео быстро подняла голову и заметила огромную гнедую лошадь с высоким всадником в белой рубашке. «Еще кому-то с утра не спится», – подумала она безразлично, провожая всадника взглядом, и решила, что он промчится мимо и исчезнет в тихой красоте утра.

Но он не проехал мимо. Лошадь прерывисто и возмущенно фыркнула, так как всадник резко натянул поводья. Изумившись, она повернулась. Как только она узнала всадника, она открыла в изумлении рот, всплеснула руками, и венок, рассыпавшись, упал на траву.

Мужчина спрыгнул с лошади и встал, молча взирая на нее сверху вниз. Его губы скривились в усмешке.

Прошло три года с их последней встречи в Воксхолл-Гарден. Тео снова почувствовала трепетное наслаждение той сентябрьской ночи в Нью-Йорке. «Думала ли я, что это случится? – спрашивала она себя. – Для этого я проснулась такой радостной и счастливой сегодня? – И тотчас внутренний голос вмешался: – Я не повторю эту ошибку. Тогда я была глупым ребенком».