Почему она всегда должна отличаться от других женщин? Почему она не может принять это нормальное женское дело естественным образом, как миссис Элстон, и его сестра, и все другие женщины, о которых он слышал? Они держались в подобных ситуациях как можно незаметнее, не суетясь, пока в нужный момент тихо не исчезали с мужских глаз, чтобы появиться потом с новым прибавлением к семье.
Правда, иногда они больше не появлялись. Джозеф вдруг вспомнил, что его кузина Мэри умерла при родах. Накатившаяся волна страха погасила его раздражение.
Он с беспокойством осмотрел Тео, как будто видел ее в первый раз. Молодая женщина выглядела плохо: ее маленькое лицо было отекшим, ее чудесные глаза потеряли свою яркость, а щеки были белыми, как недавно оштукатуренная стена за нею. Его сердце сжалось.
– Моя дорогая.
Она подняла глаза, удивленная его нежностью:
– Да, Джозеф?
Он смущенно смотрел на нее сверху вниз, потом неловко дотронулся до ее руки.
– Тео, мы поедем в Чарлстон, как только ты сможешь путешествовать. У тебя будет… – Джозеф колебался: семья будет явно шокирована. Он сглотнул и продолжал:
– У тебя будет доктор Дебоу, если хочешь. Я не могу позволить, чтобы ты беспокоилась. Ты должна заботиться о себе, я… – Он поморщился и раздраженно воскликнул: – Черт возьми! Почему ты не заботилась о себе лучше? Ты совсем не принимала лекарство, что мома Кло приготовила для тебя. Посмотри, вот бутылка – полная!
Он сердито указал на вязкую микстуру из болотного корня и нарезанной змеиной кожи, которую повивальная бабка Элстонов прислала в Оукс.
Тео мягко покачала головой, ее глаза блестели, когда она улыбалась ему.
– Бедный Джозеф, я действительно причиняю тебе много хлопот, не так ли? Ты так добр ко мне, – она подняла руки и, притянув его голову ближе к себе, нежно прижалась бледными губами к его щеке.
Шесть дней спустя Теодосия и Джозеф отправились в Чарлстон. Это было не так тяжело, как она боялась. Помпи и Като отнесли ее на носилках через лес к ручью, где их ждала огромная плоскодонка. Удобно устроившись на ней, они доплыли до реки Вэккэмоу, а затем на тяжелом судне вниз по течению – до Джорджтауна, где их ждала шхуна, уже груженная ценным рисом для продажи в Чарлстоне. Тео отнесли на борт, и «Лив-Оук» поплыла, едва касаясь воды, с попутным ветром на все шестьдесят миль.
Они вошли в Купер-Ривер, когда огни Чарлстона начали появляться желтыми точками на фоне темнеющего весеннего неба. Поскольку по традиции все плантаторы проводили по меньшей мере два месяца в году в Чарлстоне и поскольку Джозеф свободно мог себе позволить это, Тео убедила его купить собственный дом на Черч-стрит. Но он, конечно, еще не был готов для них. Так что волей-неволей им пришлось ехать к семейному особняку. К огромному облегчению Тео, они нашли там одного полковника Вильяма.
– Счастлив видеть тебя, мой мальчик. И тебя, Теодосия, как прекрасно ты выглядишь! – Он смотрел не на нее вовсе, а на какую-то точку над ее головой. – Жаль, что вы разминулись с остальными! Они уехали вчера в Салливен. Вы, несомненно, присоединитесь к ним через день или два.
«О нет, ни в коем случае, – подумала Тео. – Я не собираюсь рожать в этом набитом людьми прибрежном коттедже, в компании миссис Элстон, ее шестерых детей и Марии с Шарлоттой».
– Слуги проводят вас в комнату, – продолжал полковник рассеянно. – Как вам понравилось на Вэккэмоу? Я через пару дней поеду туда. Хабберт пишет, что столбы на дальних западных полях в Клифтоне нуждаются в ремонте. Ведь нельзя допустить, чтобы молодые ростки риса залило раньше времени!
Тео избежала этого разговора и поднялась наверх. Ее свекор был добр и вежлив, но он был такой скучный. У него было три темы разговора – рис, его боевые дни под командованием генерала Мэриона и его скаковые лошади. Все они успели ей наскучить, хотя она довольно успешно скрывала это. Во время скачек в феврале она притворялась, что разделяет возбуждение, явно охватившее всю Южную Каролину. В действительности она не считала важным, что лошадь полковника Вильяма не победила во время скачки на денежный приз Жокейского клуба. Однако для Элстонов, включая Джозефа, это казалось полнейшей трагедией. Они не говорили ни о чем другом в течение недели.
Невозможно было представить Аарона, проигравшего президентство с легким изяществом и юмором, ввергнутым в глубочайшее уныние потерей пустякового денежного приза. В жизни было так много вещей, белее интересных, чем скачки.
Она вздохнула, медленно поворачивая свое громоздкое тело в постели, выискивая более прохладное место. Мелодичный звон церковных колоколов несся над городом. Сен-Мишель, Сен-Филипп и Гугенотская церковь одна за другой пробили время. Только девять часов, и впереди длинная ночь. В последние дни, несмотря на то, что она постоянно чувствовала себя уставшей, Тео никак не могла уснуть.
«Я хотела бы, чтобы приехал папа, – думала она тоскливо, – он так мне необходим».
Она с трудом выбралась из постели и взяла маленькую кожаную коробку, в которой хранила его письма, чтобы перечитать последнее. «Почему ты не отправилась в горы, как я советовал? – писал он. – На морском побережье Каролины сейчас очень жарко и можно заболеть лихорадкой в это время года».
Джозефу он писал более сурово:
«С большой долей сожаления я узнал, что горный план отвергнут… С северной конституцией Теодосии она принесет Вам хилое отродье, которое не доживет до следующего лета, но в Ваших горах можно ожидать, что ребенок будет карабкаться по обрывам, когда еще не достигнет трех недель отроду. Я говорю серьезно и хочу знать, было ли Ваше решение результатом раздумья или инертности».
Джозеф был особенно возмущен этой попыткой контролировать его поступки. Разве он не проявил уже чрезмерную предусмотрительность, привезя Тео в город задолго до того, как это было необходимо, и, согласившись проконсультировать ее у доктора? Более того, он намеревался перевезти ее на Салливен-Айленд, как предложил его отец. И Джозеф был изумлен, обнаружив, что Тео делать этого не собирается, противопоставляя всем его аргументам тихую непреклонность. Она будет рисковать подцепить лихорадку, останется в плавящей жаре, но она не покинет Чарлстон до приезда Аарона.
Знаменитый доктор Дебоу посетил молодую миссис Элстон через два дня после ее приезда. Тео чувствовала себя все хуже и очень рассчитывала на визит врача, на его совет и помощь.
– Я так рада, что вы пришли, доктор! – воскликнула она. – Я неважно себя чувствую и уверена, что вы сможете мне помочь.
Доктор поклонился. У него были летящие белые волосы, и в своем черном одеянии с меховым воротником он выглядел очень представительно и напоминал священника.
– Ваше доверие делает мне большую честь, мадам. Это естественно для леди в вашем деликатном состоянии. Вы не должны волноваться, моя дорогая миссис Элстон. – Он покачивался на пятках, скрестив пальцы на животе, и смотрел на нее благожелательно.
– Точно, – сказал Джозеф, – именно то, что я ей говорю.
– О, я знаю, – сказала Тео печально. – Я не собираюсь суетиться без причины, но у меня постоянные головные боли, и я стала хуже видеть. Как будто маленькие черные крапинки плывут перед моими глазами.
– Ах, это обычные визуальные нарушения, мадам. Вы должны укреплять себя. Побольше хорошего сочного мяса, обильные дозы хорошего вина между приемами пищи. Вы должны питаться за двоих, видите ли. – Он тяжело раскачивался, сияя улыбкой.
– Но я не могу есть больше, – возразила Тео. – Мне плохо от еды, я и так все толстею.
Он вежливо кивнул:
– Совершенно естественно, совершенно. Дородность – ободряющий признак.
– Возможно, – согласилась она неуверенно. – Однако мои ноги и руки так распухли, что я не могу носить ни туфли, ни перчатки. Когда я нажимаю, смотрите… – Она высунула маленькую опухшую ступню из-под одеяла и коснулась туго натянутой белой кожи. Ямка от ее пальца оставалась несколько секунд.
Джозеф издал нетерпеливый звук и повернулся к окну, но глаза доктора забегали, его улыбка на мгновение соскользнула.