Тео едва смогла справиться с собой, но Аарон надавил сильнее.

– Ну что ж, это… это замечательно, – с трудом проговорила она после секундного замешательства.

Когда же молодой человек, наконец, довольно грубо и неловко распрощался, она, не поднимая головы и ни о чем не спрашивая, смогла лишь изобразить на лице подобие улыбки.

Как обычно, перед сном отец и дочь прошли в библиотеку, минуя гостиную, еще неприбранную после гостей. Натали давно уже отдыхала. Аарон уселся в свое любимое кресло с высокой спинкой, а Тео присела на скамеечку рядом с ним.

– Ну, как, киска, – ты довольна? Мне кажется, было очень мило.

Она секунду колебалась.

– Да, пожалуй, все было прекрасно. Особенно танцы. Но… папа, почему ты уделяешь так много внимания мистеру Элстону? Он мне совсем не нравится. И притом я нахожу его дурно воспитанным и, – она нахмурилась, пристально разглядывая рисунок на парчовой обивке стула, пытаясь подобрать нужное слово, – ужасно импульсивным.

Аарон в недоумении поднял брови, взял табакерку и изящно затянулся.

– Да?

Он ожидал, что она разъяснит свои слова, но девушка сидела молча, а лицо ее выражало беспокойство.

Аарон в задумчивости откинулся в кресле, положив ногу на ногу.

– Элстон – один из самых богатых юношей в стране, и будь он потолковее, имел бы огромное политическое влияние на Юге. Кстати, что ты подразумевала под словами «ужасно импульсивный»?

– Вообще-то я обещала, что не расскажу тебе, потому что я знаю, что ты будешь сердиться, да и к тому же он потом извинился. Поэтому я считаю, что ему совсем не обязательно останавливаться у нас. Не желаю встречаться с ним снова.

Ее слова вывели его из себя.

– Ты еще слишком мала, чтобы решать. Оставь мне свои девичьи волнения. Ну и что, даже если он тебя поцеловал?

Она покраснела, сильно задетая его тоном и озадаченная гневом, направленным на нее вместо того, чтобы возмутиться поведением Элстона.

– Стоит ли из какого-то поцелуя делать трагедию, – продолжал он, но уже смягчив свой гнев.

Ее голос задрожал.

– Но это было так ужасно! Он набросился на меня, как… как зверь.

– Конечно, как зверь, а как же. Все мужчины такие; нельзя же за это их осуждать. И что же ты сделала в ответ?

– Я била его изо всех сил, пока он меня не отпустил, и… – она проглотила слезы, с недоумением уставившись на отца. Он хохотал, ее это сильно смутило, уж лучше бы он кинул в нее канделябром. Не в силах больше сдерживать себя, она заплакала.

Аарон мягко погладил ее по голове и проговорил привычной нежностью в голосе:

– Моя бедная девочка просто устала. Ты потеряла чувство реальности, дорогая Тео. Иди-ка, лучше ложись спать. Утро вечера мудренее. Но сначала послушай, что я тебе скажу.

Обняв ее, отец вытер своим платком ее глаза. Тео уткнулась лицом в его колени.

Какое-то время он обдумывал, как ей все объяснить.

Конечно, он любил ее. Любил так, как никого на свете. Но ей придётся поступить так, как он решил. Более чем когда-либо, сейчас он был убежден, что альянс с Элстоном принес бы несравнимые преимущества. Все упиралось в наличные. Если сейчас не удастся найти реальные средства, чтобы погасить долги, банкротство неизбежно. И тогда… Публичное отвержение, и конец его амбициям. Словно стая злобных и голодных волков, мучила его мысль о том, что придется пережить в этом случае его Теодосии. Уже сейчас многие подозревают о его финансовом крахе, хотя не могут сказать наверняка. Но, к счастью, между подозрением и уверенностью лежит большая пропасть.

Элстон был послан небом. Конечно, не в традиционном смысле – Аарона мало интересовал гипотетический рай – но эта была одна из редчайших возможностей, предоставленная ненадолго судьбой, которую надо вовремя поймать и выгодно использовать.

У Элстона были деньги и политическое влияние, им можно было управлять, и в довершение ко всему он, очевидно, увлекся Тео быстрее, чем Аарон мог предположить даже в самых смелых мечтах.

То, что девочка была шокирована или испытывала отвращение к такой любви, в общем-то пустячная неприятность, которая не сильно его беспокоила. Правда, он не мог не признаться, что ему не очень-то понравится, если она выйдет замуж за мужчину, которого страстно любит. У него не было намерения делить ее любовь еще с кем-либо. Ее преданность была для него дороже всего на свете. А Элстон вряд ли был бы опасен с этой стороны.

Предрассудки Теодосии должны быть преодолены. Он не собирается насильно заставлять ее. Лишь полная откровенность поможет обойтись без этого и является последней надеждой. А жизнь под одной крышей с Элстоном в течение нескольких недель должна помочь в этом деле. Да, решил он, соседство и легкое давление.

Ничего не понимая в его размышлениях, Тео покорно ждала, когда отец заговорит, рассчитывая, что он, наверное, не понял сначала всю чудовищность нападения Элстона, и сейчас передумал.

Но то, что Аарон проговорил мягким голосом, застало ее врасплох:

– Я думаю, моя дорогая, мы должны простить невоспитанность мистера Элстона. Уверен, это больше не повторится. Не надо строго судить мужчин, они – не ангелы. А мне этот молодой человек очень нравится. Поверь мне. Ты ведь всегда доверяла моему суждению.

Она подняла голову, в глазах у нее стоял немой вопрос. Но на его улыбающемся лице она ничего не смогла прочесть и, находясь в полном недоумении, она почувствовала, что словно черная кошка пробежала между ними. Аарон резко встал.

– Все, Тео. Иди спать. Ты выглядишь, как леди Макбет. Не вижу никакой трагедии в том, чтобы молодой человек пожил у нас. Другие девушки, наоборот, были бы рады такой компании. В любом случае, запомни, какие бы причуды или меланхолия не мучили тебя, я хочу, чтобы с ним ты была особенно приветлива.

Она тоже встала со стула, с достоинством подняв подбородок.

– Я обещаю, что никто не заподозрит меня в отсутствии гостеприимства к твоим гостям.

Судорожно улыбнувшись, она медленно пошла наверх.

V

На следующее утро Джозеф Элстон подкатил к парадному крыльцу Ричмонд-Хилла в кабриолете, запряженном парой великолепно подобранных гнедых, за ним следовала взятая внаем повозка, битком набитая багажом, с тремя рабами: личным слугой Кейто, поваром и грумом. Это были гуллахи; их кожа отливала синеватым оттенком, перед их ушами свисали пряди волос, изогнутые в форме турецкого ятагана, а их необыкновенно высокие фигуры живописно обрисовывались на фоне красно-зеленого выезда Элстона. Они говорили на диалекте, непонятном для негров Ричмонд-Хилла, воспринимавших этих чужаков с подозрением и любопытством.

Аарон, поприветствовав Элстона у входа, провел его прямиком в библиотеку и пододвинул к нему свой передвижной бар. Молодой плантатор расслабился под влиянием бренди и особого обаяния Аарона. После приличествующего обмена любезностями Аарон ловко перевел разговор на Теодосию.

– Она необычайно восторгается вами; считает вас потрясающе красивым, понимаете ли.

У Джозефа от удивления отвисла челюсть; он даже неосторожно пролил бренди.

– Боюсь, вы ошибаетесь, сэр; она находит меня невыносимым. Я… она… боюсь, у нее есть для этого причина.

Аарон подавил улыбку.

– Причина, сэр? Что вы имеете в виду?

Джозеф охрип от волнения, все его лицо покрыл густой румянец, который он болезненно ощутил сквозь кожу. Он глубоко устыдился своего поведения в саду, тем более что теперь Теодосия казалась ему бесконечно соблазнительной, ослепительно сияющей феей. Кроме того, в его памяти витало лишь туманное воспоминание о том, что произошло на самом деле. Вспоминалось лишь настроение, но не подробности.

Аарон видел, что молодого человека нужно было слегка направить, и зловеще нахмурился:

– Я не сомневаюсь, что мистер Джозеф Элстон из Южной Каролины не сделал по отношению к моей дочери ничего такого, чего он мог бы устыдиться.

Джозеф беспокойно заерзал на стуле. Его беспечный отец давно уже пропагандировал свою собственную философию воспитания мальчиков: «Пусть делают ошибки и постоянно высказывают свои собственные суждения – будут учиться на своем опыте». Эта система до сих пор срабатывала очень хорошо, поскольку Джозеф никогда не наталкивался на противодействие или препятствия в своих устремлениях. Когда ему надоела школярная дисциплина в Принстоне, он тут же бросил университет, затем в течение нескольких месяцев изучал право, пока оно ему также не надоело, после чего увлекся путешествиями. Отец не возражал. Фактически Джозеф абсолютно не привык к тому, чтобы его критиковали, даже если это только подразумевалось, как заметил полковник Бэрр. Это встревожило и все же подействовало на него.