Дом номер 4451 по Тейлорсвиль-роуд оказался длинным строением в стиле ранчо, с венецианским окном и кирпичным фасадом; только вот скотоводческой фермы рядом не наблюдалось. Перед домом красовались лишь клочок пожухлой желтовато-коричневой травы, голубой трехколесный велосипед да красный игрушечный вагончик. Ошметки белой краски, которой некогда были выкрашены стены дома, густой перхотью обсыпали чахлые кусты.

Когда мы с Нэн приблизились к дому, оттуда вышла какая-то женщина; не поднимая глаз, повозилась с ключами и заперла дверь. Все это она проделала, не выпуская ладошки ребенка лет трех, который рванулся в сторону, не успела женщина поставить его на землю. Резким движением она притянула дитя обратно, и тут мальчик увидел нас. И истошно завопил.

Женщина вздрогнула и обернулась. На вид ей было лет двадцать пять; миниатюрная, с длинными белокурыми волосами, перехваченными черной лентой, – в тон платью, колготкам и туфлям.

– Миссис Рассел Мурмен? – сразу сообразила Нэн.

– Да… Я Элис Мурмен, – ответила молодая мать. Глаза ее перескакивали с меня на сестру и обратно. – А вы… вы близнецы?

Нэн кивнула:

– Нам бы хотелось с вами поговорить.

– Господи, и как только ваша матушка управлялась? – вылетело у Элис.

Нэн, судя по ее озадаченному виду, не сразу поняла, что бы это значило. Но я-то сообразила. Особенно когда увидела, как малыш устремился к красному вагончику, дернув мать за руку с такой силой, словно хотел вырвать с корнем. И при этом издавал громкие звуки, напоминавшие хрюканье. Да уж, с таким непоседой Элис наверняка считает, что справиться с двумя детьми можно, только держа наготове пистолет с доброй дозой транквилизатора.

Перекрывая хрюканье мальчишки, я прокричала:

– До чего же миленький! – Малыш и правда был недурен, а уж одет как настоящий джентльмен: в костюмчик цвета морской волны с ярко-красной бабочкой. Вот только вел себя отнюдь не по-джентльменски. Сейчас он рвался в сторону кустов, с каждой минутой хрюкая все громче. – И сколько же этому крошке?

– Год и месяц, – ответила Элис. – Он крупноват для своего возраста.

Крупноват для своего возраста?! Может, Элис шутит?

– Его отец в детстве тоже был крупным, – добавила Элис, и ее голубые глаза наполнились слезами.

– Мы здесь как раз из-за Рассела, – заявила Нэн, взмахнув журналистским удостоверением, которое одолжила у диктора на радио. Взмахнула она более чем небрежно, но я-то знала: надо было не дать Элис возможности как следует рассмотреть удостоверение. Главным образом потому, что на фото был изображен мужчина с длинными, свисающими как у моржа усами. Нэн быстро убрала документ в карман.

– Дело в том, что я готовлю репортаж, собираю дополнительные сведения об этом происшествии, – скороговоркой произнесла она, – для радиостанции, и…

Элис судорожно глотнула.

– А я… я как раз собралась в похоронное бюро.

– Мы вам глубоко соболезнуем, – вставила я. В глазах Нэн, впившихся в меня, я прочла, как по писаному: «Ага, значит, мы уже добрые друзья семьи, наносим светский визит безутешной вдове?» Я с вызовом сложила руки на груди. А почему, собственно, мы не можем проявить элементарную вежливость?

– Спасибо вам, мисс… э-э… – Голос Элис прервался, а глаза устремились на малыша. Деточка набрал полную пригоршню грязи. – Нет, не смей это есть! – крикнула Элис, дергая ребенка за руку. – Брось! Слышишь, брось!

Малыш проворно размазал грязь по своему пиджачку и счастливо улыбнулся маме. Элис обреченно вздохнула.

– Теперь придется снова его переодевать, – сказала она со слезами в голосе.

Я вдруг ощутила прилив симпатии к ней.

– Давайте я вам помогу, – предложила я, сгребая в охапку маленького хулигана.

Тот лягнул меня и попытался вывернуться, затем попробовал укусить, но я не обращала внимания на его усилия. Элли и Брайан не были такими крупными в этом возрасте, но порой вели себя столь же буйно. Я без труда скрутила мальчишку по рукам и ногам, так что рыпаться ему было некуда.

Нэн потрясенно наблюдала за нашей схваткой. Она-то наверняка предложила бы запереть ребенка в его комнате до совершеннолетия.

Переступив порог, я поначалу решила, что жилище Мурменов тоже подверглось налету, как наши с сестрой квартиры. Но потом до меня дошло, что раскиданное по полу барахло – это сплошь детские игрушки, детские одежки, а также детские бутылочки и резиновые кольца для зубов. Аккурат от стены до стены.

Следом вошла Элис и принялась прокладывать себе путь в детскую. Вскоре она вернулась с новым нарядом для малыша. На сей раз это был коричневый костюмчик, который, скорее всего, пробудет чистым минуты две после того, как она натянет его на сына. Хорошо хоть, коричневый – грязь будет не так заметна.

Мы с Нэн пригвоздили младенца к кушетке, удерживая за пухлые ножки, а Элис начала его раздевать. Как ни странно, малыш вдруг успокоился и довольно загукал, посасывая пустышку, которую Элис подобрала с пола и сунула ему в рот, как пробку. Я не верила своим глазам. Карапуз явно получал удовольствие. Эдак из него вырастет любитель сигар, балдеющий от грубого обращения.

Стаскивая с сынишки пиджак, Элис неожиданно произнесла:

– Знаете, я даже не удивилась, когда полицейские сказали мне насчет Рассела. Ну насчет того, что его… его… – Она никак не могла выговорить слово «убили».

– Не удивились? – переспросила Нэн. Элис кивнула, с каким-то затравленным видом.

– Ну да. Я… я понимала, что должно случиться что-то ужасное. С тех пор как появился тот тип, Рассел страшно изменился.

«А уж теперь тем более», – подумала я, прежде чем успела себя одернуть, и, откашлявшись, спросила:

– Какой тип?

– Да я толком не знаю, – вздохнула Элис, натягивая брючки на упакованную в памперс попку. – Рассел мне не говорил, кто он такой. И что вообще происходит. Сказал только, что они вместе занимаются каким-то крупным делом и что скоро мы разбогатеем. Вот и все. Мол, наконец-то заживем в достатке, без забот.

Мы с Нэн переглянулись. Я знала: она думает о том же, о чем и я. Что, возможно, все эти деньги, на которые так уповал Рассел, были страховкой, которую Элис должна была получить, после того как Рассел успешно организует собственное убийство. Что и говорить, сто тысяч долларов – неплохое подспорье в хозяйстве.