Изменить стиль страницы

Нэн последовала за нами.

Присев на край ванны, Трент стянул рубашку. Если бы не кровь, я бы, наверное, получила от этого зрелища удовольствие: плечи его были мускулистыми, руки загорелыми, а грудь покрыта милой порослью.

К несчастью, вид крови по-прежнему вызывал у меня тошноту.

Стиснув зубы, я принялась промывать рану – это и вправду оказалась пустяковая царапина.

– Итак, – произнесла Нэн, с трудом отрывая взгляд от мужественной груди Трента, – вы видели нашего стрелка?

– Нет, даже мельком не удалось, – вздохнул Трент. – Только топот услышал.

– Все-таки вам стоит сходить к врачу, – повторила Нэн.

Я молчала, накладывая на рану антисептическую мазь. Очень мило – самое сложное я уже сделала: промыла рану от крови. А теперь она, значит, решила спровадить его к врачу?

Но Трент решительно тряхнул головой:

– Сами видите, это всего лишь царапина. А врачи обязаны сообщать об огнестрельных ранениях в полицию. Так что не надо мне такого счастья, забот потом не оберешься. – Он подмигнул мне. – И кроме того, учитывая ваш опыт общения с копами, я лучше воздержусь, если не возражаете.

Меня ему не надо было убеждать. Я без труда представила, как Гецманн обвиняет нас с Нэн: мало показалось погрома в собственном доме, так организовали пальбу. И всему виной, дескать, погоня сестры за дешевой популярностью.

– Посудите сами, никто всерьез не пострадал, – рассуждал Трент, пока я бинтовала его рану. – А при моей работе, хочешь не хочешь, наживаешь врагов. Может, этот выстрел не имел к вам никакого отношения.

– Как это? – удивилась Нэн. – Ведь это наш дом, а стреляли явно в нашу сторону.

– Но целились не в вас, – возразил Трент. – Ранили-то меня. И выстрел был только один, а не два. Вполне возможно, он связан с каким-нибудь из других моих дел. Знаете, я ведь частенько занимаюсь, так сказать, надомной работой. Всякое бывает…

Что ж, может, и так.

– Но главное, я в порядке, благодаря вам, – продолжал Трент, пристально поглядев на меня. – Из вас бы вышла чудесная сиделка: у вас такие нежные руки.

Я увидела, как Нэн закатила глаза.

Не знаю, заметил ли это Трент, только он сразу же засобирался. Но перед уходом взял меня за руку и негромко произнес:

– Я с вами свяжусь.

И, глядя в его глаза, я вдруг испытала внизу живота давным-давно забытое ощущение.

Трент ушел, а мы с Нэн продолжили уборку и управились гораздо быстрее, чем я рассчитывала. Впрочем, изрядно напрактиковавшись за последние двадцать четыре часа, мы уже поднаторели в этой области.

В конце концов Нэн уснула на моей софе, не в силах дотащиться до своей квартиры. Мы убеждали друг друга, что слишком хлопотно ей идти домой в такое время, но на самом деле обе боялись ночевать в одиночку.

Знаете, когда в вас кто-то стреляет – и неважно, в вас метили или нет, – это производит впечатление.

И вдобавок, хоть мы и не произносили этого вслух, тем не менее сошлись еще в одном: если нам с сестрой суждено погибнуть от руки злодея во сне, лучше мы сделаем это так же, как и появились на этот свет. Вместе.

На следующее утро, хоть это и было воскресенье, я проснулась в семь. На цыпочках прошла мимо спящей на софе Нэн и отправилась на поиски свежей «Курьер-газеть «. И нашла ее под тем самым кустом, где мы накануне прятались. Не иначе, знамение судьбы.

Признаться, эту вылазку за газетой я совершила в весьма быстром темпе, ежесекундно ожидая услышать свист пуль над головой. А едва заскочила обратно в дом – торопливо захлопнула дверь и привалилась к ней, тяжело дыша.

Стук двери разбудил Нэн, которая молниеносно нырнула на пол и распласталась.

Я недоуменно уставилась на нее. Сестра смущенно поднялась на ноги.

– С этим надо что-то делать, – решительно заявила она.

Верно! Не можем же мы провести остаток жизни, прячась под кроватями и за кустами и постоянно озираясь через плечо. Необходимо выяснить, кто стоит за всем этим, – причем выяснить прежде, чем вчерашний бандит научится стрелять более метко.

Пока я разливала по стаканам колу, сестра шуршала газетой. Кофе мы обе не жалуем, но должны же откуда-то черпать ежеутреннюю дозу кофеина.

Искомая статья обнаружилась на второй странице «Курьера». «Установлена личность погибшего в торговом центре «Галерея», – гласил заголовок. И уже в третьем предложении мы прочли то, что нас интересовало: «По сообщению полиции Луисвиля, у погибшего, некоего Рассела Мурмена, проживавшего в доме 4451 по Тейлорсвиль-роуд, обнаружена тяжелая черепно-мозговая травма, а также глубокий порез в области шеи».

Почему-то при слове «порез» на ум скорее приходят ободранные коленки и локти, нежели перерезанное горло. Я от души понадеялась, что бедняга действительно был без сознания, когда с ним это происходило.

– Итак, – Нэн подняла глаза от газеты, – как насчет приятной прогулки по Тейлорсвиль-роуд? Я поставлю пленку.

Я поняла, что она имеет в виду. Поскольку ни одному здравомыслящему человеку не улыбается работать по субботам, все ди-джеи на станции Нэн разбились на две команды и чередуются – выходят в эфир через выходные, отрабатывая каждый свою шестичасовую смену. И сегодня как раз была рабочая суббота Нэн.

– По дороге заскочим на студию, и я попрошу диктора последних известий поставить мою пленку, – сказала Нэн, вставая из-за стола.

Пленка, о которой говорила Нэн, была ее палочкой-выручалочкой на случай непредвиденных обстоятельств. Это заранее смонтированная запись, которая звучит совсем как живое выступление. За одним исключением: если слушать внимательно, можно заметить, что Нэн не говорит ни о времени суток, ни о погоде – и вообще ничего конкретного. Что-то вроде безразмерного радиошоу.

У всех ди-джеев заготовлены такие пленки – причем по настоянию управляющего, представляете? По словам Нэн, у них такая нехватка кадров, что, когда ведущие заняты записью репортажей с мест, или болеют, или уходят в отпуск, станция нанимает временных служащих, чтобы те крутили эти самые «аварийные» пленки, и таким образом экономят на зарплате.

Нэн сбегала к себе переодеться – ясное дело, в очередные джинсы и майку, – и через несколько минут мы уже были в пути. Нэн настояла, чтобы мы поехали в ее «неоне», а не в моей «фестиве». Я не удивилась: сестрица часто называет мою юркую машинку роликовой доской.