Ворона медленно выдохнула и вдохнула.

— Наденька, — сказала она тихо; тембр голоса изменился, интонации сделались безмерно ласковыми и ускользающими, как во сне. — Спокойной ночи, родная…

И будто мгла ночная хлынула с небес, затопив заоконный полдень: тень в кабинете сгустилась, теряя апельсиновый тон, исчезли доносившиеся из-за стен звуки и эха, стало тепло и спокойно, невероятно спокойно, уютно, как в гнёздышке, выстланном птичьим пухом, и неяркие лилейные звёзды затеплились под оштукатуренным потолком.

— Мама… — прошептала рано постаревшая женщина, распластанная в кресле; из-под сомкнутых её век побежали лёгкие слёзы, оставляя дорожки на дряблых щеках.

— Спи, девонька, спи…

Ворона выпрямилась, отошла от кресла на шаг, опустила руки вдоль тела. Шаль соскользнула на пол, но поднимать её владелица не стала; Даниль подобрался ближе и галантно сложил узорную чёрную тряпку на краю стола. Потом поглядел на спящую через хрупкое воронье плечо: Надя спала, уронив голову набок. С измождённого лица сошло выражение ужаса и пугливой мольбы, и стало видно, что оно тонкое, строгое, иконописное, а когда-то было красивым.

— Алиса Викторовна, — осторожно спросил аспирант, — это кто?

Та грустно покачала головой и ссутулилась, из могучей волшебницы снова став бестолковой Вороной.

— Это приехали, — объяснила невпопад. — Отказница. Просто жуть какая-то, я напугалась…

Сергиевский больно покусал себе язык и скинул цепенящее сонное наваждение. Воронецкая всегда работала с эмоциями очень осторожно и с такой лаской, что её нежёсткие внушения попросту не хотелось сбрасывать. Даниль поначалу растерялся, потом уплыл в вороньи чары и забыл сделать то, что сделал бы на его месте всякий нормальный человек — прочитать шлейф ауры и провести визуальную диагностику.

…Пациентка не обладала выраженными способностями к контакту, никогда ему не училась и не умела затирать шлейфы; Сергиевский поднаторел в чтении аур людей непростых и искушённых в мастерстве, а потому последние события жизни Нади видел как на ладони. Она ехала в плацкарте откуда-то с севера, и уже в поезде заходилась от страха и горя; а может, и до того мучилась ими, растравляя больное сердце. Она ехала в древнем, душном, вонючем вагоне, и с каждым часом пути ужас усиливался от мысли, что ведёт её самая последняя надежда, и что надежда эта глупа.

Отказница.

Была, похоже, рекламная акция молодой медфирмы, или филиала, открывавшегося в одном из маленьких городов — день бесплатного приёма… предпоследняя надежда Нади. В поликлинике, что ли, делали ей общую диагностику кармы? Лет пять назад аппаратура имелась только в крупных городах, но с тех пор по национальному проекту должны были поставить и в провинции… Даниль помотал головой и увидел язвой горевшее в сознании женщины слово «онкология». Значит, кармасоматическая болезнь. Но почему ей отказали в клинике? Почему она вообще туда обратилась?! Если есть деньги, конечно, здоровее и удобнее почистить карму у врача, чтобы опухоль рассосалась без мучительной химиотерапии или классических операций. Но если денег нет, карму очищают страдания…

— Готов? — осторожно спросила Ворона. — Извини, Дань, что я тебя так выдернула, но это ж правда ужас что такое, лучше уж не рисковать, а то мало ли.

— Что вы, Алиса Викторовна, — тот невольно расплылся в улыбке. — Я вам помочь… мечтал, честно.

Она тихонько фыркнула:

— Ф-фух! Ну хорошо… Поехали, — и перешла в чистую форму.

Даниль последовал её примеру. Профессорша оставила тело «на привязи», не уничтожив его и даже обрубив не все нити сцепки: отчего-то ей не нравилось убивать свою плоть, и делала она это редко, только по насущной необходимости. Сергиевский решил поступить так же, как Ворона; правда, ему с непривычки пришлось уложить бессознательную тушку на ковёр — держать её стоячей было неудобно и отвлекало от дела.

Вокруг ничего не изменилось. По мощи излучения ауры Воронецкая не уступала Ящеру; не только сама она, но весь кабинет сохранял в тонком мире иллюзорную форму. Казённая трёхрожковая люстра, обои и шторы, кресла и стеллажи, стол с компьютером, стол с оргтехникой… только ярче засияли под потолком светящиеся облачка, да цветы в горшках явили стихийную сущность богини природы. Сергиевский быстро зачистил пространство, вытеснив слабые отголоски чужих биополей, и пришиб на всякий случай безвинные цветы: богиня всё равно восстановится позже, почуяв ласковую мысль владелицы кабинета.

Потом он перевёл взгляд на пациентку.

И остолбенел.

Даниль видел души, которые принимали для реинкарнации только человекообразные обезьяны. Видел души, срок жизни которых близился к концу: при следующей попытке перерождения их ждал распад. Видел души в реакторах энергостанций.

Такого он не видел никогда.

Её точно ели черви. Тонкое тело казалось изъязвлённым, его испещряли каверны, заполненные какой-то чуждой, лоснящейся, гнилой с виду субстанцией. Первый, второй, третий слои биополя, энергопроводящий контур, карма базисная и надстроечная, структуры памяти и мышления… Горло пережимало от жуткого зрелища: органы тонкого тела, в отличие от органов плотного не имевшие чётких границ, у женщины словно перемешивались, как в миксере на медленной скорости, и червоточины пронизали их насквозь…

— Мля, — прошептал Даниль, забыв о присутствии Вороны. — Ой, мля… что это?!

— Ты знаешь, Даня, — сказала Алиса. — Ты ведь об этом пишешь.

Даже стыд, который должен был заполнить его доверху при этих словах, и тот отступил перед ужасом.

— Это… — с дрожью сглотнул Даниль, — это так выглядит? Я… не знал. Я… ещё к аналитической части не…

Ворона тихо вздохнула.

Он готов был провалиться сквозь землю — не оттого, что потерял самообладание медика, не сориентировался в теме собственной диссертации, а от этого позорного лепета.

Северорусская аномалия. Знаменитая, необъяснимая, представляющая исключительный научный интерес, при близком рассмотрении она оказалась непереносимо страшной — настолько страшной, что хотелось отвернуться, сбежать и забыть. «Возьми себя в руки! — молча выматерившись, приказал Даниль. — Ты, сука, на людей печати ставишь, чтоб их в топку пустили, и не мучаешься. Ворона оперирует. Учись, сука. Это наука, засунь свои эмоции куда поглубже…»

Сущности и энергии в тонком плане обладают цветами, но те не соответствуют цветам физического мира, и аналогии можно провести, лишь ориентируясь на накал, «температуру» применяемой силы. Вокруг Алисы Воронецкой пространство вспыхнуло серебряно-белым. Все процессы в тонком теле Нади остановились, а к Данилю вернулось хладнокровие.

— Держи её здесь! — велела Ворона, и он понял, наконец, зачем ей понадобился ассистент. Искалеченная женщина хотела уйти в перерождение, надеясь, что новое тело излечит её. Сергиевский ещё не мог обосновать теоретически, но интуитивно уже понимал, что Надя обманывается. Распад продолжится, потому что…

Потому что «гнилостные» образования на её тонком теле изначально ему не принадлежали. Они не имеют никакого отношения к карме. Женщина не повинна в их образовании. Это — «Северорусская аномалия тонкого плана, повлёкшая за собой беспрецедентную деформацию механизма сансары, одной из следствий которой стало то, что часть свободных фрагментов тонких тел, из которых в нормальных условиях формируются молодые души, начала внедряться в души уже существующие, вызывая нарушения их структуры, распад ещё при жизни физического тела и многочисленные кармасоматические болезни даже у людей с нормальным и лёгким уровнем затемнения кармы».

Намётка из начала третьей главы потом должна была пригодиться в автореферат. Даниль вспомнил её и одновременно успокоился и устыдился, потому что писал, больше интересуясь причиной деформации и свойствами свободных фрагментов, а не методиками лечения пострадавших. «Блин, — подумалось ему, — я так в Ящера вырасту… теоретик хренов. А ещё клятву Гиппократа давал…»

Воронецкая стремительно и ловко удаляла чуждые фрагменты, пользуясь чем-то вроде раскалённых игл-скальпелей, в которые собрала часть собственной тонкой энергии. Сергиевский наблюдал, удерживая душу при теле и осторожно пытаясь вернуть на место её органы. Повреждения были чудовищные, невозможным казалось восстановить целостность без множественного протезирования, но Даниль готов был поручиться, что Ворона ни в чём не уступит Ящеру. Если тот способен полностью заменить человеку базисную карму, то и она сумеет запустить регенерацию любой пострадавшей области.