Старик с воем и причитаниями убеждал солдат, что он никогда не видел этой штуки; должно быть, ночью кто-то перелез через стену и закопал ее здесь. Солдаты прикладами уложили старика на землю, а заодно и его жену, чтобы та не мешала своими криками.

Майор осмотрел находку. Даже он понял, что на джутовом мешке что-то написано на иврите.

Солдатам был нужен только старик, слуга и старуха их не интересовали. Четыре солдата схватили за запястья и лодыжки старика, которому было далеко за семьдесят, лицом вниз понесли к своим машинам и бросили, как мешок с сушеным инжиром, в кузов одного из грузовиков.

Майор был счастлив. Действуя по анонимному доносу, он честно выполнил свой долг. Его начальники будут довольны. Об Абу-Граибе здесь и думать было нечего. Майор доставил пленника в штаб-квартиру Амн-аль-Амма. «Гимнастический зал», рассуждал майор, самое подходящее место для еврейских шпионов.

В тот же день, 16 февраля, Гиди Барзилаи оказался в Париже, где он продемонстрировал рисунок стола Мишелю Леви. Старый антиквар был только рад помочь. До сих пор к нему обращались лишь однажды, да и то с пустяковой просьбой дать на время какую-нибудь старинную мебель каце, который пытался проникнуть в нужный ему дом, выдавая себя за торговца антиквариатом.

Для Мишеля Леви появление Барзилаи было событием. Еще бы, Моссад не просто вспомнил о его существовании, им потребовалась его консультация, он мог оказать им реальную помощь.

– Буль, – сказал Леви.

– Прошу прощения, – отозвался Барзилаи.

Он решил, что чем-то обидел старика.

– Буль, – повторил Леви. – Пишется Boulle или Buhl. Великий французский краснодеревщик. Сами видите, его стиль, ошибиться невозможно. Но это работа не самого Буля. Для него вещь изготовлена слишком поздно.

– Тогда кто же его сделал?

Мосье Леви было уже за восемьдесят. Истончившиеся белые волосы прилипли к сморщенному скальпу, но щеки старика сохранили яркий румянец, а глаза прямо-таки светились радостью от сознания того, что он еще жив. Мсье Леви уже похоронил так много своих сверстников.

– Видите ли, перед смертью Буль передал мастерскую своему протеже, некоему немцу Обену, а тот, когда настал его день, другому немцу, Ризенеру. Я сказал бы, что эта вещь относится к периоду Ризенера. Возможно, это работа самого великого мастера, в крайнем случае – одного из его учеников. Вы собираетесь ее купить?

Конечно, мсье Леви шутил. Он знал, что Моссад не покупает произведения искусства. Его глаза излучали веселье.

– Скажем, меня эта штука очень интересует, – уклонился от прямого ответа Барзилаи.

Леви был в восторге. Ах, опять они занимаются какими-то сомнительными делами. Разумеется, он так ничего и не узнает, но все равно это ужасно интересно.

– Не могут ли быть в таких столах…

– Бюро, – поправил Леви. – Это – бюро.

– Хорошо, в таких бюро бывают секретные отделения?

Все лучше и лучше. Великолепно. Это просто восторг!

– Ах, вы имеете в виду тайнички? Французы называли их кашетами. Конечно. Понимаете, молодой человек, много лет назад, когда мужчину могли вызвать на дуэль и убить, если кто-то посчитал, что задета его честь, дамам, имевшим любовные связи на стороне, приходилось быть очень осмотрительными. Тогда не было ни телефонов, ни факсов, ни видео. Ее любовнику приходилось излагать свои шаловливые мысли на бумаге. А где же было даме прятать письма от мужа? Не в стенном сейфе – тогда таких не было. Не в железной коробке – муж мог потребовать ключ. Поэтому в те времена люди из общества приобретали мебель с кашетами. Не каждый раз, разумеется, но время от времени. Это могла быть только работа мастера, иначе тайник был бы заметен.

– А как узнать, что тот предмет, который… кто-то думает купить, действительно имеет этот кашет?

О, это просто изумительно. Значит, этот симпатичный мужчина из Моссада не собирается покупать бюро Ризенера, он хочет залезть в него.

– Не хотите ли взглянуть на подобное бюро, так сказать, в натуре? – предложил Леви.

Он позвонил в два-три места. Наконец они вышли, взяли такси и подъехали к другому антиквару. Леви пошептался с коллегой, тот понимающе кивнул и вышел, оставив их вдвоем. Леви сказал, что если ему удастся договориться о продаже, он возьмет себе только очень небольшие комиссионные. Его коллега был доволен; в мире антикваров такие сделки – не редкость.

Бюро, на которое показал Леви, было поразительно похоже на стол герра Гемютлиха в Вене.

– Так вот, – охотно объяснял Леви, – кашет не должен быть слишком большим, иначе его можно будет легко обнаружить, сравнив толщину разных стенок. Значит, он должен быть узким – вертикальным или горизонтальным, неважно, но толщиной не больше двух сантиметров. Старые мастера делали кашет в стенке, которая кажется сплошной, скажем, толщиной три сантиметра, а на самом деле там всего лишь две тонкие дощечки, а между ними – тайничок. Но ключ ко всему в потайном замочке. – Леви вытащил один из верхних ящиков. – Поищите вот здесь.

Барзилаи поводил рукой по внутренней поверхности, пока не уперся пальцами в заднюю стенку.

– Ощупайте все стенки.

– Ничего, – сказал Барзилаи.

– Правильно, там ничего и нет, – довольно согласился Леви. – В этом отделении нет. Но могла бы быть кнопочка, задвижечка или еще какое-то приспособление. Если гладенькая кнопочка, на нее нужно нажать, если задвижечка – подвигать ею туда-сюда, если ручка – повернуть ее. И посмотреть, что потом произойдет.

– А что должно произойти?

– Вы услышите совсем негромкий щелчок. Сработает потайная пружина, отскочит кусочек фанеровки, а за ним откроется кашет.

Даже искусство краснодеревщиков восемнадцатого столетия имеет свои пределы. В течение часа Леви научил Барзилаи, где следует искать потайной замочек, высвобождающий пружину и открывающий кашет. Таких мест оказалось всего десять.

– Никогда не применяйте силу, – несколько раз наставительно повторил Леви. – Силой вы все равно ничего не добьетесь, а только оставите следы на дереве.

Он игриво толкнул Барзилаи локтем и понимающе ухмыльнулся. Барзилаи пригласил старика на отличный ленч в ресторан «Куполь», потом взял такси до аэропорта и ближайшим рейсом вернулся в Вену.

Утром 16 февраля майор Зайид во главе небольшой группы своих специалистов появился на одной из трех вилл, подлежавших тщательному обыску. Две другие виллы были отрезаны от внешнего мира: у всех дверей были поставлены часовые, следившие за тем, чтобы испуганные хозяева никуда не выходили.

Майор был исключительно корректен; впрочем, обитатели виллы даже не пытались протестовать. В отличие от солдат Амн-аль-Амма, проводивших обыск в Кадисияхе, в полутора милях от Мансура, люди Зайида знали свое дело, наносили минимальный ущерб, ничего не ломали и вообще работали намного профессиональней.

Они начали с первого этажа, убедились, что под полом нет тайников, потом методично обшарили весь дом, осмотрев комнату за комнатой, шкаф за шкафом и нишу за нишей.

Обыскали и весь сад, но и там не нашли ничего предосудительного. Ближе к полудню майор убедился, что дальнейшие поиски бесполезны, извинился перед хозяевами и ушел. Тут же он и его подчиненные приступили к столь же детальному осмотру следующей виллы.

В Саадуне, в одной из подвальных пыточных камер под штаб-квартирой Амн-Аль-Амма, лежал на спине старик из Кадисияха, привязанный за поясницу и запястья к деревянному столу. Вокруг старика расположились четыре специалиста по выбиванию признаний. Кроме них в камере находился врач. В углу бригадир Омар Хатиб негромко совещался с сержантом Али.

Шеф Амн-аль-Амма распорядился, чтобы со стариком не нянчились; он разрешил использовать весь арсенал средств дознания. Сержант Али поднял брови; стало быть, подумал он, сегодня без комбинезона не обойтись. Омар Хатиб коротко кивнул и вышел. В кабинете его ждали другие неотложные дела.