Чародей осторожно поднялся — от беса их закрывала каменная арка — и сделал знак архиепископу. Тот встал рядом, сжимая в одной руке посох, в другой факел. Стараясь не шуметь, Сокол вытащил из ножен меч.

Бесенок, бормоча себе под нос какую-то песенку или прибаутку, шёл, приплясывая, по переулку. Он заглядывал в каждую дыру, в каждый закуток — не спрятался ли кто, не замешкался ли? Увидев распахнутую настежь дверь, бесёнок остолбенел — вот она, удача! Не каждую ночь можно встретить открытую дверь в объятом ужасом городе. Подклет, понятно, пуст. Но там вполне может оказаться лаз наверх. А не лаз так дыра, или щель — много ли им, бесам, нужно. То-то хозяева дома завизжат, увидев как из подпола лезут ночные кошмары. А кто виноват? Двери запирать надо.

Прежде чем звать остальных, бесёнку захотелось осмотреть находку самому. Самому найти щель или дыру, чтобы потом, между делом, указать на неё собратьям. Чтобы, значит, зауважали.

Он слишком поздно почуял ловушку. Бросился к выходу, но из тени улицы уже бежали два страшных старикана с замотанными головами и факелами в руках. «Вот какая она, бесова-то смерть!» — подумал бесёнок. Он попытался рвануть в сторону, проскочить под рукой, но тут один из стариканов взмахнул посохом. Обожгло до костей нестерпимой болью, сильно отбросив назад. Бесёнок даже сознание на время потерял, или что у него там вместо сознания.

Закрыв изнутри дверь, Сокол подпер её стоявшим тут же наготове дрекольем. Калика, со свистом рассекая посохом воздух, загнал беса в угол. Упёршись спиной в камень, тот поджал хвост и жалобно заскулил, точно обыкновенный нагадивший щенок.

— Попался, гадёныш, — удовлетворенно произнёс Калика. — Теперь скули, не скули. Дверь заперта. Твои на помощь прийти не смогут. Раньше надо было тебе сородичей звать.

Продолжая скулить, бесёнок сполз на пол и поджал колени к мордочке. Его босые ступни часто колотили по камню, вызывая смешные шлёпающие звуки.

— Заткнись, — рявкнул Василий. — Не то «Отче наш» прочту. Мало не покажется.

Бесёнок притих, но дрожь унять так и не смог.

— Говорить будешь? — будничным голосом спросил подошедший чародей, помахивая мечом.

Пойманного беса долго пытать не пришлось. Василий лишь пару раз прижёг ему посохом конечности, и тот сразу согласился говорить.

— Кто послал вас, бесов, сюда? — спросил первым делом Калика. — Кто напустил туман?

— Хозяин послал, белый священник. Хозяин и напустил, — ответил бесёнок.

— Что за хозяин, как его имя? — не отступал Калика.

— Хозяин и всё. Мы его так называем, — бесенок вроде бы успокоился и дрожать перестал.

— Чего же он хочет? Людей запугать? — ухмыльнулся Калика.

— Он хочет получить этот город. И он получит его, — торжественно, с блеском в глазах, произнёс бесёнок, как будто не он попал в плен, а эти два старикана.

— Каким же образом? — уточнил Калика с железом в голосе.

Бесёнок опять сник.

— Хозяин возьмет город приступом. Накануне самой полной луны, белый священник.

— Однако ты слишком уверен в своём хозяине, — возмутился Калика. — Вот так и возьмёт, и приступом?

— Накануне, это в каком же смысле? За ночь до этого? — перебил архиепископа Сокол.

— Нет, добрый колдун. Хозяин возьмёт город днём. Правда день этот будет тёмным. Очень тёмным. Темнее ночи.

— Вам же днём — смерть верная, — не поверил Василий. — Пусть даже и тьмы вокруг напустить. Вы ж, бесово семя, ночами только и можете шнырять, добрых граждан распугивать.

— Хозяин возьмёт город без нас, белый священник, — в голосе бесёнка читались сожаление и грусть. — У него хватает иных слуг. Не таких, как мы. По настоящему страшных. Даже мы стараемся держаться от них подальше.

Допрос продолжался недолго. Все ответы, что можно было получить от бесёнка, они получили. Собственно ничего большего из пленника выжать не удалось. Ни про хозяина, ни про его слуг. Пришло время возвращаться.

Сокол ещё подумал, отпустит архиепископ беса или закует здесь каким-нибудь заговором. Любопытно ему было посмотреть, каким именно. Но тот неожиданным взмахом посоха снёс зверёнышу голову. Голова, ещё шипя мольбу о пощаде, покатилась по каменному полу и упёрлась мокрым свиным пятачком в стену.

— Добрее надо быть, — только и смог выговорить поражённый выходкой чародей.

Калика не ответил. Лишь хмуро взглянул на товарища.

Хорошо, когда у вас есть время на подготовку отпора. Когда вам загодя донесут о приготовлениях неприятеля к походу, о выходе вражьего войска. Когда первыми вступают в бой крепости пограничья, для того и поставленные, чтобы дать главным силам время на сборы.

Тогда можно и нужно подтянуть войска из пригородков, поднять новобранцев, сколотить ополчение. Можно отправить посольство к соседям с просьбой о помощи. Да многое можно успеть, если есть у вас время.

Хорошо, когда вы знаете неприятеля. Знаете его повадки, его силы и его слабости. Знаете, поскольку не первую сотню лет воюете с ним, обмениваетесь ударами, накапливаете опыт побед и поражений. Хорошо, когда враг такой же, как и вы. Из мяса и костей, с такой же кровью в жилах и сердцем в груди. Одной с вами веры, только что молитву в его стране читают немного иначе, да немного другие обряды и немного другой язык.

Теперь же защитникам города предстояло решить задачу посложней — как отразить врага доселе неведомого, нечеловеческого, а то и бесплотного. Ни времени на подготовку, ни серьезных сведений о противнике у них не было. Никакого опыта борьбы с тёмными силами они не имели тем более. Поэтому ничего удивительного, что руководство обороной в свои руки взял Калика. Посадник умер, а воевода не возражал — кому, как не отцу церкви заниматься отражением дьявольских сил. Тем более что и вече архиепископа всеми полномочиями наделило.

Калика назначил военный совет в «Деве».

Вообще-то всякого рода собрания было принято проводить в притворе Троицкого храма, где отведено особое для того место, а вовсе не на постоялых дворах, пусть даже таких богатых, как «Выбутская Дева». Но Василий решил по-своему. К тому же, ему хотелось иметь под рукой Сокола и Бориса, не наделённых никакими правами.

Хозяин загодя выгнал всех лишних посетителей из большой залы, освободил столы от обеденных блюд и собственноручно застелил свежей скатертью. После чего, поклонившись Василию, удалился сам. Архиепископ уселся во главе, посадив по левую руку Бориса с Соколом и своих ушкуйников.

От ополченцев Застенья пришёл Данила, накануне избранный новым сотником. За ним прибыл Мартын. Словно растеряв прежнюю смелость, он долго мялся, прикидывая, где бы ему сесть — мужика с посада не каждый день в совет приглашают. Василий показал место напротив Данилы.

Скоморох пришёл без приглашения и уселся на другом от Калики краю стола — тоже, как бы во главе.

Последними пришли воевода и два давешних боярина. Эти место не выбирали, а сразу расположились подле владыки. Увидев на фибуле Бориса белого сокола, Кочан поднял удивленно брови.

— Суздальский Дом? — спросил он. — Кем будешь-то Константину Васильевичу?

— Сыном, — ответил Борис. — Младшим. Если Ноготка не считать.

— Добро! — кивнул воевода. — А сюда, каким ветром? Может, согнали откуда, так у нас таких любят. Только скажи на вече, мол, с Москвой поцапался или с ордынцами. Вмиг на Псков посадят.

Кочан захохотал, довольный собственной шуткой. Потом смолк, уткнувшись на осуждающий взгляд архиепископа.

Добившись тишины, Калика изложил дело. Рассказал о допросе, снятом с беса. Предложил высказываться.

— Я так понимаю, главное туман одолеть, — поставил первый вопрос воевода. — В тумане не видно ни чёрта, а как в слепую сражаться? К тому же ядовит он.

— Огонь может туман разогнать, — предложил Сокол. — Костры надо жечь на улицах.

— Точно! — согласился Скоморох. — А на кострах всяких колдунов шибко умных. Чтобы горело ярче.