По всему сказанному новоиспеченным графом Сент-Олбансом было прекрасно видно, на чьей он стороне. Все, кто был согласен с принцем Рупертом, были для него врагами общества, а остальные автоматически превращались в хороших людей. Так, например, барон Байрон, отличившийся в битве при Ньюбери, явно не числился у него в любимчиках.

– Кто захочет быть другом человека, у которого такие ужасные усы? – сказал Генри, указывая на появившегося во дворе бравого человека в солдатской форме.

С другой стороны, Генри, барон Перси, ужасно надменный тип, которого Николь видела на дне рождения принца, был вполне надежен и приятен, только потому, что его одобряла королева, а с принцем Рупертом они были злейшими врагами. Посматривая иногда на подругу, чтобы увидеть ее реакцию, Николь заметила, что нежное, как розовый бутон, личико меняет свой цвет с такой скоростью, что даже для Генри, удосужься он хоть раз взглянуть на сестру, стало бы очевидно, что она по уши влюблена в человека, которого он так ругает.

Следующим появился лорд генерал-лейтенант, семидесятилетний граф Форт.

– А что вы думаете о нем? – с любопытством спросила Николь.

Молодое, но уже довольно испорченное лицо Генри осталось равнодушным.

– А, этот старый мямля! Он слишком стар, чтобы с ним считаться. Говорят, он прикидывается еще более глухим, чем есть на самом деле, чтобы со спокойной совестью «не слышать» того, что говорит Руперт.

– Не так уж глупо с его стороны.

– Да, думаю, вы правы, – неохотно согласился граф.

Почти сразу за Фортом прибыл красивый светловолосый юноша, который тоже был на вечере у принца Карла.

– А это герцог Ричмонд, да? Где он остановился? – спросила Николь.

Джермин склонил голову набок:

– Джеймс Стюарт? Да, конечно, он двоюродный брат короля и очень близок с его величеством. Он всегда появляется в роли усмирителя, когда этот несносный принц Руперт начинает хорохориться.

– А вам он нравится?

– Он не может не нравиться. Но если за этим Стюартом и водится грешок, то это то, что он дружит со всеми и ни с кем.

В первый раз за все время подала голос Джекобина:

– Но это же ужасно глупо, Генри. Герцог – замечательный человек, и у него честная и открытая душа. Он правильно сделал, что отказался участвовать во всех этих глупых вечеринках, которые устраивают королева и король. И все мы поступили бы намного благоразумнее, если бы последовали его примеру.

Брат удивленно уставился на нее:

– Что ты об этом можешь знать?

– Достаточно, – сердито ответила она, – не забывай, что я пробыла в Оксфорде гораздо дольше тебя и прекрасно вижу все те изменения, которые произошли после приезда королевы.

– Да как ты можешь так говорить?

– Могу, потому что это правда.

– Пожалуйста, – резко оборвала их Николь, – прекратите. В других семьях ссорятся из-за политических убеждений, но вы-то оба на одной стороне.

Они выглядели смущенными, как двое поссорившихся детей.

– Извини, – пробормотал Генри.

– Ты тоже меня извини, – неохотно ответила Джекобина.

– А вот сейчас я увидела человека, которого действительно ненавижу, – произнесла Николь, стараясь отвлечь их внимание, – я просто не представляю, как это чудовище могли назначить губернатором Оксфорда.

– Но королева о нем хорошего мнения, – тут же парировал Генри.

– Тогда она, без всякого сомнения, очень заблуждается, – ответила Николь, надеясь, что это замечание не прозвучит слишком нетактично по отношению к королевской особе, потому что она была уверена, что сэр Артур Астон – настоящий садист, достойный быть разве что начальником нацистского концентрационного лагеря.

Недавняя эпидемия тифа, называемая суеверными гражданами «военной лихорадкой», унесла жизнь прежнего губернатора сэра Уильяма Пеннимана, и на его место Генриетта-Мария назначила сэра Артура. Он был таким ярым и жестоким католиком, что многие католики даже отказывались считать его своим единоверцем. Из-за его жестокости его ненавидели все. Однажды он приказал, чтобы солдату, которого он за что-то невзлюбил, отрезали кисть. Теперь весь свой садизм и жестокость он вымещал на жителях Оксфорда. Даже сейчас, когда знатные полководцы и придворные собирались на совет, на главном перекрестке города была установлена виселица и еще одно приспособление для казни под названием «лошадь». Оно представляло собой две сколоченные доски, на которых несчастного, совершившего преступление, заставляли «проскакать» с привязанным к ногам мушкетом.

От Эммет Николь знала, что за голову губернатора тайно назначено большое вознаграждение, и что когда он куда-нибудь выходит, он берет с собой четырех охранников, одетых в длинные красные куртки, чтобы их можно было издалека заметить; они были вооружены до зубов, и самым грозным их оружием были алебарды – топоры с длинными ручками.

– Он настолько ужасен, – произнесла Джекобина, становясь на сторону подруги и не обращая внимания на слова брата, – что мне кажется, его ждет самая ужасная смерть.

– Зато он великолепно поддерживает порядок в городе, – сказал ее брат, но женщины уже не обращали на него внимания, потому что во двор въезжал последний всадник – принц Руперт.

Джекобина вздохнула, а Николь уставилась на него во все глаза, понимая, что перед ней один из самых удивительных людей истории: по-настоящему смелый воин, который, несмотря на это, обладает душой и чувствительностью великого актера.

Принц был одет в черное, его костюм, правда, оживлял пояс любимого им ярко-красного цвета; на голове была шляпа со знаменитым набором перьев, которую он всегда надевал даже в бою, тогда как другие защищали голову шлемом; ноги украшали сапоги с причудливой бахромой, которые он тоже очень любил. Рассмотрев принца очень внимательно (благо ей в первый раз представилась такая возможность), Николь обратила внимание на темную массу волос, спадающих до плеч, длинный прямой нос и рот, настолько чувственный, что было трудно поверить в то, что он не проводит все свое время, занимаясь любовными утехами. В этом молодом человеке чувствовалась какая-то загадка, он был совсем не таким, каким хотел всем казаться. В человеке, который на первый взгляд казался красивым и бравым солдатом фортуны, были скрыты какие-то более могущественные силы. Под лоском и обаянием Руперта, под его независимой манерой одеваться и вести себя, скрывались большой ум, темперамент, огромная отвага и непоколебимая решимость. Это была натура, обладающая не только пытливым умом, но и любознательным отношением ко всему сущему.