– Добрый вечер, мэм, – сказал Мэдден, сжимая ее крепкую, неторопливую руку, вспоминая резкий силуэт на фоне неба, вопль «Ты нас убил!» и выстрел в упор, в лицо человеку, в злое, покрасневшее лицо, освещенное короткой вспышкой пламени на горьком рассветном небе.

11

Дважды, бросая вызов соперникам, Джонсу удалось протанцевать с ней: один раз – шагов шесть, второй – шагов девять. В ней не было гимнастической легкости других девушек. Может быть, потому на нее и был такой спрос. Танцевать с теми – все равно, что танцевать с ловкими мальчиками. Во всяком случае все мужчины хотели танцевать с ней, касаться ее.

Джонс, во второй раз оторванный от нее, желчно соображал, какую тактику применить, и, улучив момент, отбил ее у лакированной прически и смокинга. Тот недовольно поднял пустое, словно выглаженное лицо, но Джонс ловко оттеснил ее от резвящегося стада в угол, образованный концом балюстрады. Здесь его могли атаковать только со спины.

– Ваш друг сегодня тут.

Перья веера легко скользнули по его шее. Он пытался прижать ее колено своим, но она ловко избегала прикосновения, тщетно стараясь выбраться из угла. Кто-то, пытаясь оторвать ее от него, назойливо вертелся за его спиной, и она с неудовольствием сказала:

– Вы танцуете, мистер Джонс? Здесь отличный паркет. Может быть, попробуем?

– Ваш друг Дональд танцует. Пригласили бы его, – сказал он, чувствуя пустое прикосновение ее груди, ее нервные попытки уйти от него.

Снова кто-то подошел к нему сзади, и она подняла свое миловидное лицо.

Ее мягкие тонкие волосы небрежно пушились вокруг головы, накрашенный рот казался лиловатым на свету.

– Он здесь? Танцует?

– Да, со своими двумя Ниобеями[16]. Даму я сам видел – значит, и мужчина тоже тут.

– Ниобеями?

– Да, с этой миссис Пауэрс, или как ее там. Она откинула головку, чтобы видеть его лицо.

– Вы лжете!

– Нет, не лгу. Они здесь.

Она в недоумении смотрела на него. Он чувствовал, как веер, висевший на ее согнутой руке, мягко касался его щеки; сзади кто-то снова навязчиво пытался отбить ее.

– Сидит там, в машине, – добавил он.

– С миссис Пауэрс?

– Да, моя дорогая, будьте начеку, иначе она его отобьет.

Она вдруг вырвалась от него:

– Если вы не хотите танцевать…

Сзади кто-то настойчиво и неутомимо повторял:

– Разрешите пригласить вашу даму?

– Ах, Ли? Мистер Джонс не танцует.

– Разрешите? – фатовато бормотнул юный франт, уже обняв ее талию.

Джонс, мешковатый, желчный, стоял, следя желтым взглядом, как ее веер опустился на смокинг партнера, словно притихший всплеск воды, как изогнулась ее шея и рука, сияющая и теплая, легла на черное плечо, как едва намеченное сквозь серебро тонкое тело, уклоняясь, угадывало движения партнера, словно обрывки снов.

– Спички есть? – отрывисто спросил Джонс у человека, одиноко сидевшего в качалке.

Он раскурил трубку и, медлительный, толстый, с враждебным видом прошелся мимо группы мужчин, сидевших, словно стайка птиц, на перилах веранды. Негр-кларнетист все больше и больше пришпоривал, разжигал бешеные усилия своих оркестрантов, но медь замерла, и приглушенные голоса вели ритм в жалобном миноре, пока медь, отдышавшись, не подхватила его снова. Засунув руки в карманы, Джонс сосал трубку, когда тонкая рука вдруг скользнула по его толстому шерстяному рукаву.

– Подождите меня, Ли. – (Джойс обернулся, увидел ее веер, стеклянную хрупкость ее платья.) – Мне надо пойти к машине, повидать друзей.

Выглаженное лицо юноши над безукоризненным бельем стало капризным и недовольным.

– Можно мне с вами?

– Нет, нет, подождите тут. Мистер Джонс меня проводит: ведь вы даже незнакомы с ними. Потанцуйте, пока я приду. Обещаете?

– Но ведь я…

Тонкая светлая рука остановила его:

– Нет, нет, я очень прошу. Обещаете?

Он обещал и недовольно смотрел, как они спускаются по ступенькам, между двумя магнолиями, в темноту, где ее платье стало бестелесным движением рядом с бесформенной мешковатостью спутника… Потом он повернулся и пошел по пустеющей веранде. «И откуда взялся этот хам? – думал он, проходя мимо двух девушек, смотревших на него со сдержанным ожиданием. – Неужто сюда пускают кого попало?»

Он стоял в нерешительности, когда появилась хозяйка, не умолкавшая ни на миг, но он обошел ее с привычной ловкостью. В тени за углом одиноко сидел человек в качалке. Ли подошел и еще не успел ничего сказать, как тот протянул ему коробок спичек.

– Спасибо! – сказал он, ничуть не удивившись и зажигая сигарету.

Он отошел, а собственник спичек, вертя маленький, ломкий коробок, мельком подумал: кому же он даст прикурить третьему?

12

– Нет, нет, сначала пойдем к ним!

Она остановилась и с трудом высвободила локоть. Мимо них пробежала парочка, и девушка, наклонившись к ней, шепнула:

– Вы просвечиваете насквозь. Не стойте против света!

Они пробежали дальше, и Сесили посмотрела им вслед, разглядывая девушку. Вот кошка! И какое на ней нелепое платье! И ноги смешные. Ужасно смешные. Бедняжка!

Но ей некогда было заниматься бесстрастными наблюдениями, потому что ее крепко держал Джонс.

– Нет, нет, – повторяла она, пытаясь выдернуть у него руку и потянуть его к машине.

Миссис Пауэрс увидела их через голову Мэддена.

Джонс отпустил хрупкие сопротивляющиеся пальцы, и она мелкими шажками побежала по росистой траве. Он неуклюже поспешил за ней и, взяв ее руки, положил их на дверцу машины, эти нервные узкие руки, в которых мягко трепетал зеленый веер.

– О, здравствуйте! А я и не знала, что вы собираетесь сюда! Иначе я бы припасла для вас партнеров. Уверена, что вы чудно танцуете. Впрочем, как только мужчины вас увидят – от кавалеров отбоя не будет!

«Что ей от него нужно! Следит за мной: не доверяет мне».

– Чудесный бал! И мистер Гиллиген тут! – («Чего это она явилась только беспокоить его! Небось, когда он дома сидит, ей на него плевать!») – Ну, конечно, Дональда без мистера Гиллигена даже представить себе трудно. Правда, приятно, когда мистер Гиллиген так привязан к человеку? Вы не находите, миссис Пауэрс? – Она напряженна выпрямила руки, опиравшиеся на дверцу машины, и всем телом гибко я податливо откинулась назад, – О, Руфус тоже тут! – («Да, она очень хорошенькая. И глупая. Но… но хорошенькая».) – Бросил меня ради другой женщины! Да, да, не отрицайте! Знаете, миссис Пауэрс, я хотела заставить его потанцевать со мной, а он не захотел. Может быть, вам больше повезет? – Приподнятое колено натянуло хрупкое, как стекло, серебро ее платья. – Ах, не возражайте: мы все знаем, как привлекательна миссис Пауэрс. Правда, мистер Джонс? – («Видно, какой у тебя круглый задик, все видно, когда ты так стоишь. Знает, что делает».) Глаза у нее стали злые, темные. – Зачем вы мне сказали, что они танцуют? – упрекнула она Джонса.

– Вы же знаете, что он не может танцевать, – сказала миссис Пауэрс. – Привезли его послушать музыку.

– Мистер Джонс сказал, что вы с ним танцуете. Я и поверила. Кажется, я вообще меньше про него знаю, чем некоторые другие. Но, разумеется, он болен, и не… не помнит старых друзей, когда у него столько новых!

«Неужели она заплачет? Похоже на нее! Вот дурочка!»

– Нет, вы к нему несправедливы. Но, может быть, вы хотите посидеть с ним? Мистер Мэдден, пожалуйста…

Но мистер Мэдден уже открыл дверцу.

– Нет, нет, если ему хочется слушать музыку, я ему только помешаю. Он гораздо охотнее посидит с миссис Пауэрс.

«Да, сейчас закатит сцену».

– Погодите минуточку. Ведь он вас сегодня еще не видел.

Она не сразу согласилась, потом Джонс увидал мягкое движение бедер, беглый блеск чулка и попросил спичку у Гиллигена. Музыка умолкла, а меж двух одинаковых магнолий веранда походила на опустевшую сцену. Голова негра-шофера казалась круглой, как пушечное ядро; может быть, он спал. Она поднялась в машину и опустилась на сиденье рядом с Мэгоном, тихим и покорным. Миссис Пауэрс вдруг сказала: