Нэнси. Не вынужден. Ты ничего не можешь поделать. И Он это знает. Но ты можешь страдать. И это Он тоже знает. Он не велит тебе грешить. Только просит. И Он не велит страдать. Но дает тебе эту возможность. Он дает все, что может придумать тебе по силам. И Он спасет тебя.

Стивенс. И тебя тоже? Убийцу? В раю?

Нэнси. Я могу работать.

Стивенс. Арфа, одеяния, пение, видимо, не для Нэнси Мэнниго – после того, что случилось. Но остается еще работа – мыть, подметать, может быть, даже нянчить детей, не пускать их под ноги взрослым?

Он делает паузу. Нэнси молчит, стоит неподвижно, не глядя ни на кого.

Стивенс. Может быть, даже этого младенца?

Нэнси не шевелится, ни на кого не смотрит, лицо ее спокойно, безмятежно, невыразительно.

Стивенс. И его тоже, Нэнси? Ты ведь любила этого младенца, даже в тот миг, когда подняла на него руку, зная, что ничего больше не остается? (Нэнси не шевелится и не отвечает.) На небесах этот младенец будет помнить только нежность твоих рук, потому что земля будет сном, который ничего не значит. Так?

Темпл. Или, может, не этот младенец, не мой, потому что я убила его, когда улизнула из того поезда восемь лет назад, и прощенье, забывчивость, какие могут быть у шестимесячного младенца, потребуются мне. А другой, твой, ты рассказывала, что носила его в себе шесть месяцев, потом пошла на пикник, или на танцы, или на бокс, или куда-то еще, муж ударил тебя ногой в живот, и ты лишилась его. И он тоже?

Стивенс (к Нэнси). Как? Отец ребенка ударил тебя ногой в живот, когда ты была беременна?

Нэнси. Не знаю.

Стивенс. Не знаешь, кто ударил?

Нэнси. Знаю. Я думала, вы про его отца.

Стивенс, Значит, тот человек не был даже его отцом?

Нэнси. Не знаю, отцом мог быть любой из них.

Стивенс. Любой из них? Ты даже не представляешь, кто?

Нэнси (раздраженно смотрит на Стивенса). Если вы повернулись спиной к циркулярной пиле, сможете узнать, какой зубец задел вас первым? (Обращается к Темпл.) Что он тоже?

Темпл. Он, не имевший отца и даже не родившийся, тоже будет там, чтобы простить тебя? Есть для него рай, куда она может подняться и простить? Есть, Нэнси?

Нэнси. Не знаю. Я верю.

Темпл. Во что?

Нэнси. Не знаю. Но верю.

За дверью звук шагов, все умолкают и смотрят на дверь, щелкает ключ, дверь распахивается, входит надзиратель и прикрывает ее.

Надзиратель. Полчаса, Юрист. Вы сами сказали это, не я.

Стивенс. Я еще приду.

Надзиратель (поворачивается и идет к ним). Если не отложите визит слишком надолго. Я хочу сказать, если подождете до вечера, то у вас, видимо, будет компания, а если до завтра, у вас уже не будет клиентки. (К Нэнси.) Я нашел священника, какого ты хотела. Он сказал, что придет к вечеру. Похоже, у него неплохой баритон. Иного не найдешь, тем более завтра тебе уже не понадобится никакой, а? Не обижайся, Нэнси. Ты, можно сказать, совершила самое страшное преступление, какое видел округ, но расплатишься за него по закону, и если даже мать ребенка… (Запинается, берет себя в руки и быстро продолжает.) Ну, опять разболтался. Пошли, Нэнси, если Юрист покончил с тобой свои дела. Начинай тянуть время завтра на рассвете, потому что у тебя может оказаться долгий и трудный путь.

Проходит мимо нее и быстро идет к коридору в глубине сцены. Нэнси поворачивается, чтобы идти за ним.

Темпл (торопливо). Нэнси.

Нэнси не останавливается. Темпл продолжает.

Темпл. Что скажешь мне? Если есть рай и кто-то ждет там меня, чтобы простить, остаются бесчисленные завтра, завтра, завтра, а потом окажется, что там никого нет, некому меня прощать…

Нэнси (идя за надзирателем). Верьте.

Темпл. Во что, Нэнси? Скажи мне.

Нэнси. Верьте.

Уходит в коридор за надзирателем. За спиной лязгает стальная дверь, гремит ключ, потом надзиратель появляется снова, приближается и направляется к выходу. Отпирает дверь, распахивает ее и ждет.

Надзиратель. Да, сэр. Долгий, трудный путь. Будь я таким дураком, что совершил бы убийство и ждал виселицы, то меньше всего захотел бы видеть священника. Скорее поверю, что после смерти ничего нет, чем рискну не сойти на той станции, где, возможно, мне полагалось бы.

Ждет, придерживая дверь и глядя на них. Темпл стоит неподвижно, пока Стивенс не касается ее руки. Тогда она делает шаг, оступается слегка и почти незаметно, тут же выправляется, так что надзиратель едва успевает среагировать: с встревоженным видом отходит от двери, даже не закрыв ее, и быстро направляется к Темпл.

Надзиратель. Сюда; сядьте на скамью; я принесу вам воды. (Стивенсу.) Черт возьми. Юрист, зачем вы привели ее…

Темпл (приходит в себя). Я чувствую себя хорошо.

Твердо идет к двери.

Надзиратель. Вы уверены?

Темпл (шагая тверже и быстрее). Да. Уверена.

Надзиратель (снова поворачиваясь к двери). Ничего. Я, конечно, вас не виню. Будь я проклят, если понимаю, как черномазая убийца выносит этот запах.

Выходит, его не видно, но он держит дверь открытой и ждет, когда можно будет ее запереть. Темпл в сопровождении Стивенса подходит к двери.

Голос Надзирателя (за сценой, с удивлением). Привет, Гоуэн, твоя жена здесь.

Темпл (на ходу). Кто-нибудь спасет. Захочет спасти. Если нет, я погибла. Все мы погибли. Обречены. Прокляты.

Стивенс (на ходу). Конечно. Разве Он не говорит нам этого вот уже почти две тысячи лет?

Голос Гоуэна (за сценой). Темпл.

Темпл. Иду.

Они выходят, дверь закрывается, слышно щелканье ключа; раздаются шаги трех пар ног и постепенно затихают во внешнем коридоре.

Занавес