– Вы считаете, что это глупо?

– Вовсе нет. На самом деле это очень разумно.

– Я хочу, чтобы Система знала, где я. И особенно Я хочу, чтобы Мичем это знал.

– Мичем?

– Да. Надеюсь, он лично мной займется.

– Будет вам, Чессер. Успокойтесь. Я знаю, что случилось между вами и Мичемом, и представляю, каково вам было. Надо признать, что Мичем обошелся с вами несправедливо, но, уверяю вас, мы постараемся это загладить. – Чессер терялся в догадках, о чем это Коглин говорит. – Приезжайте в Лондон девятого августа. У нас будет первый день просмотров. Я сам позабочусь о вашем пакете. Обещаю.

– Вы не поняли. Я хочу…

– Я все понимаю. Вы хотите Мичема. Но его здесь больше не будет, – сказал Коглин.

– Почему?

– Официального объявления еще не было, но, думаю, ничего плохого не случится, если я скажу вам. Мичем подал в отставку. По состоянию здоровья. Теперь я…

Мичем – в отставку? Чессер был ошарашен.

Лишь немногие избранные узнают, как в действительности обстояло дело. Чессер не узнает никогда.

После затруднений с Советами и когда все попытки отыскать украденные запасы окончились неудачей, Мичем решил, что израсходовал весь отведенный ему лимит времени. Он продумал, какой линии выгоднее придерживаться для своей защиты, и созвал экстренное заседание совета. По чрезвычайно неприятному поводу, как он выразился. И поэтому даже те члены совета директоров, которых не было в Лондоне, специально прилетели, чтобы участвовать в заседании.

Мичем председательствовал. Он сообщил членам совета О недавнем ограблении. Они ахнули. Он начал анализировать возможные ужасные последствия. Им стало дурно. Он возложил вину за случившееся на Службу Безопасности и осудил Коглина за возмутительное пренебрежение своими обязанностями. Они согласились.

Коглин, не будучи членом совета директоров, в заседании, конечно, не участвовал. Но он слышал каждое слово Мичема и видел каждый его жест при помощи скрытой телекамеры, установленной его помощниками в комнате совета два года назад.

Обвинения Мичема, похоже, не слишком расстроили Коглина. Он отнесся к ним спокойно. Он сидел без галстука, с закатанными рукавами рубашки, и попивал из бутылки крепкий портер. Коглин еще немного послушал, потом опрокинул себе в горло остатки портера, надел пиджак, повязал галстук, подошел к шкафу, ключ от которого был только у него, и извлек оттуда семь весьма пухлых папок. С этими папками и другими вещественными доказательствами он перешел через улицу и направился прямо в комнату, где заседал совет. Вежливо извинившись за вторжение, он попросил разрешения продемонстрировать цветные слайды и фильмы, документально подтверждающие некоторые факты, а также магнитофонные пленки с записью легко узнаваемого голоса.

Большинство материалов были порнографического характера, некоторые из них – просто шокирующие. Выведенный из себя Мичем что-то возмущенно пробормотал в знак протеста, а потом не выдержал и торопливо вышел из комнаты. Шестеро оставшихся членов совета сочли продолжение просмотра излишним. Совет и так видел и слышал достаточно. Вполне. Все были за немедленную отставку Мичема. Совет надеялся, что таким образом этой мерзости будет положен конец.

Ожидалось, что после этого Коглин покинет помещение. Но он остался. Он спокойно сидел, глядя директорам прямо в глаза. Теперь ход был за ними.

Обеспокоенный совет поинтересовался, каковы будут рекомендации Коглина относительно сложившегося кризиса. Как его преодолеть.

Коглин заявил, что не считает ситуацию такой безнадежной, как ее обрисовал Мичем. Опасность использования украденных запасов для перенасыщения рынка не представляется ему реальной. Этого не произойдет прежде всего потому, что сама структура ювелирной промышленности – то есть те каналы распределения, которые Система по-прежнему удерживает под контролем, – делает катастрофу невозможной. Коглин также предсказал, что воры будут захвачены в тот самый момент, когда они попробуют продать алмазы в сколько-нибудь значительных количествах. Нигде в мире нельзя осуществить такую крупномасштабную сделку без того, чтобы Система немедленно не узнала об этом. В таком случае останется просто отследить алмазы до их поставщика и накрыть всю шайку.

Это произвело впечатление.

Но Коглин на этом не остановился. Он продемонстрировал поистине изобретательный ум, когда предложил извлечь пользу из ограбления. Огромных запасов больше нет – Система имеет полное право объявить о повышении цен на ювелирные алмазы. Ведь высокая цена всегда определялась редкостью камня. Так почему бы не воспользоваться потерей запасов? Теперь-то алмазы – подлинная редкость.

В самом деле, почему бы и нет?

В ответ на протесты по поводу повышения цен надо будет провести нескольких крупных покупателей в полупустое хранилище. Это их убедит. А следом за ними убедится и весь остальной мир.

Члены совета ослабили узлы на своих шелковых галстуках и вздохнули с облегчением.

Через пять минут Коглин вышел из комнаты совета официальным преемником Мичема. Главой Системы. Он не был выпускником одной из престижных школ, но, несмотря на это, члены совета единодушно проголосовали за него. И, конечно, все досье оставались в его распоряжении.

Теперь он издалека спрашивал Чессера:

– Так мы ждем вас девятого?

Чессер молчал. Он был слишком ошеломлен.

– Вас будет ждать неплохой пакет. Я вам гарантирую.

– «Неплохой» – это сколько?

– Ну, скажем, тысяч сто. И это только для начала. У меня на вас большие виды, Чессер. Я распознал ваш потенциал.

Мичем недооценил вас. Но шестое чувство говорит мне, что у нас с вами дело пойдет.

Коглин вербовал своих людей. Враг предшественника – потенциальный союзник.

– Вы ведь хотите возобновить отношения с нами? – поинтересовался Коглин.

– Да, конечно.

– Что-то не слышно энтузиазма.

– Мне сегодня нездоровится, – ответил Чессер.

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Просто температура.

– Ну хорошо, поправляйтесь и приезжайте девятого. Или вам удобней десятого?

– Девятого, – сказал Чессер, чтобы это прозвучало определенно.

Они попрощались.

Чессер положил трубку. Система не охотилась за ними. Очевидно, Система вообще не связывала их с ограблением. Он должен был почувствовать огромное облегчение, но вместо этого испытал горькое разочарование.

Он пошел наверх, чтобы сказать Марен.

Она отмокала в прозрачной пластиковой ванне. Вода была нежно-голубого цвета с приятным запахом. Чессер мог видеть совершенные линии ее нагого тела, слегка размытые, увеличенные. Волосы на лобке были похожи на заросли тонких, блестящих водорослей цвета мускатного ореха.

Она не слышала, как он вошел. На ней были стереонаушники, от которых тянулся шнур к радиорозетке на противоположной стене.

– Я позвонил в Систему, – сказал ей Чессер. Она его не услышала.

– Я позвонил в Систему, – прокричал он.

Марен улыбнулась. Она слушала средневековые любовные баллады и самозабвенно намыливала губкой живот.

В душе Чессер уже принял предложение Коглина вернуться в Систему.

Марен была настроена против.

– Опять ты за старое? Мы же договорились, – сказала она.

– Обстоятельства изменились, – ответил он.

– Не настолько.

– Мне придется зарабатывать на жизнь.

– Что за чушь: тратить почти всю свою жизнь на то, чтобы заработать на нее же. Да еще мечтать, что когда-нибудь заживешь по-настоящему. Слушай, ты можешь угодить в ловушку. Вдруг они тебя заподозрят – мало ли что?

– У меня нет выбора, – признался он.

– Есть. Останься со мной.

Чессер подумал, что они вечно спорят об этом, только теперь доводы Марен совершенно беспочвенны.

У них больше нет несметных богатств Жана-Марка. Марен не хочет взглянуть в лицо действительности. Тем практичнее должен быть Чессер. Придется вернуться в Систему. Даже вопреки желанию.

Вообще-то перспектива стать важным клиентом казалась Чессеру заманчивой. Система изменится – изменится и он. Займется делом всерьез, будет считать каждый доллар, выгадывать на каждом карате, докажет, что Мичем его недооценивал. И очень скоро его пакеты сравняются с пакетами Барри Уайтмена.