Он овладел собой и решил пока не входить. Лучше отдохнуть немного и собраться с силами, тогда он будет готов ко всему. Он сел на ступени террасы и откинул голову назад, чтобы было легче дышать. Мускулы ног сводило. Пот стекал по шее и по спине, вся рубашка была мокрая. Он сказал себе, что в сорок лет нельзя всю ночь бегать и трахаться.

Теперь Чессер дышал почти нормально. Он встал и попробовал открыть заднюю дверь. Она оказалась запертой. Пришлось обойти весь дом, но парадная дверь, которую он оставлял открытой, тоже была на замке. Он решил, что это – свидетельство о заговоре против него. В отчаянии он уже готов был разбить одно из стекол в двери, но вовремя вспомнил, что он босиком. Пока он раздумывал, как можно попасть в дом по-другому, дверь открылась. Хикки, глухонемой слуга и помощник Мэсси, улыбаясь, жестом предложил ему войти. Чессер колебался. При виде габаритов Хикки его решимость заметно поубавилась. С деланным безразличием он прошел мимо и вошел в вестибюль.

Вверх по лестнице Чессер взбежал, перепрыгивая через две ступеньки сразу, потом торопливо пересек холл и оказался перед дверью их комнаты. Он представлял себе, как ворвется туда, но вместо этого осторожно повернул ручку, открыл дверь и вошел.

В постели ее не было. В глубине души, несмотря на панику, он верил, что она еще спит. Пустая кровать была в беспорядке. Ночник включен. В ванной ее нет. В соседней комнате нет. «Книга Перемен» и три полукроны валялись на полу. Он взял с туалетного столика свои часы. Было без четверти пять. В этот час ей негде быть, кроме как у Мэсси. Разумеется, не по доброй воле.

Он помчался по коридору. Он не знал, где комната Мэсси. Вполне возможно, что старый хрен спит так же, как и ест: там, где ему вздумается. А может, у него есть специальная комната для таких случаев. Чессер оказался в правом крыле здания. Он дергал двери, прислушивался, звал ее, но не получил никакого ответа. Он вернулся обратно, собираясь обыскать противоположное крыло, и тут увидел ее.

Она поднималась вверх по лестнице. На ней был длинный пеньюар от Диора из полупрозрачного шелка бледно-голубого цвета. Ее длинные волосы были немного растрепаны. В руках она держала стакан молока, накрытый ломтем хлеба, густо намазанного маслом.

Чессер был так рад видеть ее, что не мог говорить.

– Я проснулась от голода, – объяснила она. Подойдя к нему, она на минутку остановилась, подставила губы для короткого поцелуя и пошла дальше к их комнате, уверенная: он идет следом за ней.

Она откусила большой кусок хлеба. Чессер обнял ее.

– Я люблю тебя, – сказал он, стараясь казаться спокойным.

– Я знаю, – жуя ответила она.

Ему пришлось подождать, пока она проглотит. Потом он поцеловал ее, почувствовав вкус масла у нее на губах. Она была такой привычной, такой родной.

– Я беспокоился о тебе, – сказал он ей и тут же подумал, что она может ответить ему то же самое.

– Я гадала для тебя по «Книге Перемен», – сообщила она. – Получились «Котел» и «Внутренняя правда».

Она отодвинулась от него, чтобы откусить еще кусочек и запить его глотком молока. Тут она глянула вниз, на его босые ноги. Манжеты его брюк были мокрыми. К коже кое-где прилипли стебельки травы.

– Я долго гулял, – объяснил он.

– А я-то решила, что тебе вздумалось поиграть в крикет, – она ухмыльнулась.

– На самом деле, я потерял дорогу.

Ложь чистой воды. Он надеялся, что она не станет расспрашивать. Любовь и сознание своей вины переполняли его, и он боялся все это расплескать.

– Прости меня, – сказал он.

– О чем ты?

– О том, что рассердился и ушел.

Марен не сказала, что прощает, только выражение глаз немного изменилось. Она села на кровать, занятая только едой. Она обглодала корку и допила молоко. После этого она задумалась.

Чессер чувствовал себя ужасно. Одураченным, усталым и грязным. Может, если он примет душ, ему станет лучше? Он смоет вину. Расскажет ли леди Болдинг Марен о том, что случилось, или нет? Несомненно, расскажет. Красивая женщина никогда не упустит случая сообщить другой красивой женщине подобную новость. Чессер решил, что единственная возможность – прямо сейчас, не дожидаясь утра, наговорить Марен кучу нежностей, чтобы рассказ леди Болдинг показался ей невероятным.

– Я люблю тебя больше всего на свете, – сказал он.

– Прими душ, – предложила Марен.

Чессер пошел в ванную. Раздеваясь, он с ненавистью посмотрел на свое отражение в зеркале, пихнул ногой мокрые от пота рубашку и брюки, встал под душ и в наказание включил холодную воду. Подрегулировал струю до более приятной, намылился и, смыв грязь и пот, почувствовал себя гораздо лучше – чище.

Тут вошла Марен. Она помогла ему вытереть спину и ноги.

– Завтра мы уезжаем отсюда, – сказал Чессер.

– Куда?

Он хотел сказать, в Шантийи, но подумал, что ей, наверно, больше хочется в Лондон.

– У тебя там дела? – спросила она.

– У меня больше нет никаких дел, – честно ответил ей он. В комнате она зажгла две сигареты и кинула одну ему, сильнее, чем обычно. Он с легкостью поймал ее.

Он решил продемонстрировать новое отношение к жизни.

– Если хочешь, мы можем заняться прыжками с парашютом, – солгал он.

Она предлагала это один или два раза, а он всегда был против и не поддавался ни на какие уговоры.

– С чего бы это?

– Просто для разнообразия.

Она посмотрела на него долгим, подозрительным взглядом.

– Что тебе предложил Мэсси? – спросила она как бы между прочим.

Ты не поверишь.

– Я попробую. Если захочу.

Чессер не сомневался, что ее последняя реплика относилась к его недавнему приключению.

– Мэсси предлагает ерунду.

– Перестань говорить загадками.

– Ну, хорошо. Он хочет, чтобы я украл алмазы. На двенадцать миллиардов долларов.

Вопреки его ожиданиям, она не засмеялась.

– Ну разве это не кретинизм? – говорил Чессер, растянувшись на кровати. На него навалилась усталость.

– Расскажи мне об этом. Все, что он сказал. Заплетающимся языком он передал ей свой разговор с Мэсси.

Не останавливаясь, Марен ходила взад и вперед по комнате. Подошла к двери ванной и кинула сигарету в унитаз. Чессер услышал короткое «пш-шш». Ему очень хотелось, чтобы она легла: надо было кое-что исправить. Она села на пол перед ним. Разделила волосы на три части и стала плести косу. Глаза у Чессера слипались, и монотонные движения ее пальцев подействовали на него, как гипноз. Она серьезно сказала ему:

– Это хорошая мысль.

– Прыжки с парашютом?

– Нет. То, что предлагает Мэсси.

Чессер презрительно хмыкнул.

– Как еще ты можешь так быстро и легко получить пятнадцать миллионов долларов?

Быстро, может быть, но не легко. Он сказал ей:

– Это невозможно.

– А я думаю, что вполне возможно.

– Я ни черта не разбираюсь в воровском деле.

Он подумал, что уже занимался этим сегодня ночью.

– А как же Марракеш?

– А что Марракеш? – спросил он.

– Контрабанда – это почти что кража. А это тебе уже знакомо.

Чессер был поражен. Он никогда не говорил ей об этой истории в Марракеше. Это абсолютно точно. Откуда она узнала? Спрашивать ему не хотелось.

– В любом случае, – продолжала она, – если так трудно совершить ограбление, то почему столько людей проделывали это, и весьма успешно? Мы можем почитать, как это делается, посоветоваться со специалистами.

Чессер заметил это «мы». Это, а также ее радостное возбуждение, которое было ему так хорошо знакомо, насторожили его.

– За такие вещи убивают, – значительно сказал он. Похоже, его слова только подлили масла в огонь.

– Давай поспорим, что это будет величайшим ограблением на все времена. Двенадцать миллиардов долларов.

– Давай спать, – сказал он, закрывая глаза.

– Не могу.

Он открыл глаза.

– Ладно. Что ты хочешь предпринять?

– Насыпать Системе соли на хвост.

– Это еще никому не удавалось.

– Мы сумеем.