— Никогда. Мы убежали в другую сторону. Вот доедем до Панамы, там есть улица, которая ведет из одного моря в другое.

— Ты слышал, что он сказал? Море дышит! Врет, как все взрослые. Тогда, значит, и у реки есть легкие, так, что ли?

Незнакомец отвечает Джейн все тем же спокойным голосом, не обращая внимания на ее воинственный тон, а она стоит теперь на вершине склона, солнечный свет пронизывает насквозь ее тоненькое, как шелк, ушко, и оно пылает так ярко, что даже на ее белую голую шейку падает красный отблеск.

— Если плыть по реке целый день, она тоже задышит, ведь море будет близко, и вода станет соленой. Поэтому-то я и отплываю сегодня вечером на этом пароходе.

— Вон та красивая машина и человек в фуражке — они ваши?

— Человек ничей. А машину я подарю ему, мне она больше не понадобится, и к тому же это слишком серьезная вещь.

— Если этот человек не ваш, почему же он вас ждет, ведь он же не лошадь, которая не может из оглоблей выйти?

— Потому что он не ребенок и не знает еще, что я больше не притворяюсь.

— Вы так вымазались, как же вы теперь в такую машину сядете. А он чистенький, и пуговицы у него позолоченные. Ну ладно, пока! Нам пора к маме Пуф.

Она поворачивается к ним спиной и направляется к пароходу, плотно сжимая ноги и виляя попкой.

— Знаешь, отведу-ка я ее на пароход. Там есть уборная, — говорит незнакомец вставая.

Он идет следом за ней, даже не подумав отряхнуть свой голубой костюм, стереть с него пятна мазута, масла и глины, а на спине костюм совсем как новый.

Он хочет показать, что игра закончена и что провести его не удалось.

— Королевство, замки — все это так, для шутки. Но почему же вы такой богатый, если не работаете?

— Потому что слишком долго был серьезным.

— Вы что, были важной шишкой, каким-нибудь хозяином или начальником?

— Еще похуже, защищал справедливость.

Они уже догнали Джейн, а та, хоть и согнулась чуть не вдвое, держится все так же высокомерно.

— Справедливость! И многих вы защитили? Вы что, приделывали калекам ноги?

Незнакомец развязывает галстук и крутит им в воздухе, прямо как Крыса своей цепью.

— Нет. И все же ты богиня, и я тебе поклоняюсь, даже если ты этого не хочешь. Пошли посмотрим пароход.

Джейн широко раскрывает вдруг загоревшиеся глаза, но тут же снова хмурится.

— Не могу. Я очень спешу.

— Именно поэтому я и предлагаю тебе зайти на пароход.

— Не понимаю, что вы имеете в виду, — говорит Джейн, еле шевеля губами и стиснув зубы, так что голосок ее пробивается какой-то жалкой струйкой.

— Я тоже, но все равно пойдем, — неумолимо командует незнакомец,

Он ведет их к корме парохода, к красивым белым мосткам. У входа стоит какой-то человек в черном кителе с золочеными пуговицами и в белой фуражке, он здоровается с их незнакомцем.

— Мы к вам в гости, — говорит тот.

— К вашим услугам, — отвечает человек в фуражке.

Они входят в большой, заставленный массивными кожаными креслами зал, где вместо стены круглое окошко, и незнакомец подводит Джейн к узкой дверце.

— Вот здесь, — говорит он с поклоном.

Глаза у Джейн уже не золотые, а цвета раскаленного угля.

— Я вас ни о чем не просила.

— А я тебе ничего и не предлагаю.

Она все же открывает дверь, пожав плечами и бросив укоряющий взгляд на Пьеро, словно он повинен в этом ее унижении.

А он подходит к большому окну и видит бассейн, полный зеленой воды, неподвижной, как зеркало, вокруг бассейна стоят шезлонги и зонты, а под мостом маячит голубоватый пароход, гораздо выше ихнего, и тащат его маленькие красные буксиры.

— Это теплоход, но перевозит он сейчас только солдат. Он переплывает море.

— А это долго?

— Дней десять, а может, и больше. Все зависит от подводных лодок.

Джейн уже вернулась, говорит восторженно-радостным голосом, словно пароход уже снялся с якоря:

— Вот это вода! Как будто ее только что промыли. Я бы с удовольствием искупалась.

Незнакомец тихонько гладит ее по голове, и она не сопротивляется. И даже Пьеро не обращает на это внимания.

— Это я попросил сделать ее такой, чтобы она оттеняла твои волосы. — В его смеющемся голосе впервые сквозит едва заметная ирония.

— Теперь можете сочинять что угодно, я уже поняла, что вы обманщик. И почему это вы такой серьезный, вы ведь говорили, что больше никогда серьезным не будете.

— Я серьезный? Вот сейчас искупаюсь прямо в костюме — его не мешает простирнуть.

— Только не в бассейне, а то опять все получится серьезно. Да и вода там уж очень чистая.

— Значит, в реке?

Джейн даже вздрагивает от удовольствия, открывает дверь, ведущую в бассейн, бежит прямо к борту парохода и наклоняется над водой. Незнакомец снимает пиджак.

— Тут полно всякой дряни, вода прямо черная, а рыб не видно. А прыгать-то как высоко!

Он снимает также туфли и закатывает рукава белой рубашки.

— А как вода быстро течет! Видишь, Пьеро, как несет бумажки? А вы плавать умеете?

— Нет, конечно. Только серьезные люди прыгают в воду, умея плавать. Вот не вернусь, и ты будешь в этом виновата.

— Вы доплывете до моря? Никогда не видела, чтобы здесь кто-нибудь купался. Вот на острове, на другой стороне, я сама часто купалась, там насыпали песку и устроили для нас лягушатник.

Он снимает носки и закручивает штанины.

— Не надо, — говорит вдруг Джейн насмерть перепуганным голосом. — Я не хочу. Лучше уж в бассейне. А воду можно будет промыть еще раз.

— Теперь ты сама все принимаешь всерьез. А потом опять будешь называть меня обманщиком? Лучше взгляни мне прямо в глаза и смотри долго-долго, целую минуту, и всели в меня могущество Огненной богини.

Джейн бежит к шезлонгу, бросается на него, свертывается клубочком и дрожит всем телом под ярким солнцем. Он подходит к ней, наклоняется совсем близко и смотрит ей в глаза. Джейн понемногу успокаивается, завороженная его взглядом, а может, в ней снова проснулся задира-бесенок; но вот он уже бежит к поручням, и через секунду слышится всплеск, но где-то так далеко, что кажется каким-то нереальным.

— Ты сумасшедшая, как все женщины, — говорит он.

— Но он все-таки взрослый, он должен соображать, что делает. Знаешь, Пьеро, у него в глазах словно замерзшие слезинки.

Они наклоняются над водой и видят, как он плывет на спине, постепенно удаляясь от них, и машет им рукой. На пароходе и на пристани кричат люди.

— Знаешь, от него каким-то холодом несет, — добавляет Джейн. — Ты и правда считаешь, что он тот самый Голубой Человек, которого ты выдумал?

— Ничего я не выдумал. Есть такие вещи, которые не знаешь, а чувствуешь.

Но вот незнакомец возвращается к пароходу, плывет теперь саженками, погрузив в воду голову, он движется вперед очень-очень медленно, будто кто-то тянет его назад.

— И все-таки он необыкновенный человек!

— Тоже какой-то ненормальный, — заключает Джейн мечтательно. — Вроде Крысы. Словно нарочно стремится проиграть. И скрывает от других, зачем это делает.

— И все же он необыкновенный! Броситься в воду из-за твоих прекрасных глаз. Да надо быть сумасшедшим!

— Вот видишь. Ты и сам говоришь…

— Да я совсем не то говорю. Мне хотелось бы иметь такого отца, как он.

— А как же твой папа? Если он летчик, он такой же хороший, как мой.

— Но летчики вечно где-то в небе летают. А что это за замок на острове?

С парохода им гораздо лучше видно башню, она возвышается на холме под купой деревьев.

— Там только башня. А замка никогда и не было. И башня вовсе не такая высокая, как отсюда кажется. Мы с тобой туда сходим. Там даже столы стоят, можно позавтракать. Папапуф очень любит рассказывать про эту башню, придумывает разные невероятные истории и каждый раз завирается все больше и больше, потому что не помнит, что раньше говорил.

Рядом с ними кто-то разворачивает веревочную лестницу, и вот уже появляется красивая серебристо-черная голова, с которой стекает серая вода. Незнакомец прыгает на палубу и энергично трясет головой, чтобы из ушей вылилась вода.