Чтоб тот оброк любой ценой взыскать».

«Не может быть! – тут пристав закричал. -

А я-то вас за йомена считал.

Да, но каков ваш облик и наряд,

Когда к себе вернетесь вы назад?»

«В аду определенной нету формы,

А на земле – тут с некоторых пор мы

Какой угодно принимаем вид.

И, судя по тому, кто как глядит,

Он человека, обезьяну видит

Иль даже ангела (пусть не обидит

Тебя тот облик, мой дражайший друг).

И фокусник одним проворством рук

Вам чудеса показывает; что же,

Так с черта можно спрашивать и строже».

«А почему столь разные обличья

Вы принимаете? Из страха? Для приличья?»

А черт ему: «Затем, чтоб нам верней

Настичь добычу, подружиться с ней».

«Да, но к чему вам хлопоты такие?»

«Причины есть, мой друг, кое-какие.

О них сейчас рассказывать мне лень.

Да и к тому ж я потерял весь день;

За утро ничего не перепало.

Хвалиться мне добычей не пристало.

Ловить ее – вот думаю о чем,

А как ловить, не спрашивай о том.

Ты не поймешь иных моих уловок,

Хотя, как пристав, ты и очень ловок.

Но ежели ты очень хочешь знать,

Никто как бог велит нам хлопотать.

Случается, в своем бесовском рвенье

Мы исполняем божьи повеленья;

Хотим ли этого иль не хотим, -

Бессильны мы на деле перед ним,

И иногда орудьем избирает

Он нас своим и мучить позволяет

Не душу грешника, одно лишь тело.

Так с Иовом, коль помнишь, было дело.

А иногда мы получаем власть

И плоть и душу заодно украсть.

И иногда поручено тревожить

Нам только душу, отравляя ложью

Ее покой; но если устоит

Тот человек и веру сохранит -

Спасет он душу, хоть бы для геенны

Его костяк предназначался тленный.

А то по воле божьей и слугой

Нам быть приходится; иной святой,

Как, например, святой Дунстан, епископ,

Распоряжался бесами. Столь низко

Не падал я, но раз на юге жил

И там гонцом апостолам служил».

«И что ж, из тех же самых элементов,

Которые мы знаем от студентов,

Готовите свои обличья вы?»

И бес ему: «Ах, нет у нас дратвы,

Что их скрепляла бы. Мы чаще просто

Лишь притворяемся. Иль, скрав с погоста

Несгнивший труп, в нем начинаем жить,

Его устами смертным говорить.

Так некогда пророк ваш Самуил

Устами Пифонисы [199] говорил,

Хоть сомневаются иные в этом;

Разгадку предоставим мы поэтам

И богословам, нам в том нет нужды.

Но, вижу я, разгадки хочешь ты.

Так надо в ад тебе со мной спуститься,

На опыте там сможешь обучиться

И с кафедры о бесах прорицать.

Тогда их облик будешь лучше знать,

Чем Данте Алигьери иль Вергилий,

Которые у нас в аду не жили,

Пока не умерли они, конечно.

Но надо поспешать нам, друг сердечный.

Ведь раньше, чем придется нам расстаться,

Успеешь вволю ты наудивляться».

«Ну, этому так скоро не бывать.

Зачем мне нашу клятву нарушать?

Пускай ты бес иль даже сатана,

Пребудет в силе навсегда она.

И верен дружбе я с названым братом,

Пусть этой дружбе даже и не рад он.

И на работе дружбу мы скрепим -

Бери свое, – доволен я своим.

Но если посчастливится нажить

Богатство нам – давай его делить».

«Ага, – промолвил бес, – ну что ж, идет».

И снова двинулись они вперед.

Когда они добрались до селенья,

Которое наметил к разграбленью

Церковный пристав, повстречался им

Груженный сеном воз, а рядом с ним

Хозяин хлопотал, стараясь сдвинуть

Упряжку с места. Но глубоко в глину

Колеса врезались, и воз стоял.

Возница бешено коней хлестал,

Вопя на них: «Ну, Скотт! Живее, Брук!

Какому черту вас спихнуть бы с рук,

Поганых образин; и надо ж было,

Чтоб разродилась лучшая кобыла

Такою парой хилой и ленивой.

Да чтоб вас черт побрал с хвостом и гривой,

А заодно и весь дурацкий воз».

И пристав бесу задал тут вопрос:

«А не поймать ли на слове мужлана?

Давай проучим вместе грубияна.

Ты слышишь, подарил тебе он воз,

Коней и сено, и при этом нес

Он богомерзкие, ты слышал, речи.

Теперь ему отговориться нечем.

Хватай коней, его ж я в суд сведу».

«Он неподсуден адскому суду.

И, видит бог, сбрехнувши тут про черта,

Он мыслей не имел такого сорта.

Спроси его иль погоди-ка малость».

Хозяина же обуяла жалость.

Он потрепал исхлестанные спины,

И кони налегли, и вот из глины

Воз сдвинулся. «Еще, ребятки, но! -

Вскричал хозяин. – Знаю я давно,

Что славные вы оба животины,

И не видать позорной вам кончины,

Вас не сведет на бойню живодер.

Но, Серый, но! Берись дружней, одер!

Да наградит господь вас за работу.

Не буду я вас больше гнать до поту».

«Ну что, – промолвил бес, – иль я не прав?

Отлично знаю их несносный нрав.

Нет, милый друг, оставь его в покое,

Кричит одно он – думает другое.

И лучше нам с тобою удалиться,

Уверен я, здесь нечем поживиться».

По улице проехал пристав молча,

Негодование мешая с желчью,

Но вот опять он бесу зашептал:

«Мой милый брат, недавно я узнал:

Здесь проживает некая старуха.

Скупа она, скорей лишится слуха

Последнего, чем пенни из богатства

Отдаст. И покажу пример я братства.

Прокорм нам будет нелегко добыть

У здешнего народа. Так и быть.

Смотри же, как с ним надо управляться.

Старуха будет, знаю, упираться,

И знаю, что за нею нет греха.

Но как бы ни была она глуха,

А вызов в суд она небось расслышит,

И коль у ней не сгрызли денег мыши,

Двенадцать пенсов я с нее сдеру.

Я лишнего с клиентов не беру».

И пристав постучался к ней в ворота:

«Эй, вылезай, из своего болота.

Иль, запершись в вертепе сем проклятом,

Лежишь с каким-нибудь попом иль братом?»

«Благословенье божие на вас,

Сейчас я отомкну вам дверь, сейчас, -

На стук его откликнулась вдова. -

Я что-то не пойму, что за слова

Произнесли вы, сэр, и что хотите?»

«Сударыня, напрасно вы юлите.

Ты знаешь ли, презренная карга,

Благословляла ты сейчас врага

Господня. Вот приказ; и завтра в суд

Тебя, негодница, поволокут.

А там и не за то еще ответишь».

«Честной отец, мне кажется, ты бредишь.

Спаси меня пречистой девы имя!

Как можешь думать ты, чтоб я такими

Грехами стала душу осквернять.

Больна я, отче, надо мне лежать.

Едва хожу я, верь ты мне, не верь ты.

Но ехать в суд? Мне это горше смерти.

А если в чем меня в суде винят,

Так запиши в бумажке, милый брат,

А я уж попрошу пойти юриста.

Мне-то зачем, мое ведь дело чисто».

«Ну, черт с тобой. Но много ты потратишь

В суде кормов. Так лучше мне заплатишь

Двенадцать пенсов, Я ж приказ порву.

Плати скорей, – я, видит бог, не вру:

Мне пенс перепадет из этих денег.

Викарий наш корыстлив и скупенек».

«Двенадцать пенсов! – охнула она. -

Да где ж их взять? Честная пелена

Христова гроба! Ни полушки нету,

Последнее внесла я по обету.

Кору с деревьев ем я и траву.

Не обижай ты бедную вдову».

«Эк невидаль, старухина хвороба.

Пусть черт возьмет тебя. Хотя из гроба -

Но деньги мне должна ты заплатить».

«Но, видит бог, мне негде их добыть».

«Плати, карга. Не то я сам найду,

Что взять. Давай вон ту сковороду.

Ты мне должна еще с тех пор, как мужа

Ты оброгатила и я, дурак, был нужен,

Чтоб грех покрыть и от суда спасти».

«Ну, как не стыдно, господи прости?

Тебя в глаза я в жизни не видала

Да и в судах ни разу не бывала.