— Ну, это не спешное дело, — возразила улыбаясь Ортис, — можно отложить его и на завтра.

После весьма короткой беседы со старухой оба кавалера удалились. Дон Луис повел нас к одному приятелю, молодому дворянину, по имени Габриель де Педрос. Мы провели там остаток дня, даже поужинали, а затем около двух часов пополуночи отправились восвояси. Пройдя, должно быть, с полпути, мы наткнулись посреди улицы на двух людей, валявшихся на земле. Решив, что эти несчастные подверглись нападению, мы остановились, чтоб оказать им помощь, если таковая еще не запоздала. Но, пока мы пытались при царившей темноте определить, по возможности, состояние жертв, явился дозор. Начальник сперва решил, что мы убийцы, и приказал своим людям окружить нас, но, услыхав наши голоса и увидав при свете потайного фонаря лица Мендосы и Пачеко, он возымел о нас лучшее мнение. Стражники осмотрели по его приказу тех, кого мы сочли за покойников. Это был какой-то жирный лиценциат со своим слугой; оба подвыпившие или, вернее, пьяные до полусмерти.

— Господа, — воскликнул один из стражников, — я узнаю этого толстяка-жуира. Ведь это же сеньор лиценциат Гюомар,93 ректор нашего университета! Хотя вы видите его в довольно жалком состоянии, однако же он великий человек и выдающийся гений. Никакой философ не устоит против него на диспуте; он так и сыплет словами. Жаль только, что он чересчур любит вино, тяжбы и гризеток. Вероятно, он возвращался домой, отужинав у своей Исабелы, где, по несчастью, его спутник нализался не меньше его. Теперь оба очутились в канаве. Прежде чем наш добрый лиценциат стал ректором, это с ним нередко случалось. Почести, как видите, не всегда изменяют нравы.

Мы оставили этих пьяниц на руках дозора, который позаботился о том, чтоб отнести их домой, а сами вернулись в гостиницу, где каждый поспешил предаться покою.

Дон Фелис и дон Луис встали около полудня и, встретившись, заговорили прежде всего об Ауроре де Гусман.

— Жиль Блас, — сказала мне сеньора, — сходи к моей тетке донье Химене и спроси ее от моего имени, можем ли мы, сеньор Пачеко и я, повидать сегодня мою кузину.

Я отправился выполнять поручение или, выражаясь точнее, условиться с дуэньей о плане действий. Договорившись с ней о всех необходимых мероприятиях, я вернулся к мнимому Мендосе.

— Сеньор, — сказал я, — ваша кузина Аурора чувствует себя превосходно. Она поручила мне передать вам от себя, что вы весьма обяжете ее своим посещением, а донья Химена приказала заверить сеньора Пачеко, что в качестве вашего друга он всегда будет желанным гостем.

Услыхав последние слова, дон Луис весьма обрадовался, что не ускользнуло ни от меня, ни от моей госпожи, которая сочла это за доброе предзнаменование. Перед самым обедом пришел лакей сеньоры Химены и сказал дону Фелису:

— Сеньор, к вашей тетушке заходил какой-то человек из Толедо и оставил для вас эту записку.

Мнимый Мендоса вскрыл ее и прочел вслух следующее:

«Если вы хотите получить вести о вашем родителе и узнать важные для вас новости, то по получении сего явитесь немедля к «Вороному коню», что подле университета».

— Мне так хочется узнать эти важные новости, — сказал он, — что я обязательно должен удовлетворить свое любопытство. Не прощаюсь с вами, Пачеко, — добавил он. — Если я не вернусь через два часа, то можете один пойти к моей тетке: я загляну туда после обеда. Жиль Блас передал вам приглашение доньи Химены и вы вправе ее навестить.

Сказав это, он вышел и приказал мне следовать за собой.

Сами понимаете, что вместо того, чтоб направиться к «Вороному коню», мы поспешили к дому, где жила Ортис. Прибыв туда, мы приготовились разыграть свою пьесу: Аурора сняла русый парик, вымыла и вытерла брови, надела женское платье и превратилась в прелестную брюнетку, каковой была на самом деле. Действительно, костюмировка изменяла ее до такой степени, что Аурора и дон Фелис казались разными личностями. К тому же она выглядела выше в женском наряде, нежели в мужском, чему, впрочем, немало способствовали чапины,94 которые обычно были у нее очень высокие.

Усилив свои чары с помощью всех средств, изобретенных искусством, она принялась поджидать дона Луиса с волнением, к которому примешивались страх и надежда. То она полагалась на свой ум и красоту, то ей мерещилось, что опыт кончится неудачей. Ортис, со своей стороны, всячески готовилась поддержать свою госпожу. А что касается меня, то, пообедав, я тотчас же удалился, так как Пачеко не должен был застать меня в этом доме и мне, подобно актеру, выступающему только в последнем акте, предстояло явиться к концу визита.

Словом, все было в полном порядке, когда пришел дон Луис. Донья Химена приняла его весьма учтиво, и он в течение двух или трех часов занимал разговором Аурору, после чего я вошел в комнату, где они находились, и, обратившись к кавалеру, сказал:

— Сеньор, мой барин, дон Фелис, не придет сюда сегодня и очень просит вас извинить его: с ним трое каких-то господ из Толедо, от которых он не может избавиться.

— Ах, маленький шалопай! — воскликнула донья Химена, — он, наверно, закутил.

— Никак нет, сударыня, — возразил я, — сеньор беседует с ними о весьма серьезных делах и поручил мне передать это как вам, так и донье Ауроре.

— Ни-ни, не принимаю никаких извинений, — шутливо проговорила моя госпожа. — Он знает, что мне неможется, и должен оказывать больше внимания лицам, связанным с ним узами крови. А в наказание — пусть не является сюда целых две недели.

— Ах, сеньора, — вмешался тут дон Луис, — не принимайте столь жестокого решения: он и без того достоин жалости, так как лишен был счастья лицезреть вас сегодня.

Они некоторое время шутили на эту тему, после чего Пачеко ретировался.

Прекрасная Аурора тотчас же меняет облик, надевает мужское платье и со всей возможной поспешностью возвращается в меблированные комнаты.

— Простите, любезный друг, — сказала она дону Луису, — что я не последовал за вами к своей тетке; но я никак не мог освободиться от лиц, с которыми мне пришлось быть. Меня, однако, утешает то, что вам представилась возможность удовлетворить свое любопытство. Ну-с, какого же вы мнения о моей кузине? Скажите мне без всякой лести.