Они приближаются к большому сухому дереву. В его искривленных ветвях еще вьются черные струйки жирного дыма, словно бракованные флаги, вывешенные на юбилей какого-нибудь демона, а под этим, так странно разукрашенным деревом, на выпирающих узловатых корнях, суетится стая ворон, птиц двадцать; возбужденно прыгают на земле, потом все, как один, кидаются навстречу ветру, карканье, несколько взмахов крыла - и опускаются обратно на землю. Прыжок, полет, спуск. Поднимаются невысоко - человеку будет по грудь, - расправляют черные крылья, словно чернила на ветру, клювы разинуты, словно в хохоте. Глядя на скотомогильник, бросаются в ветер, прыгают, поднимаются, хлопают крыльями почти победоносно, торжествующе.

– Даррен, гля на тех птиц. Зачем они так делают?

– Чё делают?

– Прыгают в воздух, вот так. Гля, они все время так. Чё это они все время вверх-вниз?

– Убей бог мою душу, если я знаю. Я те чё, Билл Одди [21] какой-нибудь, нахер?

Вот они поравнялись с птицами и миновали их, Алистер поворачивает голову на шарнире шеи, чтобы посмотреть на них, как они прыгают.

– Интересно, чё это они так, - произносит он тихо, с ноткой благоговения в голосе, и устраивается на сиденье так, чтобы дольше видеть скачущих черных птиц, племя оборванцев, загадочную их толкотню под мертвым, безлистным деревом, перистую чернильную тайну их сборища.

Еще один дорожный знак:

 АБЕРИСТУИТ

 50

В супермаркете 1

Обожаю ети яркие краски, обожаю просто вот так стоять среди ярких, чистых пятен цвета - овощей и фруктов, среди их запаха, среди лимонов, дынь и лука. Все такое приятное, чистое. Кажется, даже комочки земли на корешках - чистенькие и свежие, и вроде как аппетитные: темная земля, и все эти красивые штуки, что она родит; отварить с маслом. Ужасно приятные. Белые стебли порея с махонькими корешками, похожими на червячков, и сочный зеленый цвет верхних листьев; вонзи в них зубы - и услышишь скрип. Но я мысленно подношу один стебель к носу и вдыхаю запах, острый луковый аромат. Господи, как же у мя в желудке урчит; я тока что обедал, но от етого порея у мя урчит в желудке. И я ведь не голодный; интересно, бывает ли, что в желудке урчит от голода, но не такого, какой можно утолить едой?

Здесь, в отделе овощей и фруктов, я мало чего беру. Из овощей, что здесь выставлены, большую часть я ращу сам, у ся на заднем дворе: капусту, редиску, морковку, пастернак, картошку. Один раз пытался и салат, но его сожрали чертовы слизни. За ночь обожрали в лохмотья, всю грядку, бля. Склизкие гадики. Но все прочее, корнеплоды, типа, я ращу сам, заставляю появиться из почвы; сею крохотные семечки, лелею, поливаю, смешиваю компост и раскидываю поверх семян, маленьких-маленьких, не больше ногтя мизинца, и жду, чтоб проклюнулись первые зеленые ростки, и выманиваю из земли, из этих маленьких-маленьких семян, что-то большое и красивое, морковку, например, или пастернак. Просто диву даешься, как ето из таких крохотных семечек выходят такие большие штуки, верно? Из семечек, и из земли, и еще из моих трудов и стараний. Две руки для етого не нужно, хватает и одной - правда-правда, одной руки хватает, чтоб сделать еду из ничего. Или почти из ничего. А я просто счастлив этим заниматься, убей бог мою душу; вот мой надел земли, и из него я буду растить хлеб свой. Полоска грязи, бесплодной, бесполезной, но я буду за ней ухаживать, нянчить, и она сделается бесценной. И чего только творится под землей, пока я сплю, семена лопаются, прорастают, тянутся наверх, к свету, клубни набухают, наполняясь добром, и всему тому причиной я, я один. Это я сотворяю все прекрасные плоды из грязной земли. Просто кайф; я словно Алан Тичмарш [22] какой-нибудь. Разница, правда, заметная: я, очевидно, не так сильно раздражаю.

Однако ж за покупками ходить с одной рукой - тож не сахар; я не могу просто так потянуться за какой-нить штукой, схватить ее и кинуть в корзинку, нет, нужно поставить корзинку на пол, взять чё надо с полки, положить в корзину, потом обратно поднять корзину и тащить ее дальше до следующей штуки, какая мне нужна, а там все сначала, и опять, и так без конца. Все время наклоняться, останавливаться, снова трогаться в путь - так у любого крыша съедет, бля. Но ничё не поделаешь, верно? Разве выучиться пользоваться ногой как рукой, навроде макаки.

Хватательная, вот, припомнил слово. Хватательная конечность.

Сельдерей. Чарли обожает сельдерей. Лично я терпеть не могу ету дрянь, зеленую и волокнистую, но мой кролик ее, просто обожает, бля, его хлебом не корми - дай сельдерея. А вот морковку он ненавидит: как положишь морковку ему в загон, так через две недели и вынешь, негрызанную, мягкую, гнилую. Я думал, все кролики любят морковку: все равно как мыши любят сыр. Так что Чарли ест сельдерей, а я морковку. Я ращу морковку, а сельдерей не ращу, покупаю. Слишком много заморочек, растить сельдерей специально для кролика, какая б там ни лежала на мне ответственность. И ваще эта фигня всего пятьдесят пенсов пучок.

Ставлю корзинку на пол и бросаю туда пакет с сельдереем. Оставляю корзинку, иду набрать себе луку в мешок. Вот это и правда неудобно: отдираю от рулона целлофановый пакет, открываю его зубами и пальцами, оставляю открытым на куче турнепса, расположенного под луком, роняю в пакет пять или шесть луковиц. Потом хватаю пакетик за ручки и тяну вверх, чтобы пакет расправился и луковицы свалились внутрь, по крайней мере, так я задумал, но конструкция вышла перекошенной, она рушится, луковицы сбегают, катятся по турнепсу и падают на пол, а-а, бля.

– Погодите минутку, сейчас я вам помогу.

– Спасибо.

– Не за что.

У моих ног - молодая женщина, подбирает лук. Прямые каштановые волосы, милое лицо.

– Я вам сейчас другие положу, эти уже битые.

Она кладет на место упавшие луковицы и принимается набирать другие.

– Сколько вам?

– Штук шесть, пожалуйста.

– Не вопрос.

Она кладет в пакет шесть штук, потом связывает ручки узлом. Гляжу, как двигаются ее руки, быстро изгибаясь в лад друг дружке, вены слегка просвечивают под кожей, работают сухожилия. Удивительное устройство, бля. Так много движущихся частей, тончайших и совершенных.

Господи. Когда ж я последний раз трахался?

– Вот, пожалуйста.

– Агромадное вам спасибо.

– Да не за что.

Она улыбается мне, потом берет собственную корзинку, идет прочь меж рядами, туда, где свежая рыба на льду. Классная, добрая, милая молодая женщина. Бля, ангелы повсюду, верно? Только не каждого ангела хочется трахнуть.

Когда ж я последний раз. Когда ж я. Дребаный калека не может даже луку в мешок положить надо чтоб помогли нужен кто-то еще когда ж я последний раз когда запах кожи когда чужая рука у меня между ног этот запах лицо так близко давно ох как давно паршивый неудачник даже в магазин сходить сам не может. Алкаш-никудыха, изъян на лике земли.

На хуй. На хуй.

Отправляю пакет с луком в корзину и поднимаю ее с пола. Свеклу - в корзину, огурец - в корзину, голову салата. Теперь пошли к фруктам, а там

о лимоны

желтые лимоны

ярко-желтые лимоны, в ямочках, на каждом кончике - сосок и

Ребекка режет лимоны медленно это темазепам словно под водой нож медленно входит в ямчатую желтую корку цедра как слой подкожного жира и мраморные дольки треугольные на срезе сложенные из тысяч крохотных слезок и косточки в них как артефакты драгоценности скрытые во льду

Волосы Бекки свисают

нижняя губа отвисла темазепамно-медленно

тееее маааа зеее паамм ммеееедленно

изящные худые пальцы отделяют ломтики от разделочной доски на поцарапанном дереве остались мокрые круги а потом медленно поднимает медленно опускает ломтики лимона в стакан джина и гневное шипение и лед потрескивает