Он решительно отбросил эту мысль. Сейчас важнее всего — Мирани. Все прочее после!

Креон свернул направо, потом нырнул в сводчатый проем, такой низкий, что пришлось ползти. Орфет, естественно, застрял, его с трудом вытащили. Должно быть, дренажная штольня... Потом проход снова расширился, Сетис поднялся на ноги и почувствовал на руках что-то влажное. Неужели вода?

Миновав еще два поворота и спустившись на сорок ступенек вниз, Креон остановился и обернулся к своим спутникам.

— Пришли...

Он поднял с пола небольшую лампу, поджег фитиль. Бледный голубоватый язычок пламени выхватил из мрака его мертвенно-бледное лицо. За спиной у Креона виднелась дверь.

Дверь была огромная, ее верхняя створка терялась в темноте. На красноватой медной панели еще сохранилась облупившаяся краска древних картин: в тусклом свете лампы Сетис различил лица полузабытых богов, пейзажи, сюжеты легенд, позабытых всеми, кроме поэтов, сцены сражений и любви из давным-давно утраченных мифов.

Он протянул было руку, но альбинос мягко отстранил его и снял с шеи небольшой ключ. Криво усмехнувшись, он вставил его в замочную скважину и без малейших усилий повернул.

Потом, поднатужившись, распахнул тяжелую дверь.

— Мое царство, — сказал он.

Мирани уснула. И проспала всю ночь. Поэтому утром она чувствовала себя намного лучше. Ей по-прежнему не разрешали выходить из комнаты, даже чтобы принять ванну, и все Девятеро по очереди дежурили у ее постели Когда наступил вечер, она выпила из хрустальной чаши холодной воды с едва уловимым привкусом лимона.

На подоконнике, поджав ноги, сидела Ретия. Она хмурилась, темные волосы растрепались, обрамляя лицо спутанными прядями. Далеко над морем ослепительной синевой сияло жаркое, пустынное небо.

Почувствовав взгляд Мирани, Ретия обернулась.

— Ты, наверно, с ума сошла, — пробормотала она.

Мирани допила воду. Поставила чашу, снова наполнила ее, нарочито медленно, стараясь придумать хоть какой-нибудь план. Выбраться из Дома. Сейчас это важнее всего.

— Почему? — спросила она.

Ретия резко обернулась.

— Подумать только — вступить в заговор с целью убить генерала!

— Это сделала не я.

— И что это за чепуха про Гермию?! — Ретия презрительно рассмеялась. — Согласна, она не величайшая из Гласительниц, каких знал Остров, и ее суждения иногда безнадежно глупы, но как ты могла подумать, что сумеешь занять ее место! — Она впилась взглядом в Мирани. — Но, с другой стороны, никогда бы не подумала, что у тебя хватит духу на такое...

Мирани пожала плечами, ощущая в складках туники холодную твердость ножа.

— Как я понимаю, ты рассчитываешь занять место Носительницы... когда меня не станет.

Ретия смотрела на море.

— Конечно, займу, — высокомерно заявила она. Потом оглянулась: — Хотя не понимаю, о каком расчете тут можно говорить.

— Врешь! — Мирани встала и подошла к окну. — Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Ты с самого начала шпионила для Гермии. Именно ты зашла сюда и нашла обрывки записки, которую мне передал Архон, и отнесла их к ней. Ты рассказала ей, что Орфет и Алексос прячутся в Храме! Если она велит тебе спрыгнуть с обрыва, ты и это сделаешь.

Изумленный взгляд Ретии стал ледяным. Она встала и влепила Мирани увесистую пощечину. Девушка отшатнулась, прижав ладонь к вспыхнувшей щеке.

— Для начала хватит, — презрительно бросила Ретия. — Запомни: ни для кого я не шпионю, и меньше всего — для Гермии. Я не обшариваю полы в поисках обрывков чужих писем и не опускаюсь до того, чтобы сплетничать, даже о тебе. Поэтому будь добра объяснить, с чего тебе пришла в голову такая чушь!

Мирани глубоко вздохнула. От удивления она потеряла дар речи. И больше всего ее пугало то, что горячее презрение Ретии было искренним. Совершенно искренним.

Она в замешательстве опустилась на кровать.

— Кто же это был, если не ты?! О Храме мало кто знал. Сетис...

— Тот самый писец, с которым ты ушла?

— Да. И, конечно, Крисса. Мне пришлось рассказать ей, потому что... — Она запнулась. — А она выложила все тебе, и...

Ретия расхохоталась.

— А тебе не приходило в голову, что я ни за что на свете не стану слушать эту пустозвонку?

— Значит, ты не...

— Просто не стану время терять.

Девушки долго смотрели друг на друга. Наконец Мирани еле слышно прошептала:

— Не может быть... Крисса! Она бы и не сообразила... ума не хватило бы... Просто смешливая глупышка.

— Выходит, не такая уж и глупышка. — Ретия села рядом с Мирани. — Надо же — сказала тебе, будто я тебя выдала! Ну и мерзавка!

От потрясения Мирани не находила слов. Крисса была ее подругой, единственной подругой на Острове! Неужели все это время она вела двойную игру?! Но Крисса сказала, что рассказала обо всем Ретии, а Ретия это отрицает, и с упавшим сердцем Мирани вдруг поняла, что если кто-то из них двоих и достоин доверия, то только эта высокая, гордая девушка, которую она всегда побаивалась. А это значит...

— Ты уверена... — начала она, но Ретия не дала ей договорить:

— Она всегда была на короткой ноге с Гермией.

— Правда?!

— Еще до твоего появления. Кое-кто из нас все-таки замечает, что творится прямо у них перед носом.

Мирани была оглушена известием.

— Значит, ты знала об Аргелине и Гермии? Если ты так умна, то должна была видеть, что они замышляют...

Ретия пожала плечами.

— Может быть. — Она рассеянно смотрела на свои ладони, то сжимая их в кулаки, то снова разжимая. Потом подняла глаза. — Мирани, твои слова о заговоре против Оракула...

— Это чистая правда!

— И о том, что с тобой разговаривает Бог. Я не верю.

— И это тоже правда. — Мирани хотелось вскочить закричать, но она глубоко вздохнула и заговорила как можно спокойнее: — Мальчик, которого мы нашли и есть настоящий Архон. Воплощение Бога на земле. Готовится великое святотатство, и если меня уберут с дороги, то остановить их будет некому. Разве что за это возьмешься ты.

— Я!? — Ретия холодно рассмеялась. — Даже не думай. Я стану Носительницей.

Безнадежно. Хотя какая-то крошечная нотка в этом презрительном смехе прозвучала фальшиво. Мирани привстала и с жаром воскликнула:

— Ретия, отведи меня к Оракулу!

— Ни за что!

— Отведи меня к Оракулу. И я докажу, что мои слова — правда.

Но Ретия не успела ни ответить, ни даже взглянуть на Мирани. Распахнулась дверь, и в комнату вошла Гермия.

Обе девушки торопливо вскочили.

Она была в маске, в полном облачении Гласительницы. За ней следовали остальные жрицы из Девятерых, и на каждой была подобающая званию маска.

— Ретия, возьми. — Гермия протянула ей маску Виночерпицы. Ретия заколебалась, но всего лишь на миг.

Потом надела маску и встала на свое место в полукруг. Жрицы стояли вокруг Мирани, улыбаясь золочеными лицами, и лицо Криссы было таким же золотым и улыбалось вместе со всеми. Мирани впилась в нее гневным взглядом.

— Я тебе доверяла, — прошипела она. — Считала тебя подругой!

Приглушенный голос Криссы звучал самодовольно.

— Не говори глупостей, Мирани. Я сама разберусь, что хорошо, а что плохо.

— Хорошо для кого?!

— Хватит! — Гласительница повелительно подняла руку. — Кольцо разорвано! Девятеро собрались на суд, вынесли приговор, и тебе пришло время узнать свою судьбу.

Она и так ее знала. И все остальные тоже знали. Поэтому Мирани заставила себя выпрямиться, гордо поднять голову. При мысли о том, отец сидит у них дома на Милосе и читает ее последнее письмо, она чуть не заплакала, но лишь еще крепче сжала губы.

— Ты виновна в измене Оракулу. Завтра на закате тебя уведут с Острова и похоронят заживо в вечной гробнице Архона. Без воздуха и воды ты умрешь медленной смертью, которой желает Бог. А после смерти твоя душа будет в вечных муках блуждать по пустыне, палимая солнцем, обдуваемая всеми ветрами. Ты никогда не обретешь покоя. Никогда не отведаешь воды в садах Царицы Дождя, а семья вычеркнет твое имя из своих сердец.