Я, конечно, дал по пальцу сам, обратил всё в шутку, долбанул в переднее сиденье... А сердце так и осталось там, на полу, в Сашиной БМВ.

– Почему-то хотелось, чтоб это сделала ты, – объясняю потом спокойно. – Или я не прав?..

– Да забудь ты, Ромик, это же прикол, – отвечает развесёлый Светик, потягивая джин-тоник. – Стриптизёры ведь: ты бы обиделся – он бы не понял.

И точно – что это я разошёлся. Шуток не понимаю! И Стулик, быстрый, острый, мой – вот он опять, на своём месте. Надо бы Светку в первые ряды, чтоб лучше видно. Она протиснулась сама и села почему-то на корточки. Фиолетовый Диллон вышагивал уже на сцену, а умиротворённый я вернулся к бару за двойным ром-колой.

Так уютно наблюдать за маленькой фантасмагорией издали. Диллон, высвеченное чёрное солнце, вздымается протуберанцами над тёмной грядой голов, потом ныряет вниз... Но – предчувствие! – и зыбкая почва опять уходит из-под ног: там же где-то сидит Светлана... Конечно, на этот раз это уж будет она, точно она, и как отобьётся там без меня?! Я на секунду отворачиваюсь, гоню прочь навязчивый фантом... – а Диллон уже возносит её, покладистую, на свой алтарь, лезет к лямкам трусиков, ползёт, как в замедленной съёмке, рукою по голой спине, оттопыривает огромные губы, устремлённые к её лицу... нет, она-то серьёзна, не заигрывает нисколечки, не стесняется. Она сосредоточена всего лишь на том, чего от неё хотят – поддаться немного этому лоснящемуся натиску, обвить Диллона ногой (о, знакомый жест!) и – самое главное – не упасть.

«И как все они выходят, эти девчонки...» – вспомнились её недоумённые глаза. Я зашагал вперёд, прямо, как ледокол, чуть не распихивая всех, – зачем?.. ведь не стащил бы я её?.. И взгляды, насмешливые взгляды грезились уже отовсюду. Но кому был я нужен! Там, на сцене, в тесном кругу затаивших дух девчонок, ожидало меня зрелище, убийственное в своей простоте: Света голой спиной лежала на полу и старательно, ритмично отдавалась Диллону под белым халатом!!...

...моя маленькая вселенная, пульсируя, сознательно и методично убывала в чёрную дыру!

Не было оторопи, бешенства, припадка ревности – не было. Как будто я уже видел это, такое солоноватое дежа-вю. Тупое недоверие моменту. И странная покорность случившемуся именно так, а не иначе. Зачем, за что?! Оглядев украдкой ликующую публику, я двинул прочь. Руки било дрожью.

Вышел на воздух, закурил... Стало пусто и легко. Ну вот и всё. Когда-то это счастье должно было накрыться – но кто думал, что так вот вдруг?.. что так глупо? Идиотский, бесславный конец. Сейчас главное – остаться на высоте... и – отрезать, как не бывало.

Вышла Света с мутными глазами (пьяна ты, что ли?).

– Ромик, ты где, я тебя уже полчаса...

– Так. Послушай меня, девочка. – (Я спокоен.) – Мне... не о чем с тобой разговаривать. Сейчас я посажу тебя на такси – до мамы, а завтра пришлю вещи. И попугая. Всё.

...что скажет она в ответ, заплачет ли непонимающе, станет оправдываться, умолять о пощаде?.. Откуда-то из глубины накатывает необоримое: я не в силах так вот просто похоронить двухмесячный свой плод... Я уже готов к диалогу, я выпускаю свою хлёсткую тираду с достойным таким безразличием, я возлагаю на неё это право выкарабкаться, уверенный в искренности грядущего раскаяния. (Я, наверно, болен.)

Ха – было всё не так. Света округлила на меня глазищи. Вся правда человечества олицетворилась во взгляде... Ах, так!.. Хорошо. Пожалуйста. Тогда – всё. И сажать в такси меня не надо, есть люди, которые обо мне позаботятся! Алё, Коля?! Это я! Узнал? Да-а-а, давно не виделись... Слушай, нужна твоя помощь, тут такая история, потом объясню... ты не мог бы... за мной приехать?.. Оч-чень хорошо. Как называется набережная?.. Как называется гостиница?! Слышишь, ты!.. (Это она мне.) Как называется?!!

...Раушская называется, «Балчуг»... Что-то я, наверное, переборщил. Как мог я её сразу так!.. Будь он неладен, этот шаткий миг, – я не хочу верить, что всё сейчас летит ко всем чертям! Что ж, теперь вместо меня, её верного Р-р-рамана – какой-то Коля?.. Или уже пусть катится?! – другой бы развернулся, и горевал недолго. А я... размазня!! Всё-таки первый раз, никогда никаких ссор?.. И ведь я – я же сам втянул её в это! Жалко, жалко как! Дать девчонке шанс?..

Мысли метались. Я иду за ней, почти бегу. Я уже не могу отпустить её сейчас, я не могу упустить её!!

– Нужна ты Коле, слушай, успокойся...

– Я не нужна?! Да он только и мечтает!.. Не тр-р-рогай меня!!! Уйди!! – телефончик почему-то полетел на мостовую...

Я подобрал его, сунул ей. (А звонила ли она Коле?..)

– Сейчас он приедет, щас приедет...

Охранники соседних заведений – «Балчуга» и казино «Амбассадор» – удовлетворённо наблюдали за нашей сценой.

– Светик, послушай. Мы неправы оба...

– От...бись от меня! Я тебя не-на-ви-жу!! – Совершенно дикие, красные глаза. Я никогда не видел её такой. (Да что же это, господи! Помоги!..)

Она побежала куда-то прочь. В открытом топике, в приспущенных штанах, с голой спиной – прочь, в ночь.

И тут я понял: никуда я эту истеричку, эту засранку, матерщинницу, это удаляющееся недоразумение со слегка нескладной задницей в шёлковых штанах не отпущу – я готов пасть на колени и превратиться в муравья, лишь бы вернуть её, утихомирить её, забыть неправильную ту минуту – лишь бы всё было, как прежде. Не потому, что в этом виде и в этот час бросать её нельзя – вон удалая компания чуть не зацепила её, но, завидев в таком же темпе надвигающегося меня, вовремя стушевалась... Я шёл, я бежал за ней, как в амоке – не чувствуя ничего уже, кроме огромной и застилающей мозги нежности, которая даст мне силы загладить всё любой ценой.

Я поймал её в каком-то тёмном дворе, и она долго билась в моих руках, пока не обмякла. Тогда, обняв за хрупкие вздрагивающие плечи, я вывел её на набережную. Благодарно взывая к звёздам, я говорил ей что-то искреннее, ждал ответа. Всхлипывая, она смотрела в чёрные воды канала.

– ...завтра... а что было бы завтра? – ничего бы не изменилось. Мир... без нас с тобой останется на месте. Только... перепёлка на балконе снесёт ещё одно яичко.

Милая патетика примирения... В такси Света тут же отрубилась у меня на коленях, а я всё переживал незавершённость. Перемалывал неопределённость. Очевидность моего поражения.

В восемь она уже встала и тут же направилась на кухню. Через минуту потянуло гарью. Я заглянул. Происходило сожжение Марины. На подносе тлели фотографии, исписанные листы... Света, положив щёку на стол, смотрела в огонь и разговаривала с бумажечками... Шепталась с каждою в отдельности.

Я пошёл досыпать. В чутком утреннем трансе трещал огромный костёр, но чёрная обугленная ведьма жила в нём, как дома.

Через час: на кухне жестокий бардак, на столе пепелище, обрывки писем... Света блеском наводит губки.

– Что делать-то будем?.. – (Я хочу реванша.)

– Насчёт чего?

Оказывается, не помнит Света сцены на полу – выпила много. (И точно – натощак, ужинать так и не села.)

...так вот как раскручивается она, эта мыслеформа! Как бьёт совсем другим концом!

– Я никогда и ни у кого прощения не прошу, – продолжает Света, подводя ресницы. – Меня мама даже заставляла, в угол ставила, шлёпала, а я терпела и ревела: «Не бу-уду!»

– А я вот сразу же извинился перед тобой. И где бы ты теперь гуляла, если б я в охапку тебя не сгрёб?

Ну нет, уж домой бы Света не поехала. Пошла бы в парчик, где собираются обычно перед школой, выпила бы джин-тоник, повспоминала бы всю маленькую жизнь свою... ну, потом замёрзла бы обязательно утром, поплакала, пришла в себя и... позвонила бы мне. Здесь её дом, у меня!! Доехала бы даже без денег – иногда ничего не берут... Или пешком дошла бы!

– ...ну ладно... пр-р-рости меня, Р-р-раман!..

А ведь и прощу. Я умею. Всё ведь у нас хорошо. И ещё лучше будет, потому что... работать буду над собой, чувствую силы в себе большие. И ещё потому что... люблю генерировать счастье в этих изменчивых глазах напротив – хотя бы на несколько зыбких мгновений!..