- Вы… Вы поможете мне?

Лаэнэ не ожидала того, что Артур сделал в следующий момент. Он рывком встал с табурета, шагнул навстречу Гайвену и опустился перед ним на одно колено.

- А куда мне деваться? - просто спросил он. - Хороший или плохой, сильный или слабый… вы мой сюзерен, и я буду служить вам до самого конца. Каким бы он ни был, даже если в конце у нас только темнота и смерть. Пусть даже я не очень вас люблю, и считаю слабаком. Вы не умеете быть королем, только и можете, что рассуждать о возвышенной ерунде… но все-таки вы мой король, сэр, и я вас не брошу. Я охраню вас от всех врагов, сколько бы их ни было. Я перехвачу и преломлю о колено все стрелы, что будут в вас выпущены. Я разобью все мечи, и отрежу все руки, что поднимутся на вас. Я буду идти за вами… а когда земля под нашими сапогами обернется огнем - понесу вас сам. Когда дождь станет градом, а горы упадут на наши головы, я заслоню вас и сделаюсь щитом. Отныне ваша дорога - моя дорога, ваша судьба - моя судьба, ваши недруги падут, сраженные мной, и когда это свершится, менестрели сложат о нас песни. Я клянусь вам в верности, государь, и если нарушу эту клятву, то да будет моя голова отсечена от плеч, то да будет мое имя предано позору и поруганию до самого конца мира, то да будет моя душа заключена в чернейшую из бездн. Но этого не будет! - голос Артура взлетел до потолка и теперь звенел, как клинок во время битвы.

Гайвен немного поколебался, а потом подался вперед и принял ладони Артура в свои, как требовал того обычай.

- Я принимаю твою клятву, лорд Айтверн, - медленно произнес Гайвен Ретвальд, и, каким бы чудом это ни было, обрел в тот миг величие, достойное королей древности - они не были его предками, но, подумала Лаэнэ, все равно бы приняли его в свой круг. - Я принимаю твои слова, твой обет… и твое служение. И я в свою очередь клянусь, что сделаю все, чтоб ты не пожалел о них. Я отплачу тебе признательностью, я сделаю все, все что потребуется, чтоб твои дела не пропали впустую. И… Спасибо тебе. Я клянусь, что не подведу тебя.

Лаэнэ смотрела на двух мужчин, уже мужчин, а не юношей, на сидящего и на преклонившего колено, на двух мужчин, без отрыва смотрящих друг другу в глаза. Они только что объединились узами, которые будут довлеть над ними всю жизнь и заставлять совершать те или иные поступки - иногда очень тяжелые, и подчас совершенно необратимые. Лаэнэ знала, что они выполнят то, в чем поклялись. А еще она знала, что это будет нелегко.

- Ну ладно, - произнес Артур, поднимаясь. - А теперь с вашего позволения, пойду немного высплюсь. А то, знаете, давно уже этого не делал.

Он поднялся - закованный в свой новый титул, как в боевые доспехи. Поклонился Гайвену, с безупречной учтивостью. Потом посмотрел на Лаэнэ, беззвучно шевеля губами, словно намеревался что-то сказать, но так и не сказал. Странно усмехнулся и вышел. Дверь за Артуром захлопнулась с шумом, но Лаэнэ даже не вздрогнула. Ей было не до того. Она все так же сидела на подоконнике и смотрела теперь уже в небо за окном, и это небо странным образом изменило свой цвет. Девушка почувствовала духоту.

- Мне очень жаль, - сказал принц. - Я приношу соболезнования, в связи с гибелью твоего отца. Я… сочувствую тебе.

Жаль? Сочувствует? О чем он вообще говорит? Как он может сочувствовать ей? Ведь сочувствовать означает разделить боль и радость. Радости у Лаэнэ не осталось, а о боли Гайвен и подавно знать ничего не мог. Что он мог знать из того, что пришлось узнать ей? Что этот тихий книжный мальчик знает о серых стенах, из которых не выбраться, о солнце, видимом сквозь решетку, о небе, к которому не протянуть руку, о том, как умирает дневной свет, как приходит ночь, а вместе с ночью идут безверие и страх. Что он знает о смерти, обещанной тебе безукоризненно вежливым тюремщиком? О том, как твой собственный отец отдает тебя в руки этой вежливой смерти. О гордости и чести, единственном оставшемся оружии, без которого не продержаться. Что он может знать об этом? С какой радости он роняет свои дурацкие салонные слова, если не понимает, о чем говорит?

- Спасибо, - сказала Лаэнэ.

- И мне очень жаль, что погиб лорд Айтверн, - прибавил Гайвен. - Он был великим человеком. Мне жаль.

Лаэнэ Айтверн закрыла глаза. Лорд Айтверн. Раймонд Айтверн. Отец… Ее отец? Нет. Давно уже нет. Та тварь, встретившаяся ей в Лиртанском замке, не могла быть ее отцом. Она не верила, что может иметь хоть каплю общей крови с тем бездушным оборотнем, нацепившим чужое имя. Сама мысль о подобном родстве представлялась ей оскорбительной. "Я проклинаю вас" - крикнула она тогда, желая, чтобы улыбающийся оборотень и в самом деле попал в сети проклятия, сгинул и обратился в прах. Чтобы улыбка побледнела и треснула, чтобы кожа сделалась серой и сгнила, чтобы волосы осыпались пылью. Чтобы этого существа больше не было под небом. Лаэнэ хотела этого тогда так сильно, как ничего другого не хотела. И вот ее воля исполнилась. Раймонд Айтверн погиб - и Лаэнэ Айтверн не чувствовала по этому поводу ни боли, ни вины, ни потери. Все случилось именно так, как и следовало случиться. Раймонд Айтверн убил Лаэнэ - и Лаэнэ за это убила его. Так поступают все, рожденные от древней крови. Мстят обидчикам до смерти и после нее.

- Мне не жаль, - сказала Лаэнэ. - Мне совершенно не жаль прежнего герцога Айтверна.

Артур спал и видел сон.

Странный то был сон, подобных ему молодому Айтверну прежде никогда не являлось. Он больше напоминал не дремотную фантазию отяжелевшего от усталости и забот рассудка, а воспоминание о подлинных событиях, когда-то уже происходивших. Сон набросился на Артура, стоило тому, не раздеваясь, рухнуть на кровать, и затянул в свои путы.

Видение было до невозможности плотным и осязаемым, неотличимым от реальности. Оно было настоящим. Айтверн готов был даже увериться, что вовсе не уснул, а оказался при помощи неведомого ему волшебства перенесен в непонятное и чужое место, находящееся далеко от деревеньки Всхолмье. Удивительный сон казался ничем неотличимым от яви - Артур прекрасно ощущал тяжесть своего тела, и землю под ногами, и касающийся кожи холодный ветер поздней осени. Вот только… В этом сне, молодой человек твердо знал, его звали как-то совсем иначе, вовсе не Артуром Айтверном.